Река, еще недавно хорошо видимая, сейчас затерялась в тумане; только местами она вырывалась из его пут и сурово светилась свинцовым блеском. Хасан придержал коня. Въезжать на мост ему вроде и незачем, и он уж было потянул за повод, чтобы повернуть назад, как на противоположном берегу из тумана вынырнул всадник. Тот тоже остановился у моста. Некоторое время они всматривались друг в друга. По одежде и низкой шапке Хасан принял всадника за казака.

Развернув коня, Хасан поехал назад, оставил всаднику и мост и дорогу, но тот, будь он проклят, последовал за ним. И тут Хасан увидел еще одного всадника – он нагонял первого. Хасан делал вид, что не обращает на них никакого внимания, и ехал вперед. Но за ним вдруг раздался окрик:

– Эй, стой!

Хасан не обернулся, но и не прибавил ходу. А про себя подумал, что казаки небось не могут по его одежде решить, кто он есть – горец или казак. Не то, наверно, давно бы взвели курки.

– Стой, говорю!

На этот раз Хасан глянул назад и пришпорил коня: уйти – это сейчас единственный выход. С ружьем да кинжалом глупо вступать в противоборство с двумя вооруженными казаками. Прошли те времена, когда Хасан безрассудно, с закрытыми глазами готов был броситься в бой с любым противником. Теперь он стал старше и мудрее. Годы, когда не раз стоял лицом к лицу со смертью, многому его научили.

Над ухом Хасана просвистели пули. Спасло его то, что конь под ним был быстр. Далеко сзади раздалось еще два выстрела, затем воцарилась тишина.

Хасан отъехал от моста на порядочное расстояние, когда сзади опять раздалось:

– Стой! Стирлят будим!

Остановившись, Хасан оглянулся.

Всадник, стоявший у края дороги, щелкнул затвором и навел винтовку. Это был уже другой, не из тех двоих.

– Ежай наззат! – указал всадник дулом винтовки.

Показался и второй всадник. Хасан медленно ехал к ним, не сводя с них глаз. А те уставились на лошадь Хасана, словно его самого вовсе тут и не было.

– Э, да это ведь лошадь Исмаала! – громко сказал один другому.

Хасан обрадовался: всадники – ингуши!

Второй рванул и подъехал поближе. Хасан узнал его: это был большеголовый Ювси.

– Как она попала к этому гяуру?

– Хусен, сын Беки, вчера поехал на ней домой… – сказал Ювси, наклонив свою большую голову набок.

Всадник, зло глянув на Хасана и не узнавая его, сердито крикнул:

– Бистар ежай, солоч!

Хасан засмеялся.

– Не мучь себя языком, которого ты не знаешь. Я – ингуш.

– Что? Ингуш?

Ювси так и застыл на месте с открытым ртом.

– Ну конечно, такой же ингуш, как и вы. Салам алейкум, – сказал Хасан, направляясь к ним.

Один всадник ответил на приветствие, а Ювси, словно не слыша, пристально всматривался в Хасана.

– Или мне грезится, или это действительно ты?

– Не знаю, за кого ты меня принимаешь, – сказал Хасан, улыбаясь, – но если за сына Беки Хасана, то это я.

– Воай,[62] да будет твой приход счастливым! – заорал Ювси, соскакивая с коня.

Вслед за ним спрыгнул и Хасан.

– Вот это встреча! Не ждал, не гадал! Они крепко обнялись.

– А меня ты узнаешь? – спросил Ювси.

– Как же не узнать? Конечно!

Со вторым всадником Хасан не был знаком, но все равно и тот спрыгнул с коня, и они тоже обнялись.

Недалеко от дороги Хасан увидел шалаш, – похоже, сохранился еще со времен полевых работ. Рядом стоял Исмаал. Он пристально вглядывался в приближающихся всадников.

– Вот какого мы казака привели, – сказал, рассмеявшись, Ювси. – Посмотри, не узнаешь ли ты его?

