Хусен в недоумении. Что значит «отобрал хозяин»? Разве не они хозяева?

– Какой хозяин? – выговорил он наконец. – Кто отобрал?

– Обыкновенный хозяин, казак! Взял и увел. Вот так. – Хасан обхватил себя обеими руками за шею и пригнулся.

Мать горестно покачала головой и, обняв Хусена, сказала:

– Обманули нас, продали нам краденую лошадь. Хозяин опознал ее и увел. Не суждено, выходит, было…

Наконец Хусен понял, что произошло. Не понял он только одного: почему мать так спокойно говорит об этом? Не плачет, не молит бога?… А она вдруг погладила его по голове и запричитала:

– О, чтобы сгорел тот, кто сделал нам такое зло!..

И тут Хусен, не сдержавшись, горько заплакал.

– Ну захныкал, как девчонка! – презрительно скривился Хасан.

– Перестань, сыночек! – и сама едва сдерживая слезы, утешала сына Кайпа. – Будет у нас лошадь… Если суждено…

Дрова, приготовленные Хусеном, так и остались нетронутыми. Очаг в тот вечер не разжигали. Неприютно было в доме.

Хасан поднялся с рассветом, сбегал к Рашиду и быстро вернулся.

– Ты чего это чуть свет вскочил? – спросила разбуженная мать.

– Если я буду спать до полудня, наши дела не поправятся.

Он еще не мог прийти в себя после поездки в Моздок.

– Куда ты собрался, я могу об этом знать? Хотя у тебя теперь столько тайн от меня…

– Иду на работу. Овец угромовских купать. Вот и вся тайна.

– Что же ты вчера не сказал? – засуетилась Кайпа. – Я бы с вечера испекла тебе сискал.

Она взяла сито и большую деревянную чашку.

– Не успеешь, – остановил ее Хасан. – Вон Рашид уже идет за мной.

Кайпа посмотрела в окно.

– А как же ты? Голодный пойдешь?

– Ну, идем? – спросил Рашид входя.

– Погодите немного, я испеку сискал, хоть тоненький, чтобы побыстрее!

Но ребята не стали ждать.

Проснулся Хусен. Узнав, куда идут Хасан с Рашидом, он тоже засобирался. Мать попыталась удержать его.

– Завтра пойдешь. Я не успела приготовить поесть.

Но на этот раз ничто не могло остановить Хусена. Какон может оставаться дома?

– Нани, там еще с вечера остался сискал. Я возьму его, нам хватит. И вишен нарву. – Он побежал в сад.

Солнце поднялось уже довольно высоко и все убыстряло свой ход. Спешили и ребята. Но Рашид тем не менее торопил.

– Вчера я в это время был там, – говорил он, глядя из-под ладони. – Зарахмет пригрозил, что всякому опоздавшему убавит заработок.

Хасан и Хусен старались не отставать от Рашида. Они, конечно, опоздали. Рашид думал незаметно смешаться с работающими ребятами. Но им это не удалось. Зарахмет заметил их и закричал Рашиду:

– Вы обедать пришли или?…

– Работать, – за всех ответил Рашид.

– А какого черта спали так долго?

Рашид предпочел смолчать. Нет таких слов, чтобы разжалобить Зарахмета, а злить его нельзя. Братья совсем не поднимали глаз.

– Никто не даст вам работы, если будете приходить так поздно, – не унимался Зарахмет.

– В другой раз мы не опоздаем, сегодня ждали, пока сискал испечется, потому и… – придумал вдруг причину Рашид.

– Скажи матери, пусть пораньше встает, нечего валяться до полудня!

– У меня нет матери! – помрачнел Рашид.

– Нету, говоришь? – Зарахмет немного смягчился. – Ну, ладно. Идите работайте.

Сказал, а потом передумал, остановил и спросил фамилии.

– Сегодня получите только за полдня, так и знайте! – Он важно поднял карандаш и выглядел при этом так, будто сообщил радостную весть.

Подбежал сын Зарахмета.

– Что ты, сынок? – спросил отец.

Он не называл детей по имени, ни своих, ни чужих.

– Паша зовет тебя.

Так называли помещика. Для сагопшинцев он был Угромом, а приближенные называли его по имени. По-русски полагалось добавлять и отчество. Но жена звала его Пашей, и близкие подражали ей. Хозяин мирился с этим.

Зарахмет заторопился. Обернувшись к сыну, сказал:

– Идем, что ты стоишь?

– Я останусь здесь…

– Чего тут делать?

– Тоже буду купать овец.

