— Х’ара[38], — первый чеченец «стрельнул» из фонарика в Романа.

Бородач оглядел Комарова с высоты своего роста и процедил:

— Пошли, йурс’к[39]…

— Вы бы хоть объяснили, в чем дело! — запротестовал молодой человек, но ствол автомата с немой убедительностью ткнулся ему под ребро.

Комаров предпочел не спорить.

Его вывели из вагона. Снаружи было уже почти совсем темно. Возле поезда стояло два крытых фургона и армейский джип без верха, похожий на «Хаммер» старого образца.

— Лезь! — распорядился бородач, подогнав Романа к одному из этих фургонов.

Молодой человек забросил внутрь свою сумку, запрыгнул сам и очутился в полной темноте. Лишь на мгновение вспыхнул фонарик, осветил его (Роман успел заметить, что в фургоне сидело еще несколько человек) и погас.

На ощупь найдя на скамейке у борта свободное место, Комаров сел. Прошло немало времени, прежде чем он услышал скрип отъезжающего состава. «А я?!» — подумал Роман.

Поезд набирал скорость. Перестук удаляющихся колес. Еще двоих впихнули в фургон, и почти тут же машина тронулась.

Сердце Романа стучало, как стальные колеса недосягаемого теперь поезда. Что это? Недоразумение? С кем его перепутали? Что вообще все это означает? «Камуфляжный» пограничник (если это был пограничник) не вернул ему паспорт. Его, Комарова, арестовали? За что? Вот теперь Комаров начал тревожиться уже всерьез…

Андрей сосредоточенно работал, когда в приемной послышался какой-то посторонний шум. Серапионов нажал кнопку селектора:

— Татьяна, что там случилось?

— К вам Борис Владимирович по срочному вопросу, Андрей Константинович! — звонко отрапортовала секретарша.

И эта — туда же. Прежде Снежанка зубоскалила со всеми входящими-выходящими, теперь и эта по ее стопам пошла… Просто хоть по примеру отца сажай в «секретутки» ссохшуюся престарелую грымзу… Как они все осточертели!

— В чем дело, Борюся? — Андрей сложил руки на груди, откинулся в кресле и пристально оглядел вошедшего «красавчика».

— Шеф, ну ты не вели казнить, вели слово молвить! — ответил тот и брякнулся в кресло напротив стола Серапионова.

— В следующий раз советую звонить и договариваться. Говори быстро, у меня нет времени.

Борюся улыбнулся. Он всегда (даже, наверное, в сортире) ведет себя так, будто на него направлены сотни объективов телекамер. И выглядит, словно отправлялся на транслируемое по всему земному шару интервью, а по пути заглянул по небольшому дельцу…

— Новости из Одессы интересуют?

Серапионов слегка двинул бровями и повторил отцовский жест, сложив друг с другом подушечки пальцев рук.

— Ну, и?..

— Твои калеки приехали к Гроссманше.

— М-м-м… у-гу…

— И это все?! — удивился Борюся. — Я думал, ты будешь скакать, как дембель накануне увольнения…

Андрей редко позволял своим людям фамильярности, но на Бориса Шадова этот запрет не распространялся. Борюся ходил в фаворитах, потому что был сметливым исполнителем и не подхалимничал. Серапионов-младший, подобно своему отцу, ценил в людях дерзость. Если она, разумеется, не покидала определенных рамок. Определенных им рамок. А у Борюси было отменное «чувство локтя». Да и веселость Андрей тоже любил. Не всё же с дуболомами дела делать…

— Я уже взял билеты, Андрей Константиныч. Рейс завтрашний, утренний, в девять. Что передать ребятам? Брать их тепленькими, или пусть сразу, без нас, разберутся с обоими?

— Есть возможность их вывезти в тихое место?

— Не вопрос, — подчиненный, кажется, нисколько не смутился, когда над его головой будто щелкнули клешни: так посмотрел на него шеф. Откровенно говоря, молодому человеку всегда становилось не по себе от Серапионовского взгляда поверх его макушки, но Борюся предпочитал не уделять этому излишнего внимания.

— Пусть их берут живыми. Без меня ничего не предпринимать. К Розе Гроссман тоже пока не лезть.

— Тут такая ситьюэйшен интересная нарисовалась... Девка в больнице, ее проще всего взять. Может, пусть ее умыкнут, а второй тогда и сам приползет? С диском? И возни поменьше… Как ты на это смотришь?

