Крылья птицы, мощь быка, разум человека да воссоздадут, объединившись, великого Белого Зверя Пустыни!

И тут заговорил голос изнутри:

— Заря, свет которой заливал округлые стены белоснежных зданий... Мы с тобой любили смотреть на неё и вдыхать прохладный утренний воздух... Бесконечные дали, холмы, за которые нам с тобой так хотелось умчаться, потрясающе синий океан... Помнишь, сестренка?

— Там... было красиво... Но разве было это? Это детские сны. Мои детские сны... — прошептала она в ответ.

— Та эра сменилась эпохой Великих Пирамид... Юная душа нашего ученика искала нас и творила маяки, дабы мы нашли гавань. Пирамиды отражали суть... Но мы ослепли, мы перестали жить сердцем, разуверились в существовании души... Маяки надежды мы предпочли считать гробницами, а мистерию, призванную воспевать Жизнь, беззаботно приняли за культ служителей Смерти… Мы разделили все на белое и черное, придумали понятие «зло», не постигнув добро, заставили свое зрение видеть несуществующие цвета и не замечать истинных. Мы подчинились велению разума и губителя…

— Если все это и было, я не в состоянии понять Время...

— Увы нам всем, сестренка… Нельзя стать осью, не побывав ободом.

И после этих слов она вспомнила еще.

Был холод. Лютый холод. Лето больше не приходило, покинув некогда благодатные края. С неба сыпал снег, небо стало черным, звезды меняли свои места, лед пожирал землю. Планета, сопротивляясь, дрожала от холода и, чтобы согреться, исходила трещинами, откуда брызгала раскаленная лава. Огонь и лед, как в день Создания…

И она...

Вспыхнул в памяти, чтобы тут же угаснуть, момент неосуществившегося Восхождения. Утес раскололся, роковая трещина скользнула под ноги и поглотила беззащитное тело прежде, чем попутчики успели воссоединиться. Это и стало началом конца…

…Саша удержал ее за плечи над самым обрывом. Дыхание блестящей внизу реки вернуло Ренату к действительности. «Танец» закончился. Они стояли на высоком берегу Волги и смотрели вдаль.

— Я ведь говорил, что у тебя очень умное тело, — проговорил телохранитель.

— Ты — самый лучший! — лицо Ренаты светилось остатками пережитого счастья.

Она уже не помнила того, что так явственно промелькнуло в сознании какие-то секунды назад…

— Ты мало кого видела, — Саша отступил, ускользая. — И ты не успела увидеть главное…

Девушка упрямо покачала головой.

— Ты — самый лучший! — повторила она.

Саша поднял руки, взмахнул ими, словно крыльями, и сложил, закрыв голову. На секунду замерев, он слегка — тихо-тихо — рассмеялся:

— «Фэньхуа», — и добавил: — «Китайский Феникс».

Девушка смотрела на него в немом восхищении.

— Едем, — Саша перестал улыбаться и повернулся, чтобы идти к машине. — У нас еще есть дела в городе.

Разрумянившаяся (Рената и сама не ведала, насколько она хороша сейчас), она покорно пошла следом, но не удержалась от шутки:

— Такую сказку испортил ты, Саша! Слов нет! Ты настоящий маньяк!

— Нет, просто я целеустремленный, — телохранитель подождал, когда она сядет, и захлопнул за нею дверцу.

— Ты — целеустремленный маньяк, — согласилась Рената.

Как нередко бывает в провинциальных городишках, у кабин междугородней связи толпилась очередь.

Рената снова мучилась с зубом и десной.

— Сходишь за жетоном, Саша?..

Он кивнул, внимательно оглядел окружающих и, не обнаружив ничего подозрительного, удалился.

Рената заметила: чем дольше болел у нее этот проклятущий зуб, тем слабее было действие анальгетиков. Она свыклась с положением беглянки, приняла необходимость постоянно сосуществовать рядом с посторонним мужчиной и даже нашла с ним общий язык, но смириться с болью было не в ее власти.

