Если не получается держать народ в повиновении ни любовью, ни страхом – сойдет и растерянность. На какое-то время. А там, глядишь, что-то изменится. Яснее станет, кому верить, кто прав… хотя бы – кто делает лучше. Ведь у людей простых часто так – кто делает для меня лучше, тот и прав. Потому что добрый и хороший.

И если не можешь доказать, что хорош ты – докажи, что плох твой враг.

Выловленный сэром Барти заклинатель для этой цели подходил как нельзя лучше. Помилования ему не обещали, но и за легкую смерть мерзавец выворачивался наизнанку. В толпе нашлись те, кто помнил его рассказы о гномьих бесчинствах; теперь же, всхлипывая и через слово повторяя, насколько глубоко его раскаяние, он топил тех, кто отдавал ему приказы. Отца предстоятеля из монастыря Софии Предстоящей и королевского аббата.

Как же просто объяснилось теперь все, что вот уж несколько месяцев будоражило и пугало людей! Людские козни, как бы ни были они коварны, ничто перед опасностью подлинного раздора с Подземельем; но – как и замысливал граф Унгери – вместе с облегчением толпу охватывал гнев. Все здесь знали, хотя бы из сказок, что такое Смутные Времена.

Поэтому, когда обличенный заклинатель повис в петле, а Луи бросил в толпу обещание так же поступить с теми, кто науськивал преступника сеять рознь, люди на площади взревели:

– Да здравствует король!

И что за беда, если первыми кинули клич люди графа Унгери? Важно, что остальные подхватили…

Право, отец Ипполит проявил недюжинную предусмотрительность, покинув Корварену еще ночью. Пресветлому повезло меньше. Капитан тайной стражи не рискнул казнить светлого отца публично – этот не стал бы признаваться и каяться! – но уже через час после казни заклинателя тело монастырского предстоятеля качалось на той же виселице, а герольды на площадях вещали, что король держит обещания, и объявляли награду за сбежавшего аббата.

Луи вернулся с площади злой. Победа не успокоила его, лишь разбередила. Да и мира с церковью эта победа прибавить не могла.

– Раньше все это надо было! – бросил графу Унгери.

Готье спорить не стал.

Поняв, что его неудержимо тянет сорвать злость, все равно на ком, Луи закрылся в кабинете, велев не беспокоить без крайней надобности. Разумеется, по сравнению с королевским гневом любые надобности казались пустяком; так и вышло, что от тяжелых мыслей короля оторвал лишь пришедший с утренним докладом герцог Эймери.

Когда первый министр вошел в кабинет, Луи сидел перед пустым столом в компании полупустой бутылки и тяжелого меча в изукрашенных серебром алых ножнах.

– Верите, герцог, – сказал тихо, – даже напиться не получается.

– Ваше величество! Вы просидели здесь всю ночь?!

Луи молча кивнул.

– Идите спать, – вздохнул герцог. – Поверьте старику, ваше величество, это лучшее, что можете вы сделать. Оно утихнет, отодвинется… и станет легче.

– Не хочу спать. Спать не хочу, пить не хочу… знаете, герцог, что бы я сейчас сделал с удовольствием, так это подрался. Вот и он, – кивнул на меч, – на войну просится.

Герцог кинул взгляд на богатые ножны:

– Это тот, что Гордий дарил? Зачарованный?

– Он, – кивнул король. – Герцог, скажите главное: новости из Себасты есть?

– Нет, ваше величество.

– Новости есть у нас. – Отодвинулась часть стены, и в кабинет вошел седой гномий колдун. – Приветствую, ваше величество.

Луи встал. Ответил немного растерянно:

– Рад видеть… в самом деле рад, почтенный, но вы же ушли?…

– До тех пор, – кивнул гном, – пока не утихнет опасность для тех из нас, кто живет среди людей. Недобрые времена еще длятся, но людям и Подземелью уже не грозит раздор. Мы готовы вернуться и готовы помочь людям в их войне.

– Я… благодарен вам, – сорвавшимся голосом сказал король.

– Вы говорили о новостях, почтенный, – напомнил министр.

