— Ой. Я продолжение тоста чуть не забыл! Тамада из меня еще тот… Простите! Так вот, метался-метался скорпион в огненном кольце, а выхода не нашел. И знаете, что сделало благородное насекомое?

Серапионов кашлянул. Руки внезапно ослабли, дыхание пресеклось.

— А благородное насекомое просто укусило себя. Так поступают скорпионы в безвыходной ситуации… Вот видите, Константин Геннадьевич, хоть в психотропах я — ни бум-бум, но вот про токсины кое-что знаю…

Этих слов Серапионов уже не слышал. Тело его скорчила ужасная судорога. Изо рта хлынула пена, и он упал со стула.

В ту же секунду Котов спрятался под стол, а между телохранителями завязалась перестрелка.

Начальники охраны обеих сторон, Павел и Алексей, упали первыми, прострелив друг другу головы. Звенели разбитые стекла. В ужасе прятались официанты и повара на кухне, администратор судорожно давил на кнопку тревоги, вызывая милицейский наряд…

Находившиеся прежде в холле, охранники Котова и Серапионова ринулись наверх.

Евгений Борисович дождался тишины, выскочил из-под стола и, прыгая через три ступеньки кряду, сбежал по лестнице.

— Евгений Борисович, вы не ранены? — окликнул Евгения Борисовича прорвавшийся вслед за ним телохранитель — наверное, последний оставшийся в живых.

Парень был ранен в ногу, но все же, хромая, догнал шефа. Оба они покинули помещение и бросились, скользя по снегу, к машине.

— Благодарность тебе, Витя! Не забуду! — прохрипел Котов.

Телохранитель повернул ключ.

На всю Серебренниковскую прогремел взрыв.

По прихоти судьбы или умершего от яда Скорпиона, смерть пришла за Евгением Борисовичем почти на то же место, где окончил свои дни Александр Павлович Сокольников, печально известный Полковник, отец рыжеволосой девушки по имени Рената.

Ну вот… Ч-черт! Забыл отключить телефон! В кои-то веки хотел по-человечески (точнее, по-китайски) расслабиться и разобраться в себе — и тут же выковырнули на полпути этим дурацким звонком! Сам виноват, конечно… Отключай перед медитацией все связи с внешним миром!

Андрей поднялся с пола. Все равно необходимый настрой уже рассеялся, а известие может быть важным…

— Мя-а? — вопросил рыжий кот, карауливший у дверей спортзала, и вприскочку побежал за хозяином.

— Вот тебе и «мя-а», — ответил Андрей, хватая трубку, облокачиваясь на стол и спрашивая: — Да?

— Андрей, это Рушинский.

— Здрасьте, Виктор Николаич…

— Здравствуй, Андрюша, здравствуй… Даже не знаю, с какого бока и сказать-то тебе об этом… — голос компаньона отца был далеким и надтреснутым, с эхом, а после каждой произнесенной фразы наступала долгая пауза. — Твой отец погиб, Андрей…

Серапионов как вертел в руках средиземноморскую ракушку, так и разломал ее, с хрустом сжав и порезав себе пальцы.

— Кто? — спросил он, вытирая окровавленную руку о кимоно.

— Котов, Андрюш. Кощей. Но и тот взорвался в своей машине. Взаимно, как понимаешь, они друг друга угробили… Звоню тебе уже не из Новосибирска. Пришлось уехать: очень гнилая ситуация… Все кончено. Приношу свои соболезнования…

— Виктор Николаевич, подробнее чуть-чуть… — металлическим голосом произнес Андрей.

Он тупо смотрел в стенку и не думал ни о чем. Отца больше нет… Андрей никогда не мог себе представить, что это будет вот так…

— Что подробнее, Андрей? У них, как выяснилось, была встреча в одном из новосибирских ресторанов… в «Доме актера», если это имеет для тебя значение… Кощей отравил Костю, а тот еще до встречи приказал своим людям начинить машину Кощея взрывчаткой. Точно не знаю, но предполагаю, что было именно так. Я плюнул на все и уехал. Тебе тоже советую: на нас вот-вот выйдут спецслужбы…

— Все это дело со спецслужбами «заказал» Котов?