– Пошли. Нечего. Одежду замараешь.

Пропустив сына вперед, Зарахмет, тяжело ступая, пошел за ним, покачивая своим тучным телом.

Хусен неотрывно следил за мальчишкой. Ему и во сне не снилась такая одежда, хотя он был куда старше этого сопляка. «Счастливый, – подумал Хусен, – он идет с отцом!» Хусен согласен был никогда не иметь таких брюк и такой куртки, только бы отец был жив…

Кто-то крикнул:

– Эй, гони вон ту овцу!

Хусен обернулся. Слова относились к нему. Командовал паренек, назначенный Зарахметом старшим. От тех, что пригнали к яме, отстала одна небольшая овечка. Она удивленно озиралась по сторонам. Хусен подбежал к ней, овечка подскочила, словно ее поставили на раскаленную плиту, и отбежала в сторону.

– Глупый ты! – злобно бросил старшой. – Кинулся прямо на нее.

Овечка пробежала мимо Зарахмета. Он протянул руки, хотел ее задержать, но зацепился за бурьян и чуть не растянулся. Овца скакала вприпрыжку, но Хусен и не думал прекращать погоню. Сын Зарахмета бежал за ним, и казалось, будто он гонится за Хусеном. Наконец, тоже умаявшись, а может и оступившись, овца упала, и не успела она подняться – Хусен схватил ее за рога, зажал голову между ног и протянул Зарахмету. Подошел старшой.

– Где ты видел, чтобы так ловили овцу? – взревел он. – Бежишь прямо на нее!

– Прямо или косо он бежит, а овцу, видать, поймает, даже самую быстроногую, – похвалил Зарахмет. – Косуля, а не парень! – И, обернувшись к старшому, добавил: – Пошли-ка его подгонять овец. Уж он-то ни одной не упустит. Если только в небо какая взлетит!..

Хусену не очень-то хотелось гоняться за овцами. Куда интереснее работать у самой ямы. Овцы – вжик – так и скатываются, как со снеговой горки. Правда, в этом году набили поперечных планок, чтобы скотина не калечилась.

– Ну, чего ты стоишь разинув рот? – крикнул старшой. – Тебе же сказали, иди подгоняй овец.

Делать нечего, Хусен пошел. Ослушаешься – чего доброго, прогонит.

С обеда и Хасан попросился подгонять овец. Уж очень ему не по себе было от запаха лекарств. Теперь братья работали вдвоем. И бегал, конечно, в основном Хусен. Хасан все больше жаловался на головную боль от лекарств.

Дело было к вечеру. Две овцы отбились от отары и подбежали к канаве, отделяющей угрюмовские земли от сельских. Хусен погнался за овцами. Одна, то ли поняв, что ей не убежать, то ли испугавшись, повернула назад. Зато другая прыгнула, глупая, в канаву. Хусен – за ней. Овца лежала не двигаясь. Он потянул ее за рога. Овца не поднялась, только жалостливо посмотрела на него, будто просила: «Оставь меня хоть теперь!» Хусен осмотрел овцу и убедился, что никуда ее не выгонишь – заднюю ногу сломала.

Мальчишка побежал к брату и рассказал о случившемся.

– Молчи и никому ни слова! – погрозил тот пальцем. Лицо его мгновенно помрачнело. Вспомнилось то, что случилось давно, тогда, когда саадовской овце ногу переломили…

После работы все пошли в имение ужинать. Рашид решил остаться там с ночевкой. Место дают, кормежку тоже. Стоит ли мотаться домой и обратно. Только силы терять. Он и друзей своих хотел уговорить. Но Хасан упросил его уйти вместе с ними. У него было что-то свое на уме. Они пошептались с Рашидом, и тот быстро согласился.

Уйти пришлось не евши. После ужина спустят сторожевых собак. Они охраняют имение и помещичьи отары. Все, кто уходит домой, спешат отправиться до наступления темноты, чтобы не попасться в лапы псам.

Хасан свернул к Рашиду.

– Хусен, – попросил он, – скажи нани, что я остался ночевать в имении. Попозже мы с Рашидом сходим за той овцой.

– А если кто увидит?

– «Если кто увидит»… – усмехнулся Хасан. – Потому-то мы и не берем тебя, чтобы не увидели.

Хусен обиделся, по промолчал.

– Ну иди быстрее, – зло подтолкнул его Хасан. – Да не забудь, запри дверь.

«И что он воображает, – думал Хусен. – Сам ничего еще не сделал такого, чтобы можно было гордиться. А меня все трусом выставляет, хотя я никогда не трусил!»