Тем временем Гельман на удивление быстро закончил свои переговоры, ухватил с подноса проходившего мимо официанта широкую рюмку (на сей раз с белым вином) и залпом осушил ее. Власов понадеялся, что теперь тот представит его соседям, но галерейщик рвался возобновить прерванный разговор.
- Так о чем бишь мы? - повернулся он к Фридриху. - Ах да - о французах. Вы, в общем-то, правы - это еще один народ, способный на что-то путное только под чужим руководством. В данном случае дойчским, но это неважно...
- В данном случае, - усмехнулся Власов, - скорее американским, если говорить о территории самой Франции. И я бы не назвал результат особенно путным...
- Главное, что не своим собственным, - отмахнулся Гельман, игнорируя последнее замечание. - Сами по себе французы не способны управлять государством. Наполеон ведь тоже не был французом, он был корсиканцем... А когда французы предоставлены сами себе, они могут только пить вино, танцевать канкан и устраивать революции. Нет, я, конечно, ничего не имею против канкана, а также хорошего вина, даже если оно красное, - галерейщик, кажется, пытался каламбурить, - просто вот вам, пожалуйста, еще одна нация, органически неспособная господствовать даже над собой, не говоря уж о других - когда она пытается делать последнее, выходит особенно комично... от Канады до Алжира... Вполне европейская нация, заметьте, без всякого деструктивного влияния азиатских орд, на которые так любит ссылаться Алексей, - Гельман взглянул на бородатого. - До Парижа монголы не дошли.
- Вы, Мюрат, - бородач легким смешком подчеркнул французское имя оппонента, - как обычно, передергиваете. У Франции было немало исторических успехов. Если рассуждать по вашей логике, то скорее ваших любимых англосаксов придется признать государственно несостоятельными, поскольку они проиграли французам сперва битву при Хастингсе, а затем Столетнюю войну...
- Ой, ну какие норманны французы, я вас умоляю! Они викинги. Варяги, если угодно. А Столетняя война только подтверждает мой тезис. Имея такой численный перевес, на своей собственной территории ковыряться больше ста лет... и что в итоге? Когда королевство приходится спасать какой-то деревенской девке с эпилептическими припадками - это, по-вашему, государственный успех? Это водевиль! Комедия делль арте! И ее же, кстати, в благодарность и сожгли. Не англичане сожгли! Хотя они, конечно, поспособствовали. Но приговор был вынесен французским судом, и французский король пальцем не шевельнул, чтобы ее спасти! Тут тоже, между прочим, просматриваются прямые исторические аналогии... вон ту рыбку не передадите? - последнее было адресовано Власову.
Фридрих с усмешкой протянул ему тарелку и спросил: - Так к чему вы, собственно, ведете?
- К параллелям с "еще одним народом", который не решается назвать вслух, - подал голос молодой человек справа. Фридрих отметил, что есть в его голосе нечто неприятное.
- Отчего же не решаюсь? - возразил Гельман. - Да, я говорю о русских. Нет, я не хочу сказать, что они какие-нибудь там унтерменши, ненаучность подобных взглядов давно доказана... Народ как народ, хотя жулья хватает. Не лишенный талантов. Есть культура, есть наука... ну, не такая, как у нас, конечно, - слово "мы" было ввёрнуто так, что Фридрих так и не понял, кого же именно галерейщик имеет в виду, - а вот культура замечательная. Я люблю Достоевского. Предпочитаю его любому дойчскому романисту. Музыка неплохая, Мусоргский, Стравинский. Конечно, я имею в виду, - он сделал округлый жест рукой, - классику. Современная культура в России и не начиналась. Я вам, кажется, говорил: если в стране нет художников, в ней нет искусства. Но, по крайней мере, у нас осталась водка. Есть тут водка? Нет? Жаль, очень жаль, значит, и её не осталось...
- По-моему, вы и так многовато пьете, - заметил Власов.
- У меня был тяжёлый день, - отбрехался Гельман. - Представляете, меня продержали в обезьяннике три часа. Вот, пожалуйста, типичная русская бестолковщина.
Власов не понял, что такое "обезьянник", но догадался, что это имеет отношение к полиции.
