– Бей вражину!

Княжеский кончар пригвоздил к земле недобитого лучника и взметнулся, указывая войску на холм. Грузный Дмитрий орудовал тяжелым клинком играючи, на зависть «хлюпикам», коим по руке «всего лишь» кавалерийские палаши.

В мешанине схватки, кипящей на холме, в ход пошли клинки, звездачи и палицы. Белопольцы убивали спокойно и неторопливо, без азарта, разбирая дерущихся на своих и чужих, как крестьяне перебирают перед севом зерно: наметанный взгляд заметит мельчайшие различия, и руки сами сделают правильно. Тяжелые белопольские кони сшибали мелкорослых ордынских, сверкала под полуденным солнцем хищная сталь, и рвался из луженых глоток боевой клич, заглушая хрипы умирающих.

Пленных не брали.

Убитых среди степняков оказалось не так уж много: похоже, ордынцы предпочитали скальпам рабов. Однако на достойное, по обычаю, погребение у живых сил не осталось. Заботу о мертвых оставили на завтра. Ранеными занялся полковой магознатец: единственная уцелевшая травница не справлялась, хотя на подхвате у нее суетилось несколько девчонок. Трупы врагов сбрасывали с обрыва; там, внизу, уже собирались падальщики.

Валерия белопольский князь нашел не сразу. По-хорошему, племянничку не мешало бы самому поинтересоваться, кто пришел на помощь; но глухое раздражение оставило Дмитрия, едва он увидел Лерку. Принц, с ног до головы забрызганный кровью, лениво, едва шевелясь, стаскивал доспех. Рядом, запрокинув голову, жадно пил из кожаного бурдюка мальчишка-пограничник. Хорошо, хмыкнул князь, женишки оба живы. Теперь бы узнать, что с невестами…

– Дядько! – вскрикнул Валерий, увидев рядом князя. Тот, не выдержав, облапил племянника, рыкнул:

– От же ж зараза ты, Лерка! Из одной заварушки да в другую, псы тебя дери! Цел хоть?

– Вроде, – выдохнул принц. Откинул со лба липкие от пота и крови волосы. На руке багровел синяк.

– Перчатку смени, – проворчал князь.

– Да все менять придется, – Лерка пнул сброшенный на землю доспех. – И лук растоптали, в щепки. Если б завтра снова в бой – толку с меня…

– А ты думал – игрушки? – Дмитрий протянул племяннику флягу с вином. – Глотни. Да спасибо скажи, что голова не в щепки.

Лерка ощупал голову, поморщился:

– Могли. Ладно, жив – и хорошо. Пойдем, дядько, с невестой моей познакомлю.

Хвала Господу, усмехнулся в усы князь Дмитрий, не напрасно парень головой рисковал. Ох и погуляем на свадьбе! Теперь бы только наладить его с девчонкой вместе к Егорию – и отцу спокойнее будет, и детворе безопаснее.

– Только домой нас отправлять не мылься. – Валерий, негодник, словно мысли прочитал. – Разберемся с Ордой, тогда уж. Волки мне родня теперь, я их бросать не должен.

Наследник престола неторопливо ехал по Славышти, и вдоль домов росла толпа зевак. Столица глазела не на принца – эка невидаль, принц! – а на девушку, что ехала с ним стремя в стремя. Праздничная одежда знатной степнячки, волчьи амулеты в косах, боевой нож на поясе – и это их будущая королева? Ну, Свет Господень, дожили!

Валерий посмеивался, прекрасно зная, о чем думает столичный люд. Ничего, привыкнут. В княгинях степнячки уже ходили – редко, но бывало. Будет и королева, а кому не нравится – пусть держат при себе.

– Странно здесь, – тихо сказала Саглара. – Тревожно.

– Не бойся, – улыбнулся Лерка. – Степнякам в городе всегда поначалу так. Привыкнешь.

По обычаю Степи они уже были муж и жена, но королевой не стать так просто. Славышть готовилась сразу к двум свадьбам, пока же Валерий показывал Сагларе столицу, а столице – ее. А соглядатаи из тайной службы пасли недовольных выбором наследника князей – и уж кто-кто, а Лерка понимал: не зря его невесте тревожно. Волчий нюх чует опасность.

