Все три пули она положила в «яблочко», получился идеальный равносторонний треугольник. Он умер, еще не успев рухнуть на пол, а на белой рубашке уже расплылось красное пятно, точно кто-то разлил чернила на промокашку. В лицо ей ударил яркий свет, только тогда она поняла, что натворила.

Дженнифер Брауни проснулась резко, словно от толчка. Провела ладонью по щеке, и она мгновенно стала липкой от пота. Протянула руку к ламинированной поверхности тумбочки и нащупала часы. Моргая и щурясь от яркого света неоновой лампы над головой, пыталась разглядеть, который час. Ровно семь утра. Черт…

Она потянулась всем телом, изогнула шею. Снова опустилась на простыню. Зевая, выдвинула нижний ящик тумбочки. Достала оттуда упакованную в целлофан белую блузку, идентичную той, что была на ней. Еще две, аналогичные, остались в ящике. Положив упаковку на стол, начала расстегивать пуговки той блузки, что была на ней, пальцы онемели и плохо слушались. Наконец удалось справиться со всеми пуговками. Дженнифер встала, блузка соскользнула на пол, она подняла ее, швырнула в ящик и пинком задвинула его.

Она была удивительно хороша собой, отличалась естественной, не сразу бросающейся в глаза красотой, которой иногда отмечены женщины. Высокая — пять футов девять дюймов, с гладкой коричневой кожей, фигура гибкая и стройная, но со всеми положенными округлостями. Щеки немного пухлые, черные вьющиеся волосы достигают плеч. Драгоценностей она не носила никогда, за исключением одной безделушки от Тиффани — цепочки в виде переплетенных между собой сердечек. Это был подарок сестры на восемнадцатилетие, и цепочка угнездилась в соблазнительной выемке между холмиками грудей.

Она застегнула свежую блузку, заправила ее за пояс черного брючного костюма. Потом оглядела помещение без окон со стенами, выкрашенными светло-голубой краской, и улыбнулась. От улыбки на округлых коричневых щеках возникли ямочки — пусть и маленький, а свой офис. Она, похоже, никак не могла привыкнуть к этой мысли. Ее собственная, отдельная комната. Все здесь принадлежит только ей, даже воздух. Вот уже три месяца она здесь, в округе Колумбия, а ощущение новизны до сих пор не притупилось. Еще долго не притупится. Особенно после тех трех лет, проведенных в полевых условиях, в тренировочном лагере в Атланте, где стены домика были такие тонкие, словно картонные; казалось, дунешь — и он рассыплется. Она радовалась, что вернулась сюда, и планировала остаться.

Мысли Дженнифер прервал стук в незапертую дверь. Она нахмурилась, но улыбнулась, увидев на пороге Фила Такера, командира своего отделения. Он, как всегда, вовремя. Вчера сказал, что она понадобится ему утром, им надо поговорить. Правда, о чем именно, не уточнил.

— Привет!

— Ну как ты тут? — Он подошел к столу и, щурясь, уставился на нее через очки без оправы, над галстуком нависал двойной подбородок. — Еще одна ночь без сна?

— А что, заметно? — Дженнифер пригладила волосы, протерла кончиком пальца уголки глаз, прогоняя остатки сна.

— Нет. Просто охрана сообщила, что ты домой так и не ходила… Лично я отношусь к этому не слишком одобрительно, ты же знаешь.

Таков уж он был, Такер. Совсем не похож на тех боссов, которые обожают, когда их подчиненные засиживаются на работе до ночи, но доброго слова за это не скажут, будто не замечают. Такер очень заботился о своей команде и не скрывал этого. Дженнифер это нравилось. Заставляло ее ощущать себя частью чего-то важного, значительного и нужного, а не каким-то недоразумением в юбке.

— Нет проблем, босс.

Он почесал медно-рыжую бородку, поскреб макушку, где красовалась круглая розовая лысина в опушении светлых истончившихся волос.

— Кстати, я говорил с Флинтом, делом Хаммона займутся люди из министерства финансов. Очень благодарны тебе за помощь. Флинт даже помянул, что теперь он твой должник. Хорошая работа.

— Спасибо. — Дженнифер смущенно пожала плечами. Она никогда не умела принимать комплименты и перевела беседу на другую тему: — Так из-за чего сыр-бор? Зачем понадобилось подниматься в такую рань? Не иначе какой-нибудь конгрессмен потерял собаку, верно?

