– Класс?

– Яхта. Но с мощными двигателями. И на ней – знак правящего дома Энтойи. Неужели за мной?

Второй пилот усмехнулся:

– Кто бы это мог быть?

Прозоров тяжело вздохнул.

А Мэй улыбнулась:

– Вот настойчивая…

– Школу прогуливает, – заворчал Ники. – Вряд ли папа ее отпустил.

Зачастила инфанта на Землю.

Он снова подумал о наследственности.

В кого же уродилась Гуин де Энт? В папу или в маму?

– Подойти незамеченными к Земле нам не удастся, – проговорил Марио. – Мы не знаем, где Минкус держит земное Устройство. Может, нам лучше поискать его корабль и предложить обменять второе Устройство на пульт Эфиан? Минкус любит меняться.

– Гораздо больше он любит все получать – даром!.. – проворчал старик. – Минкус хитер. Играть с ним в такие игры – себе дороже.

– Да, но сейчас у Системы одна цель – «Подкова». И любой космический патруль, любой космодром даст ему знать, где мы и что мы…

Ковак удивленно оглядел всех:

– Стоп… Я не ослышался? Вы намерены играть с Системой?..

– Мы намерены уцелеть, парень, – ответил ему Зоран. – И вернуть себе то, что у нас было отнято.

– Не знаю, что у вас было отнято, но когда начнете свою игру – предупредите. Я бы хотел сойти.

– У тебя есть челнок. – Тин покосился на беглеца. – Горючее мы дадим. Но куда сядешь? На любом космодроме тебя возьмут в оборот. С Энтойей у Земли договор о выдаче преступников.

– У меня есть не только челнок. Еще у меня есть голова. А в голове – хорошая идея. Когда передающий контур отключен, можно говорить прямо.

– И в чем заключается твоя идея?

– Высаживаете меня на предельном расстоянии от Земли. А дальше я добираюсь своим ходом. И захожу на орбиту. Сажусь на частный орбитальный космодром, у своего дяди, Элберта Ковака. Уже другим челноком – на Землю.

– Гениально, – фыркнул Чолич.

– Да чего ты?.. – обиделся Ковак. – Надо лишь держаться непринужденно. Вроде как свой. И челнок перекрасить тоже бы не мешало. Или хоть – каторжные эмблемы замазать…

– Вот–вот. – Ники утвердительно кивнул. – Займись этим сейчас. Краску тебе выдаст Лу.

– Конечно, – отозвался Брэндон. – Ее на складе – бочки. Имеются и распылители, и респираторы. Все что хочешь.

– С вами так приятно иметь дело! – обрадовался каторжник.

– Но – с одним условием, – сказал второй пилот.

Ковак насторожился:

– Какое условие?

– Мы летим с тобой. К твоему дяде.

– А вдруг меня привлекут, как вашего сообщника?

– Человеку с твоей биографией – грешно произносить такие слова.

Подумав, Ковак согласился:

– Грешно. Летим все, места хватит. Должен я вас как–то – отблагодарить…

– Слова, достойные мужчины, – похвалил Ники.

– Ты поэтому не захотел избавиться от челнока? – догадался Чолич.

– В общем, да. Но этот план мало чего будет стоить, если мина сработает.

– Какая мина? – сдвинул брови Ковак. – На борту вашего корабля – мина?..

– Успокойся. Мина от нас очень далеко. Но если рванет – от космодрома твоего дяди ничего не останется. Некуда будет сесть. Ближайшие три–четыре миллиарда лет.

– Ничего не понимаю, – искренне признался каторжник.

– И ты не одинок, – печально утешил его Марио.

– Сколько еще нам ждать? – тихо спросил Коншин.

– Сигнал долго идет, – вздохнул Прозоров. – Если вообще дотянется… А войти в пределы Солнечной системы – рискованно.

– С этого расстояния пульт не сработает, – сказала Эфиан. – Нужно подойти ближе.

– Вы готовы рисковать вместе с нами? – спросил Ники.

– Если ваша планета погибнет – вы убьете меня.

– Верно. Я выполняю свои обещания. Сергей, давай к Земле, и как можно быстрее.

– Рвануть может – в любую секунду… – пробормотал Зоран.

