— По словам господина де Бражелона, — усмехнулся Анри, — Но знают ли это мусульманские пираты?

— …А господин де Невиль и Гугенот его передразнивали и пили за стаксели, за брамсели, которые вам, Анри, было угодно назвать барселями… и за все парусное вооружение. Кстати, вот его рисунок. Взгляните. Насовсем не дам — мемуары превыше всего! Но, может, что-то запомните, авось, пригодится.

Анри взял лист, на котором несколькими линиями, четкими, точными и немного напряженными, был намечен летящий корабль, и небрежно, размашисто написаны названия парусов.

— Не дадите?

— Не дам! — сказал Ролан, — Я их учу! Это мое наглядное пособие.

— Да и ладно! — фыркнул Вандом, — Очень нужно! Можете хоть до дыр зачитать ваше наглядное пособие! Что мне нужно, я и так запомню. С меня хватит марселей… и…

— Барселей, — хихикнул Ролан, — Нет, господин Вандом, без грота и фока — это те паруса, что мы убирали при штормовом ветре, самые большие! — нам не переплыть море.

— Без блинда тоже, — заметил Анри, — без этого паруса, что за ростром!

— Вы не совсем безнадежны, — заметил Ролан.

— Спасибо на добром слове, — склонил голову Анри, — Печенья еще желаете?

— Благодарю, я сыт. Трудно жевать и рассказывать. А скажите, Анри, я наблюдательный человек?

— О да! — искренне сказал Анри, — Не сто процентов, но близко к тому.

— Вы мне льстите, Анри, — вздохнул барабанщик.

— Я никогда никому не льстю! — вскричал Анри, — Ой! То есть не льщу! — поправился он, — Но почему вы спросили об этом?

— Наблюдательность мне просто необходима, как профессиональное качество. Я понимаю, Анри, что я еще молод, и мне не хватает жизненного опыта, но я стараюсь развить…

— Развивайте, господин мемуарист, развивайте, — напутствовал Анри, отправляя в рот очередную печенинку.

— Вот у Люка Куртуа, нашего художника, стопроцентная наблюдательность!

— У Люка Куртуа скорее то качество, которое называется зрительной памятью, — заметил Анри, — А кстати, где сей гений кисти и холста, сей жрец Аполлона, где наш Апеллес?

— О! Люк пишет монументальное полотно, холст размером примерно два метра на метр с чем-то.

— Ого! Внушительные размеры! Где же он взял такой подрамник? Насколько я помню, весь багаж Апеллеса умещался в одной холщовой сумке, да еще ящик с красками через плечо.

— Вандом-Вандом, — покачал головой барабанщик, — Любой моряк сообразил бы! Здесь же есть плотник, и не один, есть инструменты, на тот случай, если на судне пробоина или мачта сломается, не говоря уже о более мелком ремонте.

— Да, в самом деле. Не сообразил. А на холст пошел какой-нибудь парус.

— Я повторяю, Анри, вы не совсем безнадежны. Из вас еще может получиться морской волк. Капитан заказал Люку групповой портрет — для кают-компании.

— Я рад за Люка, — искренне сказал Анри.

— Но это еще не все, — сказал Ролан, — В перерывах между сеансами, пока краски подсыхают, Люк рисует маленькие картинки-сувениры с изображением 'Короны' . Ибо его монументальное полотно предназначено для украшения кают-компании, а капитан и его офицеры пристали к Люку с просьбой запечатлеть флагман на маленьких картинках. И Люк эти 'Короны' пишет, как лепешки печет. И все в полном восторге! Но это еще не все! Дело в том, что Люк долго высматривал, с какой точки зрения изобразить капитана и его приближенных. У него было два варианта — поместить персонажей на баке, чтобы в перспективе был этот вот блинд, бушприт и ростр. И, конечно, море, и, конечно, горизонт…

— А за горизонтом — Алжир, — вздохнул Анри.

— А другой вариант был на юте. На корме. Там немного другая перспектива. И фоном был бы красный кормовой флаг с золотыми лилиями — морской военный флаг.

— Это я тоже знаю, — опять вздохнул Анри. — Красный флаг на корме — объявление войны. Вчера еще его не было.

— А сегодня он есть! — сказал Ролан.

Анри хотел еще что-то сказать, но вздохнул и промолчал.

