— О Извечные! — пробормотал Пта, подле которого мы стояли, и опустил чело на руку. — Как мне надоела эта семейка!

— Она даровала мне в качестве платы за перевозку вот это кольцо! — Анти вытянул перед собой трясущуюся руку с сизым распухшим пальцем и, следуя условиям заклятья, рак возвратился в свое истинное обличье, упал в песок и завозился в нем.

Я тут же отправила услужившее мне существо в реку.

— Какое кольцо? — забавлялся Сетх, отлично разглядев мои ухищрения и не моргнув притом оком. — Да ты просто предатель, Анти! Предлагаю растянуть его на досках и высечь палками по пяткам, чтобы неповадно было другим творить ослушание приказам Нетеру и следовать алчности своей! Злато затмевает разум, так, Анти? Потому сейчас ты увидишь много золотых искр!

И, пока секли жадного Анти, Сетх обратился к судьям:

— Так решится наконец этот спор, великие Нетеру? Или же мы с Хором кончим свои дни в Ростау, а Та-Кемет погрязнет в войне, которую затеяли без нас эти смертные лысые павианы? Что скажешь, враг мой Хор? Твое слово, племянник!

Сетх обратил свой взор на моего младшего сына.

Хор благоразумно промолчал. Было ни к чему подтверждать слова лиходея-Сетха.

Ра поймал овода и теперь слушал, как тот, обгорая, жужжит в его раскаленном кулаке. Сморщенное лицо моего отца озаряла младенческая улыбка.

Пта поджал губы, откинулся на троне и, постукивая палочкой по развернутому папирусу, поглядел в небо.

— Нет, вы, конечно, можете отдать корону Атеф этому юнцу и его коварной матери, не гнушающейся лжесвидетельством и обманом, — продолжал брат. — Но только, боюсь, это не пойдет на пользу ни стране Та-Кемет, ни самому Хору. Ибо власть портит человека.

— Портит, портит! — поддакнул избитый Анти, уползая с судилища. — Тебя вот, правитель, испортила… Лучше б ты меня убил, чем теперь придется просить Инпу запихивать мне обратно отбитые кишки…

— Ты еще здесь? — изумленно заметил Сетх, приподнимая брови.

— Как мне надоела эта семейка! — снова простонал Пта, не открывая глаз. На сей раз — почти в полный голос.

Другие Нетеру были с ним согласны. По крайней мере, каждый был согласен в душе.

— Я предлагаю отдать корону Усира Атеф и белую корону Верхнего Египта Хеджет прямому наследнику Усира, Хору, в связи с последним принятым законом о наследовании, подписанном даже заинтересованными в его непринятии участниками! — витиевато провозгласил невозмутимый Тот, который стоял по левую руку от Ра.

Сетх метнул в него взгляд, полный ненависти.

Ра отряхнул руку от пепла сгоревшего насекомого и, поправив сверкающую корону, поднялся:

— Что ж… если забыть о том, как вы всем нам надоели — вы, превратившие строгий суд в уличный спектакль, а судей Нетеру — в глиняных идолов на льняных веревочках… то… я предлагаю отдать Атеф, а также белую корону Верхнего Египта Хеджет уже показавшему себя великим воином Сетху и разойтись полюбовно. Если же нет… Завтра начнется противостояние Сетх-Эм-Ухэ-Нечер-Эм-Дуаит[80], Себы-Джа[81], Хор-Джесера[82], Себы-Реси-Эн-Пет[83] и Себы-Уэфти-Джа-Пет[84]. Вот пусть тогда претенденты на картуш правителя и покажут себя в состязании. Это мое последнее слово на сегодня!

Старик-отец поднялся и, задернувшись покрывалом, ушел под свой навес. На небе сгустились тучи.

И, проходя мимо сына моего, Хора, Сетх внезапно скрылся за своим излюбленным мороком, отражавшим его истинную сущность, взревел, копнул землю раздвоенным копытом, мотнул остророгой головой, будто желая поддеть противника на рога.

Но и Хор не растерялся, а отрубил его переднюю ногу и бросил ее на середину разверзшегося звездами неба.

Сетх вернулся в свой облик, усмехнулся и отер кровь царапины на плече.

