Но столько народу, как набилось в «Колесо и бутылку» нынче вечером, мастер Огюстен не видал у себя отродясь. Неслыханное дело: посередь зимы, в самую непогоду, гость из Корварены! Гномьим путем пришедший! Да не кто-нибудь, а сам Мишо Серебряная Струна! Мишо, неприязнью к путешествиям известный не меньше, чем любовью к доброй еде и доброй выпивке! Ясно, что на такое диво полгорода сбежится посмотреть – и тем паче послушать!

Мишо в полной мере осознавал свою важность. Огюстен уже подал менестрелю бутыль его любимой «Знойной клубнички», посетители закончили делить места и угомонились, и теперь Серебряная Струна мог приступить к рассказу.

– Благородные господа, честная публика, – преисполненным важности голосом начал Мишо, – за эту осень в славном городе Себасте случилось много разных событий, но наверняка все вы помните, как на исходе лета уезжал в странствия добрый рыцарь сэр Барти.

И замолчал, не найдя ничего лучше, как именно сейчас промочить горло изрядным глотком ханджарского вина!

– Мишо, – внятно сказал сидевший за спиной менестреля гвардеец, – я тебя придушу.

– Ну и не узнаешь, Херби, что сэр Барти и благородная Мариана благополучно вернулись в Корварену аж из самого Ич-Тойвина! Что сэр Барти нашел в империи гномов и поднял мятеж, что благородная Мариана едва не стала женой нового императора, а самое главное – что как раз на день святой Софии они сыграли свадьбу, и свидетелем со стороны рыцаря был сам король, а со стороны Марианы – простая деревенская девчонка, между прочим, из-под Себасты родом!

По трактиру пронесся слитный восторженный вздох. Таких захватывающих новостей здесь не обсуждали с тех самых пор, как именем короля был повешен весь городской совет, а у Себасты отобрали приставку «Вольная», дав взамен «Коронный город».

– Да-да, – подтвердил менестрель, – Катрина, племянница бывшего десятника себастийской стражи Базиля, помните такого? Она стояла в церкви об руку с самим королем, а потом ее руки попросил… в жизни не угадаете кто! – Мишо снова отвлекся на вино, и на этот раз заинтригованные слушатели вытерпели паузу молча. – Помните сэра Сержа из нашего отряда? Того, которого похоронили пять лет назад? Так вот…

Да, этот вечер – а верней будет сказать, ночь, ведь истории странствий сэра Барти и благородной Марианы менестрелю хватило как раз до утра, – дал Себасте пищу для сплетен и пересудов на всю зиму.

– Одно только непонятно мне, – закончил долгий рассказ сытый, в меру пьяный и в кои веки довольный жизнью Мишо, – что же получается с клятвой? Хотя, думаю, новый королевский аббат не откажется освободить благородную Мариану от неосторожного обета…

– Да что клятва? – ухмыльнулся Херби. – С клятвой все вполне ничего себе: кто из доблестных рыцарей может похвастать таким деянием, как замужество? А уж если благородная Мариана по истечении года еще и сына родит…

«Колесо и бутылку» сотряс дружный хохот.

– Люди, – презрительно протянул молодой гном за дальним столиком.

– Верно, – кивнул сидящий с ним рядом мастер-старшина, – люди. И каковы бы ни были они, среди них обязательно найдется тот, кто прикроет остальных собой.

– А остальные этого и не заметят, – подытожил третий, и в золотых его глазах мелькнула присущая подземельным колдунам темная зелень.

Новый королевский аббат начал с того, что принес королю извинения за предшественника. Луи извинения принял, но доверять преемнику отца Ипполита все равно не спешил. Сначала взял его с собой в гости к Егорию и свел там, словно ненароком, с отцом Евлампием. Два королевских духовника понравились друг другу – и это послужило для Луи лучшей рекомендацией.

– Отцу Бартемиусу вверяю тебя смело, – пробасил на прощание Евлампий. – Слушай его, как меня бы слушал, дурного не насоветует.

Примирение с Церковью шло медленно и осторожно: да и как иначе, если обе стороны друг на друга в обиде? Но все же однажды Луи наведался в монастырь Софии Предстоящей.

