– И этим достойным ты считаешь себя, я верно понял?

– Мне здесь верят, – просто ответил Альнари.

Что ж, он прав… отдать управление Диарталой тому, кто знает ее людей, обычаи и нужды, кому верят и за кем идут. Так, пожалуй, можно прекратить мятеж. А что враг императора, клейменый беглый каторжник… жить ему, похоже, не надоело, а жизнь наместника – в руках владыки. Из бунтовщика может выйти очень даже верный слуга, если посулить ему прощение. Сиятельный, правда, не любит изменять приговоры, – но мир в провинции дороже. Войска нужны в Таргале.

– Что ж, я все понял, – кивнул посланец императора. – Кроме одного. Какой магией вы подожгли казармы? Слышал бы ты, что нес про тот бой наместник…

Альнари помялся, будто подбирая слова:

– Ты прав, это важно. Императору нужно об этом знать. Хорошо, что ты спросил… Я хотел рассказать, но не знал, как подступиться, чтоб ты поверил. Казармы сожгла подземельная магия. Мы нашли способ договориться с гномами и можем обеспечить всей империи мир с Подземельем. Как в Таргале, понимаешь? Мир, торговлю… гномьи чары себе на службу, оружие из гномьей стали…

– Свет Господень, – выдохнул Лев Ич-Тойвина. – Альнари… тьма тебя раздери, да за одно это…

Смущенно осекся: не должен посланец владыки открыто проявлять чувства. Ох, не его дело политика…

Альнари, кажется, промаха не заметил. Во всяком случае, вида не подал и заговорил о другом:

– Я приготовил письмо императору. Боюсь, владыка может прогневаться. Но мы не оставляем надежды договориться. Поверь, меньше всего я хочу повторения того, что видела Верла три года назад.

Еще бы, подумал Ферхади. Принял у диартальца пакет. Поднял брови: у Альнари хватило наглости запечатать послание родовой печатью. Хмыкнул: зато честно. Сразу видно, от кого.

Несколько мгновений переговорщики молчали. Старые знакомцы, в прежней жизни они не питали друг к другу особой приязни; но почему-то теперь не торопились расходиться. Ферхади глядел на диартальца с любопытством: он помнил изысканного юношу, предпочитавшего игры ума воинским забавам, помнил и лицо Альнари во время оглашения приговора. Клеймо и каторга… В тот день потомок диартальских господарей наверняка предпочел бы смерть позору. Однако выжил. Сколько раз пришлось тебе прогнуться под силу, умник? Ты должен был привыкнуть к бесчестью; так почему ты не прячешь от меня глаз? Знаешь ведь: я помню тебя прежним. Вельможным наследником, а не клейменым бунтовщиком.

Ты сильнее, чем я думал… а я ведь считал, что разбираюсь в людях.

Как-то само собой сложилось, что Барти так и остался рядом с Альнари – не то просто другом, не то телохранителем. Соратники молодого господаря всерьез считали, что сьера Барти прислал к их вождю король Таргалы – помочь в борьбе против общего врага.

– Не разубеждай, – попросил Альни, когда рыцарь поделился с ним услышанной о себе «истинной правдой».

– Но это же просто глупо, – кипятился Барти. – Они же должны знать, что я с каторги сбежал со всеми вместе!

– Они и знают, – смеялся диарталец. – А еще знают, что на каторгу тебя упекли за попытку убить Законника. И что с каторги их увел ты! Потому что король Таргалы в союзе с гномами, а теперь и мы с ними в союзе – тебе спасибо. Скажешь, нет?

Барти поминал Нечистого.

– Больше тебе нечего возразить? – ехидно вопрошал Альнари.

И Барти сдавался. До следующего раза. Уж больно тяжко оказалось читать во встречных взглядах надежду на помощь Таргалы – которая если и придет, то всяко намного позже, чем надо бы. Потому что императорские войска вот уж вторую неделю стоят под стенами мятежного города.

Верла готовилась к бою без страха; единственный, кто не находил себе места от напряженного ожидания, был таргальский рыцарь. Он знал, что такое штурм… слишком хорошо знал.

Сегодня разговор зашел об отправленном императору Омерхаду письме. По расчетам Альнари, Лев Ич-Тойвина как раз должен добраться до господина.

– Думаешь, передаст? – спросил Барти. Господарь и «таргальский посол» стояли на башне над воротами, а внизу, далеко за пределами выстрела, копошились осаждающие. Собирали катапульты – огромные, раз в десять больше стоящих на стенах гномьих металок. Свозили камни – как пояснил Альнари, из каменоломен в двух днях пути. Готовились к штурму неторопливо и тщательно, давая осажденным разглядеть приготовления во всех подробностях…

– Передаст, раз обещал, – уверенно ответил Альни. – Надеюсь, Законник не прибьет его в запале. Гонцов, приносящих дурные вести, награждает не всякий правитель, и Омерхад к таким не относится.

Барти знал: на это письмо ни Альнари, ни Гиран особо не надеялись. Но оба сочли, что хуже всяко не будет, а попробовать можно.

– Я Ферхади с прежних времен помню, – продолжил диарталец. – Остолоп, красотки да кони на уме, но если уж что сказал – расшибется, а сделает. И в бою хорош, не зря его Законник отмечает.

– А этот? – Барти нашел глазами шатер Меча императора.

– Мясник, – скрипнул зубами Альни. – Его ненавидит вся Диартала. И знаешь, что я сделаю первым делом, когда ясно станет, что милости от императора нам не дождаться? Я эту сволочь вздерну за ноги над воротами.

– Достань сначала, – хмыкнул Барти.

– Нашел задачку! Да гномы до его шатра уже ход вырыли, сидят под полом и слушают. Почему, ты думал, у меня на стенах только караулы? Мы о штурме узнаем раньше, чем Омерхадовы солдаты.

Барти отер лоб, недобро помянув здешнюю жару:

– Одного не понимаю – как ты исхитрился втянуть в мятеж Подземелье? Гномы ведь не ввязываются в людские драки.

– У вас не ввязываются, – поправил Альнари. – А здесь – они Законнику враги и знают это. И я ведь не просто мир и торговлю им пообещал. Все копи отдадим – даже которые они попросту закроют. Это цена, Барти!

– Все равно, – покачал головой рыцарь. – Ты добился от них столько, сколько в Таргале ни один государь не добивался – после Карела Святого. Мало того, что в десять дней такие укрепления отгрохали, да металки, да снаряды огненные…

– Они ведь в долгу перед нами, – тихо сказал диарталец. – Та самая засуха, с которой все началось – это ведь их дело. Мы и не знали – кто бы подумал, что подземельные такое могут, будь они хоть четырежды демоны? А они требовали опаловые шахты закрыть. – Альнари поймал недоуменный взгляд таргальца, пояснил: – Пока с поверхности добывали, мы им не мешали, а тогда как раз вглубь пошли. А у них там не то город, не то храм – не понял я толком. Сам посуди: кому понравится, когда потолки на голову рушатся?

– Так закрыли бы!

– Ты как скажешь… чтобы Законник от своей выгоды отказался, да еще ради нелюди подземельной? Отец бы мог, но он не знал, не ему послание пришло… А и знал бы, – Альни махнул рукой, – что толку? Наместник не все решает.

– Долг жизни, – кивнул Барти. – Да, есть у них такое. Карелу тоже помогли страну поднять после Смутных Времен.

А сам подумал: за Верлу можно не бояться. Штурм провалится в самом прямом и буквальном смысле – под землю.

Стоять не подле, а перед троном Льву Ич-Тойвина приходилось нечасто. И никогда – принимая на себя сиятельный гнев: доселе владыка ставил начальника стражи пред своим ликом, лишь желая наградить.

Ныне же император пребывал даже не в гневе – в ярости. Письмо Альнари, скомканное, валялось у ног посланца, и весь двор, замерев в почтительном испуге, внимал, что именно думает владыка об умственных способностях своего лучшего воина.

Ферхади слушал молча и свою ярость не показывал. Он уже понял: наместника, что довел провинцию до мятежа, владыка, может, и простит, а вот мятежников – точно не помилует. И то, что для самого Ферхади, будь его воля, стало бы поводом не только простить, но и возвысить – договор с подземельными, – сиятельного еще более взбесило. Ну да, «с демонами спелись» – хотя, если подумать, что еще мог сказать владыка, если церковники честят подземельную нелюдь слугами Нечистого? Сам ведь тоже всю жизнь верил – пока северянка не рассказала, как они у себя в Таргале с гномами ладят.