— Красиво, — сказал он, поглядев вверх, на рассыпавшуюся серебряными звездами Бычью Ногу — Месхетиу[85]. — Ты приглядывай за нею, сестрица. Чтобы не утащили. Не думаю, что Анти один в своем роде.

И, раскланявшись с нами, Сетх запахнулся в свой походный плащ, дабы в следующую секунду покинуть судилище.

Ал проснулся посреди душной тропической ночи. Сон о будущем или сон о прошлом снился ему сейчас? Молодой ори не знал этого. Ах, если бы в воле Учителя, Паскома, было вернуть Алу память о собственном «куарт»! Им не пришлось бы ежедневно выживать в непривычных и жестоких условиях дикого континента: эмигранты жили бы здесь в свое удовольствие, наслаждаясь каждой минутой. Так же, как древний Паском, который мог себе позволить уподобиться дитю либо зверю. И он, и волк Натаути чувствовали себя в Кула-Ори как на родине.

Растянувшийся на кровати со стороны Танрэй, пушистый Нат поднял морду и оглянулся через плечо с немым вопросом в умных глазах: «Что не спится тебе, хозяин?»

Рука спящей жены утопала в седой шерсти волка, его бок она использовала вместо подушки, лицо Танрэй закрывали густые золотистые волосы, смешиваясь с серебряным мехом зверя, а нежная спина блестела от испарины.

Нат широко зевнул, небрежно лизнул руку хозяйки и снова уронил голову, ленясь делать хоть одно ненужное движение в такой жаре. «Как он, родившийся у полярного круга, созданный Природой для суровых условий вечной зимы, безропотно терпит на себе горячее тело Танрэй?» — всегда удивлялся молодой человек, наблюдая их дружбу, окрепшую после переезда на Рэйсатру. Волк тенью следовал за женщиной, и Ал был спокоен, зная, что Нат никому не позволит даже замыслить дурное на свою хозяйку. Раньше, на Оритане, когда не было нужды в непрерывной охране, Ал не замечал привязанности пса к жене: эти двое скорее не обращали друг на друга внимания. Теперь же Нат позволял себе бесцеремонно забираться в их постель, и Танрэй отвергала все попытки мужа призвать волка к порядку.

Она что-то забормотала, но Ал не смог расслышать, что именно. Танрэй, равно как и все переселенцы, сильно уставала в течение дня, но в ней жила несгибаемая воля. Только вчера Тессетен насмешливо признался другу, что проиграл в споре. Ал с трудом вспомнил, о каком споре идет речь, и когда вспомнил, мысли его вернулись к событиям двухлетней давности…

…Утомленный долгим путешествием, на четвертые сутки плавания Тессетен собрал немного оправившихся от морской болезни соплеменников и просто стал читать им книги, которые выпросил у Танрэй.

Читал все подряд, чередуясь с Алом. И так ловко это у них получалось, что ори приободрились и, казалось, само время перестало тянуться в бесконечном ожидании прибытия.

— Кстати, мы пересекаем экватор, — предупредил Ал, перебивая друга.

Все пассажиры уже давно расхаживали по палубе и каютам «Сэхо» в легких одеждах, а днем старались не появляться на обжигающем солнце. Объявление Ала означало одно: они уже очень близки к цели своих странствий.

Сетен поднял голову, но лицо его по-прежнему скрывалось в тени спадавших на глаза волос. Он хотел захлопнуть книгу, но созидатель Кронрэй запротестовал:

— Нет-нет, Тессетен! Дочитайте! Велика важность — экватор!

— Ну, я бы на вашем месте посмотрел… — задумчиво пожал плечами бывший экономист.

— Продолжай-продолжай, — кивнул ему Паском. — Это лучшая легенда нашего народа, которую я когда-либо знал…

И кулаптр посмотрел на Ала и его жену, которая сидела рядом с Сетеном, сложив руки на столе и опираясь на них подбородком. Танрэй с лукавой улыбкой подвинула книгу к Тессетену и снова прилегла, готовая слушать дальше.

— Как пожелаете… М-м-м… на чем я остановился?.. — Сетен пробежался глазами по тексту.