Серафим мрачно посмотрел на него:

– Будем ждать пароход на Манилу.

Никто не знал, когда придет этот пароход. Серафим бестолково совался то к одному служащему, то к другому. Феликс ходил за ним, не вмешиваясь в переговоры.

Наконец Серафим совсем запарился. Пот лил с него ручьями, форменная рубаха потемнела под мышками и на спине.

– Эх, бусурмане… – вздыхал он и брел дальше.

Феликс потянул его за цепь:

– Пошли пиво пить. У меня деньги есть – угощаю.

Под вентиляторами английской пивной Серафим совсем ослаб. Феликс заказал ему третью кружку. Бармен – плешивый толстогубый парень – с любопытством прислушивался к чужому разговору.

– Откуда вы?

– Из Шанхая, – отозвался Феликс.

Поговорили, где лучше жить, где какие цены.

– В Японии сейчас несладко, – сказал бармен, протирая кружку. – Думаю в Австралию податься – все понадежнее будет. Там, говорят, опять золото нашли. Хотя, может, врут.

– Здоров ты по-английски трепаться, – произнес Серафим, когда бармен отошел к другим клиентам.

Феликс усмехнулся:

– Поработай с мое в полиции – не так заговоришь.

– А я все по китайцам – охранником то тут, то там. Надоело.

Помолчали. Серафим допил пиво, отерся ладонью.

– Вот позвали бы меня сейчас на русский пароход – хоть кочегаром, хоть последним поваренком, – не раздумывая бы пошел! Пусть арестуют, пусть вешают… Лишь бы домой, в Россию, довезли. Не могу я среди этих… – Он показал глазами на шумную компанию американских матросов.

Феликс наклонился к нему пониже:

– Ты ключ достань и сними с меня наручники.

Серафим отпрянул.

– Слушай, что говорю! – рявкнул Феликс. – Поедем сейчас обратно, но не в Шанхай, а на север, в армию генерала Собачье Мясо. При ней организован отряд под командованием Нечаева. Там свои, русские. Платят жалованье, дают отпуск и кормят – все как положено.

Серафим только рукой махнул:

– Куда там!

– Ты не отворачивайся. Что ты в своей тюрьме не видел? Ну сдашь меня на пароход, вернешься в Шанхай… И опять в казематы? Тебе ж там словом не с кем перекинуться.

Серафим, набычась, смотрел в пол:

– А потом что?

– Потом в Россию воевать. Нам нужно силу готовить: Нечаев собирает вокруг себя всех, кто готов с большевизмом сражаться. Собачье Мясо и другие союзники нам помогут.

– Едем! – Серафим бахнул кулаком по столу. – Едем, Родионов, голубчик! Мне терять нечего, я человек пропащий, а для русского дела, может, еще и сгожусь.

Эдна вновь ехала в Кантон – брать интервью у генерала Чан Кайши.

– Мы должны выяснить все о новом лидере Гоминьдана, – сказал мистер Грин на редакционном совете. – Кто он такой – крестьянский вожак или очередной милитарист? Я слышал, он выпустил манифест, в котором пообещал покончить и с губернаторской вольницей, и с иностранцами. Поход на север – дело решенное.

Он хотел отправить в Кантон Майкла Весборо, но тот вывихнул плечо на теннисном корте.

– Я поеду вместо него, – объявила Эдна.

Вот уже несколько недель она жила в доме одна и ненавидела каждый свой день. Даниэль ушел. Все было кончено.

Лиззи отговаривала ее:

– Бог с ними, с нашими мужьями! Давай сделаем журнал, начнем все сначала! Зачем тебе лезть в осиное гнездо?

– Новости – моя работа, – покачала головой Эдна. – Я должна ехать.

– По-моему, ты просто хочешь перерезать себе вены. Как тогда…

Может быть, Лиззи была права. Но в словах «отчаянная храбрость» заключалось хоть какое-то подобие смысла жизни. А без смысла Эдна не могла. Ей было даже некого ненавидеть: поначалу она думала, что Даниэль увлекся Ниной Купиной, но нет – он уехал и от нее.