- Насколько мне известно, вы были задержаны за нарушение... - начал он, но Гельман махнул рукой.
- Да какая разница, за что... В нормальной стране меня бы выпустили через полчаса. Или судили бы за те же полчаса. Но здесь, в этой стране... Дело в том, что русские в принципе не способны к управленческой работе, - продолжал разглагольствовать Гельман, жуя миногу и махая в воздухе грязной вилкой в такт собственной речи. - Они не умеют наладить дело. Это, знаете, как музыкальный слух. У нас, дойчей и юде, он есть... - он закашлялся. На скатерть полетели комочки пережёванной еды.
Фридрих молча пододвинул к нему салфетницу. Гельман, поблагодарив небрежным кивком, вытряхнул из кольца салфетку, помазал ей по губам и небрежно бросил на стол. Ему хотелось говорить.
- Каждый народ, - галерейщик поднял палец и уставился на него, явно нацеливаясь на небольшую речь, - имеет свой набор сильных и слабых мест. Например, негры хорошо играют в баскетбол, а юде плохо играют в баскетбол. Зато юде хорошо играют в другие игры, в которые негры играют плохо. И это важнее. Потому что есть такие игры, в которые лучше уметь играть - иначе народ неполноценен. По сути своей неполноценен. Ну вот, например, наука. Заниматься исследованием природы способны всего несколько великих народов. Дойчи, юде, англосаксы. А, скажем, японцы с трудом поддерживают у себя более или менее приличный уровень...
- У меня другие сведения, - заметил Фридрих, оглядывая зал. Пока что болтовня Гельмана не представляла никакого интереса.
- Ну конечно, я знаю, что вы скажете. Ведь они делают рехнеры! Но могут ли японцы изобрести что-нибудь подобное рехнеру? Нет. Это всего лишь талантливые подражатели...
- Допустим, - рассеянно согласился Власов, думая, как бы отделаться от говорливого человечка.
- Нет, вы всё-таки не понимаете, - Гельман почуял несогласие и решил насесть плотнее. - Давайте рассуждать рационально, по-нашему, по-европейски...
Фридрих посмотрел на галерейщика искоса, но тот проигнорировал взгляд и продолжал гнуть своё:
- Несмотря на гигантские усилия и финансовые вложения, число учёных из стран "третьего мира" невелико. Сейчас оно увеличивается: на научных конференциях можно встретить не только японцев, но даже малайцев. Есть даже китайцы. Но большинство из них работает на Западе. Почему?
Власов смолчал.
- А потому, - с торжеством в голосе заявил Гельман, как бы сообщая важную истину, - что занятия наукой требуют не только ума. Хотя и это, конечно, важно: научно устроенные мозги. Некоторые народы, например, в принципе неспособны к математике. Знаете, в семидесятые годы у нас вдруг вздумали ввести квоту для нацменьшинств в Московском университете... идиотская, конечно, инициатива, - галерейщик почему-то смутился, как будто имел к этому отношение, - в частности, на механико-математический факультет набрали якутов... это такой северный народ... так вот, после первого же курса все они оказались в психиатрической клинике.
- Это легенда, - снова вмешался молодой человек справа.
- Миша, не перебивайте нас, пожалуйста, - в голосе галерейщика было больше раздражения, чем заслуживала реплика.
- Я сегодня не кровожаден, Мюрат Александрович, - отозвался рыжеватый.
Галерейщик взвился.
- Что вы себе тут позволяете, а?!
- Ничего, выходящего за рамки хорошего тона, - не без удовольствия отбрил собеседник.
- Михаил, ну сколько можно! - вклинилась Варвара Станиславовна. - Вы всегда грубите!
Михаил тем временем отставил в сторону тарелку с недоеденным куриным окорочком и поднялся, вероятно, желая принять участие в обсуждении и не желая смотреть на собеседников снизу вверх. Последнее, впрочем, удалось ему не в полной мере - теперь стало заметно, что он невысок ростом.
- Вы, кажется, хотели кого-то перебить? - не унимался Гельман. - Только меня с господином Власовым, или нас всех? Во славу русского народа, да?