— Не знаю. Я не стал ничего выяснять… Мы уже говорили с тобой об этом. Все, Андрей, все! Я сказал, что хотел. Решать тебе…

— Спасибо, Виктор Николаич… — Андрей бездумно нажал кнопку отмены звонка и простерся на том же столе, на который облокачивался во время разговора.

Рядом вспрыгнул пушистый рыжий Лева, припал передними лапами и грудью к плечу хозяина.

Изрезанным, кровоточащим пальцем Серапионов медленно собирал в кучку осколки ракушки. Полировка стола под щекой туманилась от его дыхания. Где-то в доме (телевизор?) едва слышно звучала песня Гребенщикова — знаменитая песня о прекрасном золотом Городе:

Андрей всегда был один. Но прежде его держала на плаву мысль, что верный союзник и родной человек в одном лице — отец — где-то рядом. Непререкаемый авторитет, святыня, по бессмертию равная Сфинксу…

И вдруг — так просто, так внезапно: «Твой отец погиб, Андрей»… Это нормально?

Да, в последнее время между ними не было взаимопонимания. Да, были обиды. Но в глубине души Андрей не переставал любить своего отца, каким бы тот ни был. Способность любить без надежды на отдачу, унаследованная от матери… Константин так и не сумел вымарать это качество, эту слабость из сердца сына. Да лучше б сумел! Сейчас не было бы так ужасно…

И Серапионов понял: то, что жжет сейчас его глаза и кожу, что скапывает на стол — это слезы. Впервые за двадцать с лишним лет… Он и забыл, что это такое… Боже, как же это больно! Лучше бы его убили-отравили, чем чувствовать все это…

Кот слегка пошевелился у него на плече, ложась поудобнее. Андрей покосился на него. Изумрудные глаза животного смотрели в никуда. Казалось, ему абсолютно все равно. Однако маленькое сердечко колотилось, чуть подрагивал кончик хвоста. Вот так и Андрею приходилось притворяться, что ему наплевать на все в этой поганой, пошлой, грязной жизни…

Надо что-то предпринять. Не лежать же тут, по-бабьи распуская нюни… Провести свое расследование, докопаться до сути: от кого это прилетело и почему? Андрей знал, что его затея опасна. Фортуна больше не на его стороне. Да и черт с ней!

Молодой человек быстро выпрямился, ополоснул в ванной пораненную руку, переоделся.

Узнав о смерти главного босса, Боря Шадов перепугался не на шутку. «Наверху» все разбежались, сели в тюрьму или умерли. Он работает с сыном покойного босса, а тот не зависит от корпорации «Salamander in fire», но не сегодня-завтра доберутся и до Андрея Константиновича. Может, конечно, он и вывернется, что сомнительно: если даже Серапионову-старшему оказалось не по силам избежать плачевной участи, то куда уж Андрею?

А все очень просто! Шадов понял, что выход тут один: как только за Андреем установят слежку (почему-то Борюся представлял себе этот процесс именно так), он сразу обратится к противной стороне с предложением сотрудничества. И хотя дела своей фирмы молодой Серапионов вел довольно чисто, по другой «статье» на совести у него висело столько жертв, что даже тех фактов, которые знал Борис, хватит на многие тома судебных разбирательств. Руки у шефа не то что по локоть в крови — по самые плечи… Ну а как иначе, когда работаешь палачом у такого папаши? Андрей был наглядным примером человека, ведущего двойную жизнь. «Днем» он честный и трудолюбивый бизнесмен, никогда не обманывающий партнеров, уважаемый и влиятельный гражданин, периодически обуреваемый приступами нежности к внебрачной дочке. «Ночью», по щелчку папиных пальцев, этот же милый, спокойный и благородный господин перекидывается в хищника и выходит на охоту, а за ним стелется кровавый шлейф и лежит множество трупов. Весьма привлекательный портрет. В органах он будет пользоваться большим успехом. И сомнительно, очень сомнительно, что Андрею дадут дожить до начала процесса. Прирежут по-тихому в тех же Крестах или в Москве, в «Лефортово», и спишут на драку с уголовниками… Кому надо, чтобы такая птица — да вдруг запела?