Анже покосился на гостевое кресло – и сел на табурет для арестантов. Стиснул пальцами края сиденья. Саламандра выскочила парню на колени, беспокойно завертелась. Чары чует, подумал граф. Над этим табуретом хорошо в свое время поработали. Страх, отчаяние… дикое желание пойти на все, лишь бы это скорее закончилось – все равно как, только скорее… Готье поморщился:
– Пересядь. Ты не арестованный.
– Ваши полчаса уже идут, господин граф.
Псы бы драли упрямца! Не раскрывать же ему служебные тайны…
– Анже, ты нужен нам. Не только мне нужен. Королю, Таргале. Но я не буду тебя держать. Ты уже сделал столько для короны, сколько иной за всю жизнь не сделает.
Побелел: по больному задело.
– Хочешь уйти – твое право. Но не уходи так, Анже. Я тебя прошу – подумай и скажи, чем я могу помочь тебе. Ты заслужил благодарность, в самом деле заслужил!
Анже молчал. Как не слышал, зло подумал граф. Кровь из разбитого носа расплывается кляксами на штанах, саламандра обвилась воротником вокруг шеи, тычется в щеку… а он – как не здесь. Только по глазам и видно: все он слышал, все понял, только отвечать не хочет.
Граф прошелся по кабинету, вздохнул:
– Удержать я тебя не могу, убедить остаться – тоже. Ладно, пусть так. Будь здесь король, может, он бы… – Анже мотнул головой. Граф снова вздохнул. Достал из ящика стола набитый серебром кошелек. – Но давай все-таки расстанемся мирно. Возьми. Ты заслужил награду, Анже, куда больше заслужил, чем даю. И переоденься, не так же тебе идти… Одежду выберешь у управляющего. И, Анже… Я хотел бы, честно скажу, иметь возможность хоть иногда просить тебя о помощи. Сам знаешь, времена сейчас… Если успокоишься, если надумаешь… дай знать.
Анже встал. Посмотрел на капитана тайной службы неожиданно спокойно. Он все решил, понял граф. Спрашивать без толку, все равно не скажет, но он решил и не отступится. Псы дери упрямца…
– Мне ничего от вас не надо, – сказал Анже.
– Тогда, – торопливо предложил Готье, кивнув на перстень пресветлого, – возьми это. Тебе не нужно – отдашь… кому-нибудь.
Впервые за разговор в глазах Анже прорвалась боль. Но такая – у Готье аж холодом вдоль спины протянуло. Псы тебя дери, парень… очень надеюсь, что я не ошибся. Что эти штуки, про которые я так и не узнал, амулеты это, реликвии или просто любимые вещи, остановят тебя, а не подтолкнут…
Анже взял со стола перстень и древнюю щепку на траурном шнурке – взял так же осторожно, как положил. Молча взял… снова, псы его дери, не ответил. Спрятал в карман и тихо вышел.
3. Серж, дознатчик службы безопасности Таргалы
Уже на третий день пути Серж отчаянно жалел, что амулет неслышимости наследного герцога работает на десять шагов, а не на три. А также – о том, что его высочеству Филиппу нельзя нацепить намордник вроде тех, что надевают побрехучим псам, дабы соблюсти тишину. Когда идешь по лесу, нужно слушать лес – а не бесконечные сетования, вопросы и рассуждения! «Брат Серж, вон та полянка изумительно подходит для отдыха, вам не кажется?»; «Как вы думаете, брат Серж, когда нас хватились, отец Ипполит мог ведь подключить к поискам братию близлежащих монастырей?»; «Брат Серж, кажется, я порвал штаны!»… В темнице и то было спокойнее!
Нельзя не признать, что Филипп честно старался во всем слушать своего «спасителя». Но приказов соблюдать тишину хватало ненадолго: молчать герцог умел, похоже, лишь в том случае, когда говорил кто-то другой. К тому же звезда балов и сочинитель сонетов напрочь не умел ходить по лесу; тут одними порванными штанами не обойдется, мрачно думал Серж. Покупать коней в ближайшей к замку деревне они побоялись: слишком ясный след. А потом – стало поздно. Отец Ипполит организовал поиски так быстро и умело, будто всю жизнь ничем иным не занимался. И если бы Сержу не приходилось в прежней жизни заметать следы и выяснять, сильно ли погоня наступает на пятки, – как пить дать, попались бы тем же утром!