Гном взглянул на старшего Эймери, кивнул:

– Битва была вчера. Ваш сын жив, герцог, но в целом потери очень большие. Сразу опрокинуть врага в море не удалось; порт захвачен, ваши войска готовятся оборонять городские стены. Вы успели укрепить Себасту со стороны суши, но портовая стена… ее возьмут неизбежно, это вопрос нескольких дней.

– Простите, – герцог кашлянул, – на чем основываются столь точные оценки? Я всегда полагал, что вы…

– Вы правильно полагали, в людских войнах мы не мастера, – кивнул гномий колдун. – Я говорил с вашим сыном, герцог, все оценки – его.

Луи совладал с собой быстро: казалось, дурные вести лишь помогли ему собраться с духом.

– Вы говорили, что готовы помочь?

– Иначе меня бы здесь не было. Подземелью не нужна ваша война; у нас достаточно много интересов в Себасте, чтобы не желать ей гибели, и Таргала – хороший сосед. К тому же мы ведем работы недалеко от тех мест, и суета на поверхности нам мешает. Вы должны протянуть время, хотя бы два-три дня. Потом, – колдун недобро усмехнулся, – мы будем готовы вступить в игру.

– Хорошо, – Луи взволнованно прошелся по кабинету. – Я возьму гвардию; сколько вы сможете переправить туда быстро, своими тропами?

– Сотню сегодня, сотню завтра, – гном ответил не раздумывая, будто ждал именно такого вопроса.

– Бони!

Верный паж возник на пороге мгновенно.

– Сэра Ранье сюда, быстро.

– Я вернусь через час, – сказал колдун. – Пусть те, кто пойдет сегодня, соберутся во дворе за конюшнями.

И исчез.

Время в очередной раз сорвалось с цепи и помчалось галопом.

Через полчаса Луи, объяснив капитану своей гвардии ситуацию и коротко сообщив Раде, что едет проверить, как дела на побережье, надевал доспех. Через час во главе лучшей гвардейской сотни ступил на гномью тропу. Через два с небольшим – вышел в Себасту, как раз на ратушной площади. Через три – нашел Эймери, выслушал его короткую, но яркую речь на тему «какого пса делать королю в осажденном городе», обменялся новостями и отправил гвардию на портовую стену.

И едва, немного успокоившись, собрался пообедать, как войско императора пошло на штурм.

– Мой король, – Эймери застегнул шлем и взглянул королю в лицо, – могу я, раз уж ты здесь, малость тобой покомандовать?

– Если эта команда будет звучать как «сиди здесь и не высовывайся», то нет.

– Мой король, – покачал головой Эймери, – обязанность любого командира – использовать подчиненных наилучшим образом. У нас возникло некоторое недопонимание с городским советом. Я не политик, мой король; я попытался им приказывать, но только напортил. Займись ими, прошу тебя.

– Хорошо, давай подробности.

– После. Я хочу, чтобы ты взглянул непредвзято. Просто собери их и потребуй содействия.

– Какого именно?

– Выполнять мои приказы.

Эймери убежал на стену, а Луи отправился в ратушу. Он прекрасно понял, что его лишь удалили подальше под благовидным предлогом, но… Эймери прав, Нечистый бы его побрал, кому бой, а кому и политика.

Впрочем, довольно скоро молодой король убедился, что Эймери жаловался обоснованно. Городской совет не спешил собраться по слову короля. Бургомистр, угодливо кланяясь, бормотал о незыблемости городских вольностей, за которые себастийцы готовы драться с любым врагом; между тем глаза его королю решительно не нравились. Лживые, скользкие и суетливые – почти настолько же суетливые, как толстые пальцы, что то хватаются за пуговицу, то сплетаются, то втягиваются в рукава дорогого камзола.

Давно пора кончать с этими вольностями, зло подумал Луи. Вольный город! Короля в медяк не ставят, и ладно бы в дни мира, а то как раз тогда, когда королевские войска умирают на их стенах!

– Завтра в полдень, господин бургомистр, городской совет должен собраться в полном составе. Кто не явится… возьмете на их место других, только и всего. Желающие, я думаю, найдутся. – Луи ядовито улыбнулся и ушел. Прощальные заверения в неизменной преданности его не интересовали.