— Рената, — Саша протянул ей жетон и сел рядом на обитую рейкой скамейку под фикусом, — теперь, если к трубке подойдет твой муж, скажи ему, что в указанном месте в Москве мы будем через пару дней. Если, конечно, все пойдет нормально, на что я надеюсь…

Мутным взором, едва понимая, о чем он толкует, девушка посмотрела в исхудалое лицо своего защитника. Саша покачал головой:

— Н-да… После звонка я везу тебя к стоматологу — и никаких отговорок.

— Я боюсь!

— Вопрос закрыт. Итак, ты скажешь Николаю, что мы будем в Бибирево, в гостинице. Если он располагает какой-либо информацией по нашему делу и может помочь, пусть решит, как лучше поступить. Самое главное — «дипломат», — в такт своим словам Саша дотрагивался до ее руки указательным пальцем.

— Сашенька, поговори с ним сам! — держась за щеку и раскачиваясь взад-вперед, взмолилась Рената.

Телохранитель подумал и кивнул.

— Люди добрые! — вдруг обратилась к ним полная женщина в шелковом, по-старушечьи повязанном, сиреневом платочке; на одной ее руке лежал младенец, на другой — висел мальчишка лет пяти. — Там моя очередь подхо… ай! уже подошла, а мне этих девать некуда. Поможете? Приглядите?

Саша смерил ее взглядом и отошел в сторону, не стал вмешиваться. Рената поняла, что принятие решения он оставляет за нею. Отказывать было неудобно, и девушка кивнула. Телохранитель неопределенно повел головой. Что за выводы он сделал — одному богу известно. Ренате было не до того.

— Спасибочки вам! Ой, спасибо! Я вас не задержу, мне в Курск позвонить, на пару слов...

Женщина оправдывалась, словно звони она не в Курск, а в другое место — в какой-нибудь Талды-Курган, к примеру, — то времени ушло бы гораздо больше. Рената махнула рукой.

— Тетя! — пятилетний отпрыск той тетки, забираясь на скамейку с ногами, тут же взял инициативу в свои руки: — А ты чево за щеку держишься?

Рената закусила губы. Как назло, завозился и младенец, сморщился, захныкал. Девушка отыскала взглядом телохранителя, но тот отвернулся, не желая принимать никакого участия в происходящем. Ренате почудилось, что он очень недоволен. А мальчишка продолжал ее донимать:

— Тетя, у тебя зуб болит? — и, пользуясь Ренатиной беззащитностью, полез ей пальцами в рот: — Покажи!

Она попыталась обороняться, закрылась, подставляя локоть. Почувствовав борьбу, младший брат мальчишки развопился на все отделение. Люди начали оглядываться, некоторые морщились и ворчали, и без того раздраженные стоянием в очереди.

— Тетя-тетя, а почему у тебя такие большие зубы?

Рената затряслась от нервного смеха:

— Отстань ты от меня, бога ради! — укачать орущего младенца теперь было непросто.

— Ну почему у тебя такие большие зубы? — продолжал измываться пацан.

— Это не зубы! — почти рявкнула она. — Это бивни! Сядь и успокойся немедленно, блин!

— А у меня тоже зуб шатается! Во, смотри! — он оскалил зубы и продемонстрировал свой качающийся клык, уцепившись за него донельзя грязными пальцами.

Ренату едва не стошнило.

— А он знаешь, чево орет? Он… — мальчишка понизил голос, — обоссался! Он ваще дурной. Вчера с кровати упал. Зря его мама из больницы привезла…

Рената почувствовала на себе взгляд. Не Сашин, чужой. Тревожно поискала глазами. На подоконнике напротив восседала цыганка и нахальными черными глазами пялилась на девушку. Только цыганки ей и не хватало!

— Вот и все! Они вас не сильно достали? — тетка поторопилась забрать у девушки своего младшего, старший сполз на пол и, скорчив хитрую рожицу, прицелился в Ренату из пальца, как из пистолета. — Не знаю, как вас благодарить, девушка! Дай вам Бог! Здоровьичка вам!

— Если оно мне понадобится… — пробормотала Рената в спину уходящей женщины.

— Понадобится, ой понадобится, золотая моя!

Кошмар: теперь на скамейку подсела та цыганка.

— Ой, уйдите вы, уйдите! Сил моих больше нет!

Девушка умоляюще посмотрела на Сашу. Тот усмехнулся и подошел ближе.

— Подожди, золотая! Дай зуб тебе заговорю!