Такер опустился в кресло, положил руки на пластиковые подлокотники.

— Вчера возникла проблема. Я предложил тебя. — Он усмехнулся. — Надеюсь, не возражаешь?

Дженнифер заулыбалась:

— А если возражаю? Разве это имеет значение?

— Нет! Но ты ведь и не собиралась отказываться. Прекрасная возможность проявить себя. Шанс вернуться на прежние позиции. — Такер умолк, затем добавил уже серьезным тоном: — Наверное, второй и последний шанс.

— Все пытаешься помочь мне искупить вину? — Сон был так жив в памяти, что Дженнифер ощутила подкатывающую к горлу горечь и сглотнула.

— Нет. Это ты сделаешь сама. Но мы-то с тобой знаем, как трудно изменить чье-либо мнение.

— Я вовсе не ищу легких выходов, Фил. Я могу вернуться и без твоей помощи. И сделаю это, докажу, что достойна. — Ее темные глаза светились решимостью.

Такер медленно кивнул:

— Да. Но всем нужен перерыв. Хотя бы на короткий период. Всем, даже тебе. И я бы не стал тебя предлагать, если бы не считал, что ты это заслужила. Ладно. В общем, я сказал им, чтобы подъезжали прямо с утра. Отступать в любом случае поздно.

Он взглянул на часы, потряс запястьем, поднес их к уху и снова проверил.

— Твой будильник показывает правильное время? — Такер указал на настольные часы Дженнифер.

Она не ответила. Вместо этого спросила:

— Так кто там должен подъехать?

В открытую дверь постучали, вошел мужчина. Такер поднялся ему навстречу.

— Знакомься, Дженнифер, это Боб Корбетт. А это Дженнифер Брауни, Боб.

Все трое стояли неподвижно, и Такер настороженно смотрел на Дженнифер, точно опасался, что та может ляпнуть или выкинуть нечто не соответствующее случаю. Потом они обменялись рукопожатиями, и Такер облегченно выдохнул.

— Присаживайтесь. — Такер уступил гостю свое кресло, сам пристроился на краешке письменного стола. Корбетт уселся. — Боб возглавляет у нас отдел по расследованию краж и преступлений на транспорте.

— Нас уже знакомили. В лифте, — с улыбкой промолвила Дженнифер.

Иногда она видела этого человека в здании. Корбетт всегда был подтянутым и безупречно аккуратным — от гладко выбритого подбородка до начищенных черных туфель, тонкие шнурки которых всегда были завязаны двойным узлом. Сейчас она сразу заметила: с ним что-то не так. Узел на вязаном шелковом галстуке меньше, чем положено, будто Корбетт ослаблял его и опять затягивал несколько раз и явно не перед зеркалом. Так делают мужчины, когда волнуются.

Корбетт слегка нахмурился и кивнул:

— Да, конечно. Я помню. Привет. — Он говорил короткими рублеными фразами, в каждом слове звучала решимость, намекающая на военное воспитание. Они еще раз обменялись рукопожатиями.

Корбетту часто давали лет на десять меньше — он выглядел гораздо моложе своих сорока пяти. Однако углубляющиеся морщинки в уголках глаз и рта свидетельствовали о том, что возраст все же сказывался. Нет, рядом с Такером он, разумеется, смотрелся настоящим атлетом, хотя сравнивать их было бы несправедливо. Вообще Корбетт отличался какой-то обтекаемой, если так можно выразиться, внешностью — от гладко зачесанных серо-стальных волос до плавно округленных контуров щек и подбородка. Вспоминались локомотивы тридцатых годов в стиле арт деко — даже стоявшие неподвижно на путях, они всем своим видом говорили, что могут развивать скорость не менее двухсот миль в час. Нос слегка заостренный, близко посаженные серые глаза смотрят холодно, светятся умом. Мужчина сильный и незаурядный. Почему-то он напомнил Дженнифер отца — человека жесткого, но честного.

— А тебе известно, что Боб считается одним из самых лучших людей бюро? — спросил Такер. — Какие у тебя показатели? Пять нераскрытых дел за двадцать пять лет службы? Потрясающе! — Он покачал головой, точно не верил, что такие достижения вообще возможны.

— Вообще-то, Фил, лишь два. И потом, кто тебе сказал, что я перестал над ними работать? — Корбетт улыбнулся, но видно было, что он вовсе не шутит. Он не похож на человека, любящего шутить.