— Любой ценой? Но не ценой чести!

— Опять! Анри, у меня впечатление, что мы говорим с вами на разных языках. Подначки и шуточки Пиратов не приведут к поединку. Я этого не допущу, раз уж эти бедовые ребята прозвали меня Пиратским Королем. Клянусь… — он хотел было сказать 'клянусь честью' , но подумал-подумал и сказал:

— Клянусь нок-реем, на котором никто не будет повешен!

— Вы опять насмешничаете! Какой же вы ужасный человек! Какой вы вредный! Я очень уважаю искренних людей…

— Я тоже.

— В этом, господин де Бражелон, позвольте усомниться. Вы слишком язвительны и ироничны, а искренних людей, по-моему, считаете придурками.

— Анри! Но нельзя же выбалтывать встречному-поперечному, что у тебя на душе! Провались в преисподнюю такая искренность! И знаете что…Позвольте вас предостеречь. Не надо быть чересчур доверчивым. Это я вам советую от души и вполне серьезно. Вот — хотел же впрок полентяйничать, побездельничать, так нет, явился, растормошил…

— Вы что, испанский король,[55] что вас нельзя потормошить?

— Слушайте, вы, неугомонный! Я — вот я лично — живу сегодняшним днем. В данный момент мы все отлично себя чувствуем. Вот и цените этот момент. Время быстротечно. Сейчас нам хорошо — и слава Богу! Как знать, какие беды и лишения ждут нас в будущем.

— Вы боитесь будущего?

Рауль покачал головой.

— Честно?

Рауль кивнул.

— Совсем-совсем? Неужели вы нисколько, ни чуточки не боитесь ужасных иноверцев? Ведь они подвергают людей чудовищным пыткам, превосходящим человеческое воображение.

— Если и боюсь — да, пожалуй, боюсь, — то за своих приятелей. За вас, за малька, за желторотых.

— А за себя вы не боитесь?

— Мне все равно. И вообще, как любит повторять наш милый герцог, двум смертям не бывать…

— Вы, наверно, сочтете меня малодушным трусом, господин де Бражелон, вы такой отъявленный храбрец, но… когда я начинаю думать о войне, и о том, что меня могут убить, я мысленно обращаюсь к Богу: "Боже Всемогущий, если уж мне суждено погибнуть, сделай так, чтобы СРАЗУ, чтобы не мучиться долго' .

Анри робко взглянул на Рауля, ожидая очередной насмешки, презрительной фразочки типа 'ишь чего захотел' , но Рауль понимающе кивнул и поднял руку в дружеском жесте. Паж понял этот жест, и они ударили друг друга по ладошкам.

''Вот и поговорили", — сказал Анри с улыбкой.

— Сир! Извините за вторжение, но мы придумали потрясающую вещь! — воскликнул де Невиль.

— Пришвартовывайтесь, ребята, — пригласил 'сир' , — Выкладывайте, что там у вас.

Пираты разместились кто где, чуть ли не на коленях друг у друга.

— Вот что мы придумали: поручим твоему Гримо сделать чучело, он же мастер на все руки, твой Молчаливый!

— Зачем?

— Это будет чучело Дуэлянта. Люк нарисует рожу пострашнее, и мы повесим чучело на рее. Как бы понарошку, понимаешь? Но пригласим начальство, устроим все как на самом деле. Со священником, палачом, барабаном. Это будет наш ответ Бофору и капитану! Я наряжусь пострашнее и повешу чучело Дуэлянта. Ты у нас будешь священником и пробормочешь что-то типа молитвы. Малек будет барабанить. А прочие господа Пираты сменят парадную форму на одежды кающихся — дырка в мешке — вот тебе и кающийся грешник! Вроде Двора Генриха Третьего. А потом торжественно снимем чучело с рея и выбросим в море. На их приказ ответим им потешной церемонией. Ну как, согласен?

— Нет. Мне не нравится эта идея.

— Но это же шутка! Развлечение!

— Мы только шутили… Оливье, потешная казнь — дело, недостойное нас. Я сказал бы, что это ребячество, но в этом есть изрядная доля кощунства. Даже не ребячество. Нормальные дети не играют в смертную казнь, разве выродки какие-нибудь.

— Не губи на корню отличную идею!

— Тупую идею. Я в этом отказываюсь участвовать.

— Можешь не участвовать, от тебя требуется только приказать Гримо сделать нам чучело.

— Вот еще! Делайте сами, если вам охота.