Но здесь, в городе – его городе! – защищать волчицу должен он, Лерка.

Впервые в жизни принц всерьез озаботился вопросами собственной безопасности. Амулеты от стрел и от наведенных чар – себе и Сагларе; два десятка молодцов в отдаленном охранении – чтоб им не мешали, а возможных заговорщиков если не выловили, так хоть спугнули. Поездки с тайной службой согласовывать и даже – видали вы такое?! – соглашаться на изменение маршрута ради удобства охраны! Ночью из дворца не выходить! Окна в комнатах ставнями закрывать!

Лерка скрипел зубами, выслушивая иные приказы. Но подчинялся: Саглара дороже.

Что приказы эти – не пустая болтовня, он убедился уже на третий день. В храм ездили; строго говоря, Саглара одна должна была бы, как подобает невесте, но степнячка блюла городские установления лишь постольку, поскольку требовал жених, а Лерка всем дурацким обычаям предпочитал общество своей зеленоглазой. И вроде бы вполне благополучно прошла поездка – но, едва вернулись, Валерию предъявили трупы.

Два лучника и один, судя по всему, магознатец. Снять охранительные чары – и расстрелять обоих: и принца, и чужачку-невесту. Ловко.

– На крыше против храма ждали, – объяснил капитан тайной службы. – У всех заклятие на поимку стояло, смертное, и наговор переноса с собой. С наговорами Вахрамей разбирается, но сказал, надежды мало: под этих, – капитан недобро зыркнул на трупы, – четко подогнаны.

Хорошо подготовились, зло подумал Валерий. И что толку обзывать отцовых дознавателей олухами? Они делают, что могут, но как пройти по следу не просто запутанному или оборванному, но спрятанному умело и расчетливо, с полным знанием всех тех методов, которыми искать будут?

Оставалось беречься, внешне изображая обычную беспечность. Разъезжать по городу приманкой, строить из себя бестолковую жертву и думать: неужели еще пару месяцев назад я в самом деле таким и был?! Ну не дурень?…

Вернее всего происходящее в большой тронной зале описывалось двумя простыми словами. Соблюсти приличия. Да, именно так, кивнул нечаянной мысли Готье. Приличия. Посол знает, что сватовство не будет принято. Луи знает, что вслед за окончательным отказом последует если не объявление войны, то хотя бы угроза. Но оба изысканно вежливы, неторопливо обстоятельны и церемонны. Высокое искусство дипломатии: улыбаться, втайне нашаривая кинжал, желать приятной трапезы, поднося бокал с ядом. Но кто предупрежден – тот вооружен. Ханджарских почтовых голубей ждут ловчие соколы, а ханджарское посольство – лучшие камеры королевской тюрьмы. Тихие, спокойные, непроницаемые для чар и заклятий. Вряд ли из двоюродного дядюшки старшей жены императора выйдет стоящий заложник: чем больше у властителей родни, тем меньше цена каждому из родичей. Но в войну применение пленным найти легко. Вздернуть на площади перед дворцом – и то народу развлечение.

А к войне шло. Посол сквозь зубы цедил хвалу таргальскому гостеприимству, пряча за лживой улыбкой оскал. В глазах Луи стыла ненависть, оттесняя привычное холодное спокойствие. Письмо посла, снятое с пойманного голубя, ненависти весьма способствовало, ибо о войне говорило как о деле решенном и к тому же обещало императору поддержку церковников полуострова.

Знай Готье, в какое бешенство приведет это письмо обычно спокойного и трезвомыслящего короля, – предпочел бы не показывать. Луи, еще после рассказа Анже изрядно обозленный на Капитул Таргалы, совсем потерял голову. Капитан тайной службы терпеливо выслушал все, что имел король сказать о своем аббате, которому бы, с таким двоедушием, копыта Нечистому вылизывать, а не Господу службы служить; об императоре и его родиче, не гнушающихся помощью лживых сукиных детей; наконец, о неизбежной войне, которая, конечно, не ко времени, но будь он проклят, если не покажет всем, что на Таргалу лезть – себе дороже; но когда, излив душу, Луи приказал своему капитану сегодня же ханджарских шакалов рассовать по камерам королевской тюрьмы, а отца Ипполита предоставить палачу до получения исчерпывающих признаний, Готье не выдержал.