Исмаалу было не до шуток. Увидя своего коня, он встревожился, не случилось ли беды с Хусеном. Поднял глаза на всадника и уже собирался спросить, где Хусен, как вдруг замер.

– Э, Хасан! – вырвался у него крик.

Хасан соскочил с коня.

– Да будь же ты здоров! – говорил Исмаал, обнимая Хасана. – Откуда взялся? С неба, что ли, свалился?!

Хасан тоже обрадовался и не знал, что сказать. Он всегда любил Исмаала и Дауда, и не удивительно было, что встреча так взволновала обоих.

Исмаал завел Хасана в шалаш.

– А мы уже и не думали, что ты жив, – сказал он, обнимая Хасана. – Когда полк наш вернулся, совсем надежду потеряли. Ты знаешь о том, что полк вернулся?

– Слыхал.

– Киров, говорят, послал людей к нашим, – продолжал Исмаал. – Верных большевиков послал… Это тот самый Киров, с которым Дауд во Владикавказе встречался. Помнишь, он как-то нам рассказывал?…

Хасан кивнул.

– Так вот он, говорят, в то время как раз был в Петрограде. Ингушей он знает, понадеялся, что поймут. И не ошибся. Глаза у наших раскрылись. Поняли, на что их толкают, и наотрез отказались идти на Петроград. Офицеры, рассказывают, сначала взялись угрожать. Но пыл их скоро поубавили, и они притихли. А полк отправился домой.

– И сейчас он во Владикавказе?

– Да нет. Говорят, все разошлись по домам.

Хасан вздохнул и с грустью подумал, что ему-то еще, видать, не скоро доведется попасть домой и зажить по-человечески.

– А Хусен что, дома остался? – спросил Исмаал.

– Да, – ответил Хасан и опустил голову, не зная, как заговорить о цели своего приезда.

– Ну и правильно сделал, – сказал Исмаал, не сводя с Хасана счастливого взгляда. – Кто-то из вас должен быть дома. Кайпа уже из сил выбилась одна. Нужно дать ей немного передохнуть. Хусен поможет матери, займется хозяйством.

Хасан покачал головой.

– Если бы он мог заняться хозяйством…

– А почему не может? Что-нибудь случилось?

– Умыкнул девушку, сопляк! – Хасан сказал это громко, словно его могли не услышать.

– Да что ты говоришь? И кого же?

– Дочь Соси!

– Дочь Соси? Когда? Вчера ночью, что ли?

Хасан кивнул.

– Ну и что там творится? Людей послали к Соси?

– Не знаю. Если только Мурад… Но не думаю. Он места себе не находит, боится, как бы его не втянули во вражду.

– А где же находится девушка?

– В Ачалуках, у тетки.

Прихрамывая больше обычного, Исмаал вышел из шалаша. Хасан последовал за ним.

– Ты останешься здесь на посту, – сказал он Хасану. – Молодежи тут много, не соскучишься. Мы сначала были в Гушко-Юрте, но вот отступили, говорят, казаки не шли на примирение из-за того, что мы там стояли. Отступили, а мира и по сей день нет.

О том, что мира нет, Хасан знает, на своей шкуре испытал – только что едва спасся от казачьих пуль, но говорить об этом не стал, не до этого ему. Остаться, конечно, надо, но как же Хусен? Как уладить его дело?

И, словно прочитав его мысли, Исмаал сказал:

– Нет-нет, делай, что я говорю. Сейчас тебе здесь безопаснее, чем в Сагопши. А все, что следует сделать там, сделаю я.

Дав с полчаса отдохнуть коню, Исмаал ускакал в Сагопши.

Туман изорвался в клочья, и сквозь просветы стали пробиваться лучи солнца, мир сделался светлее.

Хасан долго смотрел вслед Исмаалу. Он завидовал ему, ехавшему туда, в Сагопши…