– Нет выбора. Или отключим мину – или умрем вместе со всеми.

– Но если они все же поместили Светлану в криогенную камеру…

– Ионов говорил, что гарантии нет, что это лишь предположение. Может, и не решились.

Корабль вздрогнул. Это включились и начали разогрев маршевые двигатели.

– Свободным от вахты разойтись по каютам, – негромко сказал второй пилот. – В рубке напряженная атмосфера.

Экипаж начал разбредаться.

Ники тоже вышел в коридор.

Мэй взяла его за локоть.

– Поговорим о твоем прошлом? – негромко спросила она.

– Сейчас не время. У всех нервы на пределе.

– Это нужно сделать как можно быстрее. Но – не нагружая психику.

– Позже, Мэй.

– А позже нельзя. – Девушка остановилась посреди коридора, вынудив остановиться и спутника. – Мина в твоей голове тоже готова к взрыву. Необходимо отключить.

Вздохнув, Тин посмотрел в черные, бездонные, как космос, глаза Мэй.

И понял, что она уже знает о его прошлом нечто страшное.

– Идем в мою каюту, – сказала девушка.

Войдя, он сел в кресло.

И закрыл глаза.

«Проснулся я посреди ночи, от холода. Решил залезть в спальный мешок.

Звезд не было видно. С океана дул сильный ветер, гнал по небу низкие тучи. Качались деревья, шумя листвой.

Я стал разворачивать спальник. Тут мне почудилось, что я слышу еще какой–то звук, который не объяснить погодными явлениями.

Он был то ли хлюпающий, то ли – чавкающий…

Вот теперь меня по–настоящему пробил озноб. Неужели, пока я спал, эта мразь добралась до хижины и…

Я чуть не закричал. Задохнулся.

И понял, что звук идет со стороны берега, не вызывая ассоциаций с шумом волн, набегающих на пляж.

Нет, на берегу чудовищу моих подружек не слопать. Они туда ночью не пойдут за все блага мира.

Надев пояс с кобурой, я влез в куртку, взял фонарь.

Если это и в самом деле Грулл, что ж… Милости просим.

Я шел к берегу, вдоль выложенной камнем дорожки, стараясь держаться ближе к зарослям.

А вдруг он уже побывал в хижине и…

Новый удар леденящего холода.

Вернуться, проверить?..

Но если Грулл таков, каким его расписывают, – в хижине делать нечего.

Подрагивая от озноба и черных мыслей, я дошел до края зарослей. И увидел – его.

Грулл возвышался над тропой огромной темной массой с неясными очертаниями.

Он продвигался вперед неожиданно проворно, для такой туши, и уже находился на полпути к хижине.

Слава богу. Я бы не пережил.

А конечной целью его ночной прогулки были двенадцать спящих дев.

Полз и облизывался. Наивный.

Ветер дул в мою сторону. Пахло от Грулла мерзко. Я не придираюсь. Это было самое настоящее зловоние, с легким налетом йодистого и, пожалуй, рыбного запаха, если уж принюхиваться. От таких благоуханий чувствительным барышням становится дурно, и они падают в обморок, те из них, кто не лишился памяти от ужаса. И морское страшилище отправляет нежные создания прямиком себе в пасть. Гурманствует.

Я ступил на мощеную дорожку. Уж бой так бой. И включил фонарь, направив его на Грулла.

Как выяснилось, несколько дней назад, рисуя монстра в пыли, я ему здорово польстил. Выглядел он – гораздо хуже того гипотетического портрета.

Множество длинных щупалец, непрестанно извивающихся, усеянных присосками – вот откуда был этот чмокающий звук. Еще огромные, фосфоресцирующие глаза–блюдца, наверное, способные видеть в воде, и вне ее. Пасть чемоданом, которой он шумно дышал.

Амфибия.

Все сходится. Фото–робот в целом был составлен верно.

«Он», – сказал я себе.

Грулл заревел низким, утробным и – если уж начистоту – страшным голосом.

– Убирайся в свое стойло! – крикнул я, доставая бластер, чувствуя, как во мне закипает жажда схватки. – Здесь больше не будет еды!

Мне показалось, монстр понял. Жуткий звук, который он издал, напоминал вой корабельной сирены и был наполнен какой–то истерической яростью.