Маленький пароход «Сучжоу». На грязной палубе – козы; в трюме – серебряные слитки. Слухи об этом разносил веселый мальчик, сын американцев Джона и Маргарет Праттов. Он целый день крутился на палубе и громко восхищался то стаями летучих рыб, то раскрашенными драконами на носах китайских джонок.

Мальчика звали Влади – в честь Владимира Ленина: Джон и Маргарет были поклонниками русской революции.

– Мама и папа никогда не были в Советском Союзе, – рассказывал Влади, – но они все про него знают. У нас дома, в Нью-Йорке, сто тысяч книг о России. А еще папа может говорить: «Сволоч нэдорэзана». Знаете, что это, миссис Бернар? Это угнетатели трудового народа! Мой папа сам выучил русский язык.

Эдна смотрела на золотистую голову Влади, на его бескозырку – точь-в-точь как у цесаревича Алексея, убитого большевиками.

– Серебро очень нужно Кантонскому правительству! – кричал Влади, перекрывая шум винтов. – Оно собирает стотысячную армию, чтобы идти на север и покончить с беззаконием.

Влади размахивал игрушечной саблей; козы в ужасе шарахались от него.

Эдна хотела уклониться от встречи с поклонниками Ленина, но они были единственными пассажирами первого класса, и обед им подали за одним столом.

Маргарет оказалась маленькой некрасивой женщиной со слишком длинной челкой, которую она все время сдувала набок. Джон был выше ее на две головы, носил очки в черепаховой оправе и большой перстень с розовым камнем.

Пратты лучились здоровьем и спокойной доброжелательностью, и Эдна не смогла устоять: она слишком соскучилась по людям, у которых все хорошо.

Мистер Пратт жил в Китае около полугода и работал переводчиком в газете «Народная трибуна». А Маргарет с Влади только-только приехали. Джон встретил их в Шанхае и теперь вез в Кантон.

Как только Пратты узнали, что Эдна является корреспондентом, восторгу их не было предела.

– О, это моя мечта – ездить по разным странам, знакомиться со всеми и рассказывать людям правду! – кричала Маргарет. – Но я не в ладах с буквами. Записку мужу – чтобы купил масла к обеду, – и то с четырьмя ошибками напишу. – И она расхохоталась, подмигивая Джону.

– Наша редакция, кстати, помещается в одном доме с квартирой Бородина. Я молиться готов на этого святого человека, – сказал Джон.

Эдна напряглась. Бородин был главным политическим советником партии Гоминьдан.

– А вы могли бы нас познакомить?

Джон покачал головой:

– Сейчас он в Пекине – на севере тоже полно работы. Подлый Чан Кайши воспользовался его отсутствием и арестовал нескольких советников из России. Он сказал, что вместо империалистов посадил себе на шею новых узурпаторов, которых интересуют их собственные цели, а не счастье китайского народа. Если бы Бородин не вмешался, союзу России и Гоминьдана пришел бы конец. Там все очень и очень ненадежно.

Эдна не верила своим ушам – в Шанхае ничего не знали об этом расколе.

– И что сделал Бородин? – осторожно спросила она.

– Это изумительный человек! – воскликнул Джон. – Он сказал Чан Кайши, что те люди действительно зарвались, и пообещал, что Москва пришлет новых советников, более профессиональных.

Пратт еще долго говорил о подкупающей внешности Бородина, о его неизлечимой малярии, которую тот переносит с невиданной стойкостью, о его большом опыте и политической мудрости…

«Ничего не поменялось, – думала Эдна. – Белые люди свято верят в то, что приведут Китай в Царствие Божье. Миссионеры, капиталисты, коммунисты – никакой разницы нет. Они приезжают в страну, объявляют себя вождями и воюют не столько за просвещение китайцев, сколько за то, чтобы другие просветители не покусились на их место».

Пароход поднялся по Жемчужной реке до Кантона. Зелень, бесчисленные острова, жара – задохнуться можно.

– Белому человеку в Кантоне лучше носить на рукаве повязку, – сказал мистер Пратт, возбужденно обмахиваясь веером. – Если ты русский – то с красной звездой, если немец – то с китайской надписью «Я немец». Немцев тут любят – они пострадали от Великих Держав.