Беглецы шли в Корварену. Решили: даже если король воюет, граф Унгери никуда из столицы не денется. К тому же вряд ли церковники будут ждать беглецов там, куда и сами бы их доставили со всем почетом. Конечно, пройти весь путь пешком казалось немыслимым; но осенние ярмарки были в разгаре, и Серж надеялся пристроиться к гномьему обозу. О том, что подземельные могут вовсе свернуть торговлю, он старался не думать.
– Брат Серж!..
Испуганный оклик вырвал из задумчивости; Серж оглянулся на герцога и с чувством выругался. Стоит, за личико держится, и как бы там ни кровь из-под пальцев! Да, дело к вечеру, но не настолько же стемнело, чтобы об корни спотыкаться и на сучки напарываться!
– Ваше высочество, – Серж отвел ладонь герцога от щеки, невольно присвистнул, – ну смотреть же надо, куда идете! Ну некрасиво же выйдет, если у всех шрамы как шрамы, в бою или на дуэли заработанные, а у вас…
Филипп опустил взгляд на измазанную в крови ладонь и тихо сполз в обморок.
Серж безнадежно махнул рукой, сгреб герцога в охапку и потащил к пройденной недавно полянке. Сегодня идти дальше явно не получится, а здесь костер не разведешь.
Часа примерно через два, когда его высочество был благополучно приведен в чувство, утешен, накормлен, снабжен примочкой для царапины и уложен спать, Серж решился отойти к ручью: вечером, наполняя там котелок, он заметил заросли мяты. Кинуть в кипяток да оставить на ночь – к утру настоится. Мятным отваром в монастыре пользовали при дурных снах, навязчивых страхах и прочих недугах, отбирающих душевный покой. Может, и Филипп хоть немного уймется… Серж успел уже трижды проклясть свой дурной язык: его подопечный то и дело ощупывал щеку и жалобно вопрошал: брат Серж, неужели и правда останется шрам? Может быть, все-таки можно что-то сделать?
Ручей был недалеко, шагах в тридцати от приютившей их поляны, амулеты от хищников работали исправно, разбойников и браконьеров в этой части страны сроду не водилось, что же касается погони, вряд ли они рыщут по лесам ночью. Если чего и следовало опасаться, так разве пробуждения Филиппа. Но герцог так вымотался, что и утром-то вряд ли получится поднять быстро…
Но все же оставлять подопечного без присмотра Серж побаивался. Как мог быстрее нарвал пучок мяты – и заторопился обратно. Но, когда до поляны оставалась всего-то пара шагов, тишину ночного леса разорвал истошный вопль.
Серж сам не понял, как вырвался к костру и когда успел выхватить нож. Филипп сидел, хватая ртом воздух и мелко трясясь. Врагов, волков или хотя бы змей, ящериц и пауков рядом с герцогом не наблюдалось. А вот случись что и впрямь серьезное, запоздало похолодел Серж, я б и не узнал: амулет-то работает, десять шагов – и кричи не кричи!
– Ваше высочество? – спросил Серж. Пучок мяты торчал в руках букетом, и бывший королевский рыцарь вдруг испытал острое искушение запихнуть весь этот букет герцогу в рот и заставить съесть прямо так, не дожидаясь отвара.
– Нет, – дернул плечом Филипп, – ничего. Простите, брат Серж. Дурной сон…
Вздохнув, Серж нашел в горке поклажи флягу с вином, протянул герцогу. Тот кивнул:
– Благодарю вас, брат Серж.
А руки-то у его высочества дрожат, отметил Серж. И зубы о горлышко стучат так, что сюда слышно. Запихнул мяту в котелок – хорошо, воды с вечера принес! – отгреб из костра углей…
– Ваше высочество, это был всего лишь сон.
– Да, но… – Филипп опустил фляжку, отер рот. – Скажите, брат Серж… разве вы не верите, что иные сны посылает нам Господь, желая предостеречь или наставить? А иные – Нечистый, в искушение?
– Может быть, – пожал плечами Серж. – Я, признаться, не считаю себя настолько просветленным, чтобы судить о подобном. Кто же, по вашему разумению, послал вам нынешний сон?
– Боюсь даже предполагать. Брат Серж, вы… я понимаю, что вы не должны безоглядно мне верить, но все же поверьте – я не хочу себе таргальской короны! Не хочу!!
Свет Господень, с чего он снова про корону?! Серж утвердил котелок в горячих углях, подсел к герцогу:
