Фридрих подогнал световую полоску к первому звонку и нажал "Прослушать". "Сименс" услужливо перехватил сигнал, идущий на мертвый динамик. Звонок и впрямь оказался от той же девицы; капризным голосом, в котором слышались и раздраженные нотки, она просила позвонить ей, не назвав ни телефона, ни своего имени - очевидно, владелец "Боша" должен был все это хорошо знать. Уже не надеясь ни на что любопытное, Власов перевел полоску на вторую запись и снова нажал на кнопку.

- Хи, сагуа, - дохнуло в трубку откуда-то издалека.

Власов невольно сжался. Этот голос был ему знаком. Он очень хорошо его запомнил - там, в метро.

- Мне нужны чени за тот джу. Сегодня. Или у нас пойдут другие джанхуашки, совсем плохие. Конджуй, цао.

В трубке щёлкнуло: записанное сообщение кончилось.

Власов внимательно осмотрел корпус целленхёрера: трещина была совсем свежая. Да и звонки: Нет, это кто-то совсем недавно шандарахнул дорогой вещицей по полу. Кто-то, кто находился в этой квартире вот только что.

Не тратя времени на дальнейшие размышления, Фридрих осторожно обернул аппаратик в чистую салфетку (какая удача, что он был в перчатках - стало быть, отпечатки хозяина сохранились!) и сунул в карман куртки. Открыв кран, он наскоро смыл грязь с рукава и поспешно вышел из ванной, напустив на себя озабоченный вид.

В прихожей ещё толпился народ. Фрау Галле, уже одетая, стояла с кислой гримаской на лице, явно дожидаясь Власова. Прочая публика сосредоточенно боролась с пуговицами и крючками.

- Власов, сколько можно? Мне жарко, я вспотела, - журналистка явно искала, на кого бы вылить раздражение.

- Вы могли выйти на улицу и подождать меня там, - невозмутимо ответил Власов. Фрау не удостоила его ответом.

Спускаясь по лестнице в сопровождении Франциски (на сей раз она сама не захотела пользоваться лифтом, куда уже набилась куча народу), Фридрих напряжённо размышлял. С одной стороны, ему очень повезло: он только что получил прямое и недвусмысленное подтверждение того, что либералы напрямую связаны с московскими дуфанами и лично со Спаде. Если подключить ДГБ... а не подключить его невозможно... им ничего не стоит взять на карандаш каждого присутствующего на этой тусовке. Вероятно, целленхёрер выбросил молодой человек мужского пола: кличка неопределенного рода может принадлежать и женщине, и ни в одном из звонков не был обозначен пол адресата, но криминальный мир патриархален и серьезные дела обычно "бабам" не доверяет. Да и вкусы Спаде известны... хотя, конечно, ниоткуда не следует, что Спаде и Дрю связывают постельные отношения. Звонок-то был о деньгах, Фридрих со встречи в подземке помнил слово "чени". Да и капризный голосок девицы - скорее аргумент в пользу того, что Дрю не педе. Впрочем, тут возможны разные варианты деловых и личных связей. Зато точно ясно, что Дрю - человек не бедный, раз позволяет себе в раздражении разбивать дорогие трубки. Что и неудивительно, учитывая его дела со Спаде.

Интересно, хватится ли Дрю своего аппарата, и если да, то как скоро? Когда он швырнул трубку об пол, динамик вышел из строя, и наступившую тишину Дрю, очевидно, счел верным признаком смерти целленхёрера. Но потом ему все же может прийти в голову удостовериться. И что он подумает, когда не найдет трубку? И хозяева квартиры скажут ему, что не находили ее и не выбрасывали? Похоже, он и так на нервах, так что вполне может удариться в бега. Или натворить еще каких-нибудь глупостей. Что, конечно, нежелательно. Но что делать - забрать аппарат вместе с отпечатками было важнее.

А может, подумал Фридрих, он все же зря думает о Дрю как о "нем"? Женщина вряд ли может быть деловым партнером Спаде - но может быть клиентом. Розовый цвет трубки, опять же...