Гугенот, примостившись в уголке с книгой о пиратах, сказал:

— Ты прав, Рауль. Зубоскалить над смертной казнью — тупо, пошло и цинично. Эта публика мается от безделья.

— А ты вообще молчи! — огрызнулся Оливье, — Мушкетер нашелся! Книжный червь! Уткнул нос в книжку и ничего слышать не хочет.

— Да позволено мне будет вмешаться, — заговорил Анри де Вандом, — Книга, которую с такой жадностью читает господин Гугенот, содержит весьма интересные, но и жутковатые сведения о морских разбойниках Средиземноморья. И я намерен познакомиться с ней в ближайшем будущем. Вы помните, что я занял очередь за вами, сударь?

Гугенот кивнул и снова уткнулся в книгу.

— Какие же вы скучные! — протянул Оливье, — Значит, за начальством останется последнее слово? Гугенот читает, Рауль зевает, а я должен думать — один за всех! Эй вы, сонные мухи! Можете вы представить, чтобы Тревиль приказал своим мушкетерам подписать такую поганую бумажонку? И что, они подписали бы? Мог бы наш гасконец потребовать от нас поставить подписи на такой бумаге? Д'Артаньяну в голову бы не пришла такая пакость!

— Моряки флагмана — это тебе не гвардейцы кардинала, — буркнул Гугенот.

— Ладно, мальчики из Фонтенбло, отдыхайте. Что мне, больше всех надо? Капитан прав. Пай-мальчики из Фонтенбло.

Рауль задумчиво дергал хвостики своей банданы.

— Не горячись. Дай подумать. Есть одна мыслишка.

— Что за мыслишка? — живо спросили желторотые.

— Дайте подумать! — он повысил голос.

— Думайте, думайте, — примирительно согласились желторотые.

Рауль взял у Гугенота книгу / не без некоторого сопротивления со стороны последнего /, полистал ее, открыл начало и зашептался с Гугенотом. Между тем Серж обратился к Пиратам:

— Не так надо действовать, господа хорошие. Не дело мы затеяли.

— Но сначала все согласились! — возразил Оливье.

— Ряженый священник, ряженый палач, чучело Дуэлянта, кающиеся, барабан. Пародия на смертную казнь. Нельзя глумиться над трагедией нашего века. А ты, Ролан де Линьет, — продолжал Серж, — Не для того выпрашивал свой барабан, чтобы участвовать в таком тупом фарсе. Героическому Жоффруа понравилось бы это, а?

Ролан молча покачал головой.

– 'Люди бегут за несчастными преступниками, чтобы взглянуть на них вблизи, выстраиваются шпалерами и высовываются из окон, чтобы увидеть, с каким лицом и осанкой идет на казнь человек, который приговорен и ждет неизбежной смерти. Какое пустое, злобное, бесчеловечное любопытство! Будь люди немного разумнее, место казней всегда пустовало бы, а присутствовать на подобных зрелищах считалось бы позором'.[56]

— Простите, господин граф, — сказал Ролан, — Мы заигрались. И я готов был принять участие в этой игре, недостойной нас — вы совершенно правы, господин виконт. Но я еще никогда не видел…этого…

— И не увидишь, даст Бог, — сказал Рауль вполголоса.

— А я… а мне уже приговор прочитали! — вырвалось у Сержа, — Меня, как сторонника мятежного Конде должны были вздернуть на виселицу. Не дай Бог никому из вас… Тьфу, черт, опять я…

— Мы знаем, Серж, — так же тихо сказал Рауль, — Это прошло. Успокойся. Не терзай себя кошмаром прошлого.

— Прости, дружище, — виновато проговорил Оливье, — Я не хотел сыпать соль на твою рану. Я думал, она уже давно зажила. Я хотел обратить кошмар в шутку.

— А может быть, господа, наш король когда-нибудь отменит смертную казнь? — спросил Ролан.

— Держи карман! — фыркнул Рауль, — Дорогой Ролан, ваш покорный слуга когда-то тоже на это надеялся. Правда, нашлись добрые люди и помогли мне расстаться с наивными иллюзиями. Но довольно о грустном. Что-то вы и впрямь приуныли. Я предлагаю высмеивать наших врагов, это более достойное занятие. Но сначала, Пираты, нам необходимо узнать о них побольше. Я только повел носом по страницам книги, в которую с такой жадностью вцепился Гугенот, но, смею заверить, есть нечто, заслуживающее нашего внимания.