- Да, - Власов не стал отрицать очевидное. - Там же и кровь была.
- Проклятая шпилька, - проворчал Порциг. - Говорил я лапочке - не носи ты эту ужасную штуку, ей же заколоться можно. Ведь эта штука могла, некоторым образом, воткнуться... как гвоздь, - профессора передёрнуло.
- Она и воткнулась, - стал объяснять Фридрих, - просто сразу сломалась. Это же не металл, а какая-то пластмасса. Обломок прошёл между кожей головы и черепом, разрывая сосуды. Сосудов там много. Отсюда и столько крови.
Они сидели всё за тем же обеденным столом, отдыхая после суматохи. Медбригада уже сделала всё необходимое, и улетела на своём смешном вертолётике.
Власов чувствовал себя как-то странно. С одной стороны, скверное происшествие завершилось неожиданно удачно, и это радовало. С другой - он потерял на этой истории немало времени: он-то собирался получить информацию и вежливо откланяться ещё засветло... Проклятье! Гельман!
Помимо изучения электронных архивов Управления на тему экспедиции Порцига, Фридрих сделал утром еще одно дело. Точнее, он сделал его уже в машине, направляясь в поселок "Николаевская усадьба". Он все-таки позвонил по номеру на гельмановской карточке. Делать это Власову не хотелось, но он понимал, что не должен позволять эмоциям брать верх над разумными соображениями. Гельман, судя по всему, действительно что-то знал или хотел предложить. Возможно, это было что-то, важное только для самого Гельмана, но никак не для Власова и его дела. Возможно, вообще какая-нибудь полная чушь. Но для того, чтобы делать выводы, необходимо было выяснить, о чем же, в конце концов, речь.
Галерейщик обрадовался звонку, но тут же, в своей нахальной манере, заявил, что, мол, и не сомневался, что Власов позвонит.
- Давайте встретимся и побеседуем, - продолжал он, не дав Фридриху вставить и слова. - Ээ... скажем, завтра. Завтра у меня как раз будет время.
- Сегодня вечером, - ответил Власов тоном, не допускающим возражений. Во-первых, он и в самом хотел разобраться с галерейщиком и его намеками поскорее. Во-вторых, стоило проверить, насколько сильно сам Гельман заинтересован в этой встрече.
- Ээ... ммм... вообще-то сегодняшний день у меня уже весь расписан, но...
- Я здесь тоже не на прогулке, - заметил Фридрих. - Напоминаю - это вы искали встречи со мной, а не наоборот. Так что, или вы согласны на...
- Хорошо-хорошо, - заторопился Гельман. - Я посмотрю, что... Я отменю все лишнее. Сегодня, ну, скажем, в шесть часов вас устроит?
Скверное время, подумал Фридрих, не увязнуть бы в пробках. Впрочем, позже будет еще хуже, а переносить встречу совсем уж на ночь не хотелось.
- Ладно, - согласился он.
- Вот и замечательно. Тогда подъезжайте в "Аркадию"... вам ведь дали клубную карточку? Десятипроцентная скидка, кстати...
- Почему именно в "Аркадию"? - насторожился Фридрих.
- Ну... кухня приличная, и дорогу уже знаете... карточка, опять же... Вы не волнуйтесь, - добавил Гельман со смешком, - сегодня там не будет никаких негров, я гарантирую! Или вы хотите предложить другое место?
Власов прикинул варианты. Никаких "жучков" в "Аркадии" ему не навешали, это он, разумеется, проверил первым делом. Но место все равно подозрительное. С другой стороны, если Гельман хочет записать разговор (и передать кому-либо запись) - он сделает это, куда бы Власов его ни привел. Не обыскивать же его, раздевая догола, в самом деле (Фридрих скривился при этой мысли). Может ли быть так, что разговоры в "Аркадии" пишутся, но Гельман об этом не знает? Это вряд ли, на страдающего излишком наивности он не похож. Тогда, возможно, в "Аркадии" готовится какая-то провокация? Тоже не очень вероятно - в конце концов, Гельман не мог знать точно, что Власов ему позвонит, и тем более не был готов к встрече в этот вечер. К тому же он вроде бы не исключает возможности встретиться и в другом месте по выбору Фридриха, хотя по тону ясно, что ему бы этого не хотелось... А может быть, все гораздо проще? Галерейщик не пытается заманить его в некую ловушку, а как раз наоборот - боится попасть в ловушку сам? И "Аркадия" представляется ему наиболее безопасным местом для переговоров - безопасным для него самого...