– Задолжал я вам, – объяснил отцу Клермону. – Не от хорошей жизни запасы отбирал, да все равно. Примите в дар от меня, во славу Господа. – Выложил на стол образ святой Софии – эмаль на золоте, объяснил: – Кузен Филипп из Ич-Тойвина привез.

Новый монастырский предстоятель ответил, чуть помедлив:

– Щедрый дар, ваше величество, но то, что вы пришли сюда к нам – ценнее. Церковь и государь должны жить в мире и согласно трудиться во благо людей.

– Я надеюсь, что так и будет.

Священник склонил голову.

– Отец Бартемиус отзывается о вас весьма тепло.

– Вы его знаете?

– Разумеется. Ваш аббат, ваше величество Луи, мой старинный друг, так что вы для меня теперь больше, чем просто король. – Новый предстоятель бросил взгляд на висящие на стене часы. – Скоро вечерняя служба, не желаете?…

– Нет, благодарю. У меня важная встреча. Один только вопрос еще, пресветлый отец.

– Слушаю, ваше величество.

– Что с Анже? Он к вам пришел, я знаю…

Отец Клермон помрачнел. Сказал укоризненно:

– Сейчас уже хорошо, но, ваше величество, нельзя же так! Ваш граф Унгери…

– Готье меня и просил узнать. Он… видите ли, отец мой, он привык работать с людьми совсем другого склада. Такие, как Анже… Наверное, я не должен был просить от него такой работы, но положение было очень уж отчаянное.

– Мне пришлось изрядно потрудиться, чтобы вернуть ему душевный покой. Простите мне эту резкость, ваше величество Луи, но кем надо быть, чтобы повесить на человека – любого человека, совсем не обязательно такого, как Анже! – вину за смерть того, кто заменил ему отца? Да еще и заставив прежде поверить, что спасешь его своим предательством?

Луи вздохнул:

– Всего лишь начальником тайной службы. Это грязная работа, отец мой, тут ничего не поделать. Но я уверен, Готье рад будет, что с Анже все обошлось. Он боялся… худшего.

– Вашему Готье, – буркнул отец Клермон, – не помешало бы хорошее покаяние. Впрочем, Господь ему судья.

– Благодарю, отец мой. – Луи помялся. – И все-таки, скажу откровенно, хотя впереди спокойные времена, мне жаль терять такого дознатчика. Он дважды мне корону спас.

Отец Клермон позвонил, велел заглянувшему в кабинет секретарю:

– Брата Анже позови.

Сказал сердито:

– Вот что, ваше величество, давайте этот вопрос решим раз и навсегда. Дар, что дан Господом Анже, не только любому правителю и любой разведке, но и любым заговорщикам ой как пригодиться может. Не говоря уж о недобросовестных мастерах, ревнивых мужьях, да о тривиальных грабителях, наконец. И единственная защита для людей от того, кто таким даром владеет – его чистое сердце. Совесть, если хотите. Вы сами-то понимаете, ваше величество, насколько вам повезло, что Анже – вот такой, какой он есть? Представьте, если бы такой дар – да хоть отцу Ипполиту!

Молодой король передернулся.

– Вижу, представили. Так не надо, ваше величество, приучать чистого – к грязи. Вам же хуже станет, если привыкнет.

Луи не нашелся с ответом. Тяжелую тишину разбил стук в дверь, отец Клермон отозвался:

– Входи!

– Здравствуй, Анже, – выдавил король. – Значит, ты сюда вернулся…

Анже ответил спокойно:

– Вот только не говорите, мой король, что вы этого не знали.

– Его величество пожелал убедиться, что с тобой все хорошо, – с суховатой усмешкой сообщил предстоятель.

– Благодарю за заботу, ваше величество. Надеюсь, это все? Я сказал господину графу и вам повторю: не надо больше просить меня… об услугах короне. С меня довольно – и с короны, я думаю, тоже.

– Но ты нужен короне, Анже, правда нужен! А ты похоронил себя здесь… Неужели ты правда ничего больше не хочешь от жизни?!

– Я хочу писать хроники.

– Это достойное желание, – вставил отец Клермон. – Чернила правдивого хрониста столь же священны в глазах Господа, как кровь мучеников.

– Жаль. – Луи пожал плечами. – Право, жаль.