— Ешьте ваше печенье, — усмехнулся барабанщик.

— Не хочется что-то, — пискнул паж и спрятал свой кулек в карман курточки.

— И дальше, по второму варианту Люка Куртуа, опять было бы море — до горизонта… Но с этой точки зрения, за горизонтом — Франция. А теперь угадайте, какой вариант выбрали Люк и капитан.

Анри пожал плечами.

— Я не художник и не моряк. Мне нравятся оба варианта. Но, если рисовать вот отсюда, где блинд и бушприт, в картине будет больше движения.

— Браво, Вандом! В яблочко! Вы угадали!

— Значит, капитан и Люк остановились на варианте с блиндом, ростром и… Алжиром за горизонтом. 'Веселая' перспектива, — пробормотал Анри.

— Но и это еще не все! Люк пишет свою большую картину в каюте-мастерской, а этюды он делает здесь, на баке. Потому что ему очень важны какие-то там цветовые отношения, воздух, оттенки, ну, словом, китайская грамота. И теперь Люк вытаскивает свою живую натуру на бак, чтобы все было в естественном освещении.

— И как?

— Сначала ужасная мазня, а потом все оживает! Помощник капитана, господин де Сабле, сначала недоумевал, откуда у него взялся фингал под глазом. Люк ответил, что это тень. А тот все удивлялся, с чего такая тень. 'Я, господин Люк, не исключаю возможность появления фингала на моей физиономии на случай, если в скором будущем нас ждет абордажная схватка, но…" — "Успокойтесь, сударь, — отвечал ему Люк, — Я не исключаю возможность появления на вашей физиономии даже экзотического художественного шрама, ежели воспоследует абордажная схватка, но поймите одно, свет теплый — тени холодные, и тень на вашем лице холодная, с фиолетовым оттенком, черт возьми, клянусь всеми вашими мачтами и реями! ' А потом подошел капитан и сказал только: «Похож». И настырный помощник успокоился. А Люк, закончив работу с натурой, собрал свои вещи и ушел в мастерскую.

— А Пираты не ревнуют Апеллеса к морякам?

— Люк от них никуда не денется. Так что Пираты по-рыцарски предоставили первенство морякам. Люк очень рад, что ему подвернулась работа. Он не очень-то желал участвовать в пиратских оргиях. Оргия, наверно, слишком сильно сказано… Пирушках, лучше сказать. Итак, я продолжаю.

— Продолжайте. Но скажите, Ролан, красный флаг — это уже вступление в войну?

— Ну да, — спокойно сказал барабанщик.

— И вы так спокойны?

— А чего бояться?

— А если… всамделишные… пираты?

— Черт с ними, Вандом! А на что 'Короне' пушки, дьявольщина! Мы как пальнем, будут драпать до самого Алжира!

— А если абордаж… Это же ужасная резня…

— Я вам уже говорил и повторяю еще раз: современный морской бой ведут линейные корабли, абордажный бой вышел из моды!

— Это по новейшей информации господина де Бражелона. Но дикие пираты Средиземноморья не располагают такими сведениями, как адъютант Адмирала Франции. Они дикари и воюют, как придется. И кто будет диктовать моду, тот еще вопрос! А если они полезут на абордаж? Что тогда?

— Тогда будем драться!

— И кто нас защитит? Пьяные Пираты?

— Моряки, конечно! Солдаты! И с Пиратов хмель слетит, если услышат 'к бою' , не переживайте!

— Вы уверены?

— Конечно! Вы успокоились, Вандом? Люк и де Сабле шутили, над де Невилем посмеивались.

— Ах, — проговорил Анри, — Знаете, что я подумал? Может, это и грех, но я хотел бы, чтобы нас унесло течением куда-нибудь в тропики… подальше от жестоких пиратов Средиземноморья. И мы высадились бы — представьте себе! — на необитаемом острове!

— И жили бы как дикари?

— Пусть дикари, зато на свободе! И был бы мир! Построили бы себе хижины…

— А что бы мы ели, господин де Вандом?

— Ну,… послали бы мужчин на охоту.

— Мужчин? А вы кто, не мужчина?

— Я… тоже… Еще ели бы фрукты… Это было бы так здорово!

— Не знаю… — протянул Ролан.

— Вы, Ролан, не хотите попасть в тропики?