- Мы сможем там поговорить без помех? - осведомился Власов, выделив голосом последнее слово.
- Да, - ответил Гельман с явным облегчением. - Да, конечно. Я гарантирую.
- Гарантируйте тогда заодно, что отключите все свои целленхёреры на время разговора. И отложите любые акции, из-за которых вас могут забрать прямо в середине беседы.
В трубке вновь раздался смешок, а затем Гельман еще раз заверил, что разговору ничто не помешает. Ну что ж, подумал Фридрих. Можно, конечно, поступить так, как он делал обычно - усадить собеседника в машину и общаться с ним, катаясь по городу. Но в этом случае Гельман наверняка будет на нервах, а для пользы дела, пожалуй, будет лучше позволить ему расслабиться... иначе он, чего доброго, так и будет тараторить на посторонние темы, не решаясь перейти к главному. К тому же хорошая кухня - это все-таки действительно хорошая кухня. Власов не был гурманом, но если можно совместить еду и дело и не тратить на нее время отдельно - отчего бы так и не сделать. И Фридрих дал согласие.
И вот теперь злосчастное происшествие с госпожой Порциг полностью отвлекло его от этой встречи. На которую - Власов посмотрел на часы - он, разумеется, уже категорически не успевал. Не успевал даже в том случае, если бы выехал прямо сейчас - а разговор с профессором все же следовало довести до конца. Что ж, придется передоговариваться на другое время. Извинившись перед Порцигом, Фридрих вытащил из кармана трубку и вышел в коридор. Мелькнула мысль: а что, если Гельман уже исполнил свое обещание и отключил свои целленхёреры? Впрочем, вряд ли он сделал это, не дождавшись Власова...
Гельман отозвался со второго гудка. Без лишних слов Фридрих сообщил ему, что, в силу внезапно возникших обстоятельств, прибыть на встречу не сможет. Извиняться перед неприятным субъектом не хотелось, поэтому Власов избрал нейтральную формулировку: "Я сожалею" - что получилось вполне на американский манер.
- Очень жаль, - откликнулся и Гельман. - Я ведь с самого начала предлагал завтра...
- Давайте так и сделаем. И лучше в первой половине дня.
- Может быть, вечером?
- Если вы действительно хотите поведать мне что-то существенное, то чем скорее это произойдет, тем лучше, - произнес Власов тоном терпеливого учителя.
- Ну хорошо, хорошо. Давайте в одиннадцать утра. Там же. Вас это устроит?
- Да. Значит, до завтра, - палец Фридриха уже лег на кнопку отбоя, но в трубке вдруг раздалось почти жалобное:
- Фридрих Андреевич!
- Да?
- Я понимаю, вы не станете рассказывать мне про эти ваши "чрезвычайные обстоятельства"... но... - галерейщик беспомощно замолк, явно не зная, как пообтекаемее сформулировать мысль.
А ведь он боится, понял Фридрих. И здорово боится. Сейчас он, очевидно, хочет получить намек, что "обстоятельства" никак не угрожают ему лично...
- Правильно понимаете, - констатировал Власов вслух. - Вас эти обстоятельства не касаются. До свиданья.
Убрав целленхёрер, он вернулся в столовую и сел на прежнее место рядом с профессором. Устраиваясь поудобнее, почувствовал, что что-то мешается в левом брючном кармане. Власов запустил туда руку и вытащил пресловутое ожерелье: видимо, он его туда машинально сунул, чтобы оно не потерялось в суматохе. Красные камни сверкнули, как птичьи глаза.
- Это рубины? - он протянул ожерелье Порцигу.
- Нет. Это пиропы, естественные спутники алмазов. В середине алмазик в породе, - охотно принялся объяснять профессор. - Самоделка. Нашёл в своё время... когда искал архив.
- Вы так и не рассказали про судьбу архива, - напомнил Власов.
- Ах да. Ну, вы уже наверное, поняли, что я, некоторым образом... интересовался деятельностью своего шефа несколько больше, чем позволяли данные мне инструкции. На вашем языке это называется словом "шпионил". Да, именно это я и делал. Не потому, что... - профессор заменил объяснения неопределённым жестом, - а потому что боялся. Боялся за него... и, откровенно говоря, за себя. Он ведь поддерживал отношения с большевистским подпольем. Ну и с американцами, конечно. К тому времени он успел запутаться в своих связях... да и возраст... Короче говоря, когда одна российская служба предложила мне кратковременное сотрудничество, я не отказался. И не стыжусь этого.