— Разумеешь. Давай.

Выпроводив Борюсю, Андрей сел за компьютер. Но… не работалось. Мысли убегали непонятно куда.

Серапионов плюнул на все и поехал домой.

Спалось ему тоже тревожно. Скорее, дремалось. Это были настолько новые ощущения, что Андрей даже терялся, ибо не мог привести себя в порядок. Чувствуя взволнованное состояние хозяина, пушистый рыжий красавец-кот не отходил от него ни на шаг. Прежде он спал на Андреевой кровати исключительно в ногах, а в эту ночь забрался к нему на грудь, а потом долго встряхивал ушами с завитками «кисточек» и впивался в одеяло когтями больших лап.

— Лёва, ты достал меня! — предупредительно рыкнул Серапионов; зверь присмирел, лег возле него в позе Сфинкса и замер.

Самолет грянулся о посадочную полосу задним шасси, упал на переднее и поскакал, словно плохо объезженная лошадь.

— Одесса! — прошипел бледный от страха Борюся. — Даже тут без приколов не могут!

Андрей насмешливо покосился на помощника. Он нисколько не удивился бы, услышь вдруг по внутренней связи речь пилота или бортпроводницы в стиле: «Мы таки долетели. И слава нам всем!»

Но стюардесса объявила будничным голосом о прибытии. Вскоре подали трап, и через двадцать минут машина, ожидавшая у здания аэровокзала, везла Серапионова и Борюсю к морю. Точнее, к одному из одесских коттеджей.

Пока Борюся непринужденно болтал со спутниками, Андрей успел узнать всю информацию. Причем именно из их «трепотни». Сокольникову этой ночью усыпили и вывезли из местной больницы, а Николая Гроссмана пока не оповестили, ожидая прибытия шефа.

— Совсем, говоришь, девка головой тронулась? — посмеивался Борюся. — Бывает… Кому сейчас легко?

Хозяином коттеджа был врач, старый знакомый семьи Серапионовых. Но к моменту приезда гостей из Питера он уже уехал на работу, и Андрея с Борюсей встретили «братки».

— Сообщите Гроссману и встретьте. Привезти сюда. В целости и сохранности. С диском, — отдал Андрей короткие, рубленые распоряжения, шестым чувством воспринимая близость Ренаты.

Он мог безошибочно указать окно той комнаты, где она сейчас находилась.

— Поезжай с ними, — сказал Серапионов Борюсе. — Контролируй.

— Да сэр есть сэр! — пролаял тот, прикладывая к виску два пальца и тем самым изображая доблестных коммандос из американских боевиков.

Андрей расстегнул пальто: пожалуй, для такой одежды здесь жарковато. Март, все-таки, начинается. Весна…

Развернулся, пошел к дому. Головой тронулась… Немудрено после такого…

Закутавшись в одеяло и обняв руками колени, Рената сидела на диване. Она еще не совсем пришла в себя после укола снотворного, однако ощущение опасности уже проникло в нее. Комната была светлой, но пустоватой. Андрей оценил все с первого взгляда: женщину, обстановку, настроение…

Губы Ренаты беззвучно двинулись, словно, узрев Серапионова, она попыталась произнести двусложное имя. Какое — нетрудно догадаться. И в ту же секунду блеснувшие жизнью янтарные глаза угасли.

— Увы, нет, — подтвердил Андрей. — Здравствуй, Рената. Я рад тебя видеть. Честно — рад.

Она промолчала.

— Мне сказали, ты нездорова. Мне жаль. Не твоя и не моя в том вина. Тебя окружали не слишком умные спутники. Если бы твой муж оставил диск на месте, наша с тобой нынешняя встреча не состоялась бы…

Рената ткнулась лбом в колени и спрятала лицо.

Серапионов сжал губы и придавил на оконной раме выжившую с прошлой осени мошку. Что сказать еще? Что жить Ренате и ее мужу осталось ровно столько, сколько сюда едет автомобиль? Он уже устал удивляться реакциям своего организма: вот и теперь пальцы его, отряхивая останки раздавленного насекомого, становились все холоднее. Андрей оглянулся. Ему не хотелось убивать эту женщину. Но как? Как сделать, чтобы не убивать?.. Дилемма…