Ладно, к чему гадать - достаточно слить информацию куда следует, и всех присутствовавших мигом протрясут и найдут нужного. Даже если он не был в комнате во время собрания. Особенно если отпечатки на трубке четкие... С другой стороны, если после визита Фридриха начнутся повальные аресты, эти дурачки точно решат, что он сотрудник ДГБ. Хотя они и без того наполовину в этом убеждены... но только наполовину -теперь же уверенность будет полной... Надо будет как-нибудь объяснить это Никонову... Власов поймал себя на том, что уже решил, кому именно он отдаст трофей. Впрочем, других осмысленных вариантов не просматривалось.

- Я хочу подышать воздухом, - заявила Франциска. К этому времени они уже вышли на улицу и подходили к машине. - Давайте постоим здесь.

Фридрих скептически огляделся: вокруг царила промозглая сырость, а оживленное движение по ярко освещенному Власовскому проспекту насыщало воздух отнюдь не озоном. Дышать всем этим имело смысл разве что за деньги - или по долгу службы. Однако, спорить с капризной женщиной не хотелось: это грозило какой-нибудь неожиданной выходкой с её стороны, что было бы крайне несвоевременно. Поэтому Фридрих просто кивнул.

Журналистка небрежно опёрлась на крыло BMW. Власов с содроганием подумал о московской грязи.

- Нам пора, - напомнил Власов после минутного молчания. - У меня дела.

- Вам никогда не говорили, Власов, что вы не джентльмен? - Франциска вздёрнула остренький подбородок. - Джентльмен никогда не стал бы торопить даму.

- В дойчском языке нет такого слова - джентльмен, - улыбнулся Власов. - Зато я честный дойч, этого у меня не отнять... Куда вас отвезти? - перевёл он разговор на дело.

- К сыну, - уверенно сказала журналистка.

- То есть к Берте, - уточнил Власов.

- Да, к Берте. Я там себя чувствую спокойно.

- А как вам нравится хозяйка квартиры? - поинтересовался Фридрих.

- Простите, - мягкий девичий голос заставил Фридриха оглянуться. Перед ним стояла Марта - в белой вязаной шапочке и шубке, которая ей очень шла.

- Я, наверное, некстати... - она говорила по-русски, - у вас тут разговор... просто я хотела сказать... В общем, - собралась она с духом, - вы меня удивили. Я не думала, что кто-нибудь придёт и скажет им... такое. Они все просто обалдели! - грубоватое русское словцо смягчило искреннее восхищение в голосе девушки. - Вы... вы молодец. Вот. Хотя, конечно, по сути вы неправы.

- В чём же? - поинтересовался Власов.

- Не знаю, - ответила Марта. - Но вы же не можете быть правы, ведь вы самый настоящий нацист. Как папа. Только вы умнее. А я не знаю, как вам возразить на ваши рассуждения. И эти... наши: они тоже не сообразили, как вам ответить. Но если кто-то не может ответить, это же ещё не значит, что он неправ? Какой-нибудь, к примеру... Аристотель, - неуверенно сказала девушка, - считал, что Солнце вращается вокруг Земли. И если бы я с ним спорила, он бы, наверное, тоже разбил бы мои аргументы, потому что я плохо помню астрономию, а он очень умный. Но ведь Земля-то всё равно вращается вокруг Солнца, понимаете?

- Понимаю, - сказал Власов. - Вы хотите сказать, что неумный человек может защищать истину, в то время как умный - проповедовать изощрённую ложь. Такое бывает. Но человеческая способность лгать ограничена. Демагоги обычно используют разного рода заумные рассуждения или апеллируют к сомнительным ценностям. Я же говорил самые обычные вещи, не выходящие за пределы здравого смысла.

- Ну... не знаю, - девушка смутилась ещё сильнее, - насчёт обычных вещей. Я такого никогда не слышала.

- Даже в школе? - поинтересовался Фридрих. - Или от родителей?

Марта сморщила носик.

- Роди-ители... Из-за них у меня всё и началось. У меня папа военный. Настоящий национал-социалист, - она чуть придвинулась к Власову, так что стал виден пар, выходящий изо рта. - И мама такая же. Они меня замучили своим воспитанием. Слова в простоте не скажут, сплошные пафосные лозунги. Партия, долг, великие идеалы, подвиг ветеранов, которого я должна быть достойна... Того нельзя, этого нельзя, ничего нельзя. Жить нельзя! Я от этого воспитания из дому сбежала, - призналась она. - Ну и... и... и вот.

Власов немного помолчал, собираясь с мыслями.