Ал, красивый южанин высокого роста, широкоплечий и статный, вкратце и довольно небрежно поведал гостям об их с Солонданом работе. В этом человеке чувствовалась некоторая надменность, но чопорности Ко-Этла не было.

И совсем удивило тепманорийцев то, что эмигранты пытались обучить местных дикарей премудростям своей культуры. Для этого они даже выстроили школу, где преподавали несколько оританян.

Когда Ко-Этл познакомился с женщиной, ответственной за работу школы, образ Ормоны слегка померк для него. Танрэй была не просто хороша. Она была северянкой. А это для Ко-Этла значило немало. Она была живой и светящейся. В ней чувствовалась хрустальная чистота и вечная юность. Тепманориец не подал и вида, но Ормона с иронией посмотрела на него, будто сразу обо всем догадалась.

Жена Ала увлеченно рассказывала гостям о том, как приезжим удалось обучить местных жителей адаптированному языку, а впоследствии, на этой основе, преподавать и другие знания цивилизаторов. Ко-Этла же восхищало мужество хрупкой Танрэй, ведь редкая северянка согласится подвергнуть себя взглядам чужих глаз, находясь в священном состоянии. Другую он осудил бы незамедлительно, а в этой женщине чувствовалась такая уверенность и убедительность, что таяли даже укоренившиеся предрассудки бывшего аринорца.

— Да будет «куарт» твой един, Танрэй! — пробормотал Ко-Этл на прощание. — Равно как и «куарт» твоего ребенка.

— Пусть о тебе думают лишь хорошее, — с готовностью ответила молодая учительница.

Они улыбнулись друг другу. Это была улыбка двух равных по духу людей, но Ко-Этл вновь уловил во взоре Ормоны какое-то странное выражение.

— Просто сделайте это нынешней ночью — и все, — Ормона была спокойна, лишь ее гайна фыркала под нею и била копытом.

Саткрон похлопал шею своей белой гайны. Все-таки восемь человек — это не шутка. Да еще и сделать это аккуратно…

— Почему вы обошли Дрэяна и обратились ко мне, атме Ормона? — спросил молодой гвардеец.

— Сделаешь это для меня — и ты заменишь мне Дрэяна. Во всем, — холодно отозвалась она. — Есть у тебя желание оставить этот рассадник москитов и жить в умеренных широтах — там, где есть всё, там, где всё напоминает об Оритане?

— О, да! Конечно!

— Так вот, приезжие — верхушка Тепманоры. Уничтожь их — и временно парализуешь Тепманору. У меня на нее далеко идущие планы, гвардеец. А ты, — она протянула руку и ладонью погладила Саткрона по щеке, — мне нравишься. В тебе есть огонь, который угас в вашем командире.

Саткрон заметил, что после трагедии Теснауто Дрэян стал как будто избегать Ормоны. Это было странно. Тем более странно, что ее увечный супруг уже не мог бы мешать их встречам. Не исключено, что дело в Але, но Саткрон не собственник. И его больше интересовала не Ормона, а власть, которую она могла подарить своему верному фавориту. Дрэян оплошал, но до сих пор продолжает выполнять ее пожелания, потому что теперь он чувствует себя отмеченным клеймом и не может просто так отвернуться. Однако, похоже, командир отказался от участия в этом деле. Потому жена Тессетена и обратилась к нему, к Саткрону. А тот своего шанса не упустит. И Край Деревьев с Белыми Стволами — отличная ставка. Кому нужен знойный и влажный Кула-Ори с помешанными на сельском хозяйстве правителями? Такой климат способствует загниванию. Процветать можно, лишь подчиняя себе новые благополучные земли.

— Будет какой-то знак? — уточнил молодой человек, перехватывая руку Ормоны и жарко целуя в запястье, отчего-то покрытое свежими кровоподтеками, словно кто-то грубо стиснул его и едва не сломал.

— Я поручаю выполнение тебе, — она опустила рукав. — Сам и подашь нужные команды. Мне важно, чтобы в живых не осталось ни одного из восьми тепманорийцев.

Саткрон кивнул. Он и сам ненавидел северян — пожалуй, едва ли не больше, чем местных приматов-дикарей.

Фирэ критически взглянул на себя в зеркало. Нет, он основательно отвык от нормальной одежды. Теперь ему казалось, что и камзол на нем сидит как-то не так, и воротничок слишком высок и жмет, и в туфлях чересчур жарко. Хотя, конечно, смешно это все для воина, преодолевавшего тысячи ликов в той одежде, которую положено было носить по уставу…

В похожем — не этом, конечно — камзоле он был, когда в последний раз виделся с Саэти. Юноша вспомнил ее голубые лучистые глаза и полудетское пухлое личико. Кто знал, что ей суждено умереть в неполных шестнадцать?..

В лесу протяжно вскрикнула какая-то птица. Молодой кулаптр закрыл все окна, чтобы за вечер в дом не налетели москиты и мошкара, перекинул через плечо свою сумку и отправился к Алу, у которого должен был состояться прием по случаю приезда гостей из Тепманоры. Фирэ не очень хотелось появляться на люди, но Паском попросил его присутствовать.

Торжество было нестерпимо скучным. Немного спасало то, что Ал устроил встречу под открытым небом, в просторном дворе своего дома, под перистой кроной громадной секвойи.

Тепманорийцы приглядывались к оританянам, подчеркнуто соблюдая все правила этикета. Кула-орийцам в ответ тоже приходилось придерживаться хорошего тона.

— Фирэ, а что — невкусно? — шепнула ему на ухо Танрэй, которая на правах супруги хозяина дома угощала всех гостей.

Юноша поднял голову, улыбнулся и поцеловал ее руку:

— Все прекрасно, Танрэй! Вы бы присели.

Она засмеялась и ускользнула. Танрэй нашла хороший выход: ей, по крайней мере, не приходится тосковать в этом благовоспитанном обществе. Хитрая.

А Фирэ просто не хотелось пробовать другие блюда, глядя на то, как Ко-Этл и его спутники соревнуются с Солонданом, родителями Танрэй и еще несколькими ори на поприще «знаний хороших манер». Не то чтобы он не знал, какими приборами следует пользоваться в конкретном случае. Просто — не хотелось ими пользоваться. Глядя на ту же подчеркнуто-корректную Ормону, сидевшую по правую руку от бородача-северянина.

— Как нынче весна в Тау-Рэй, господин Ко-Этл? — нарушила общее молчание мать Танрэй, и все мгновенно оживились.

— У нас весны прохладные, госпожа Юони. Но москиты, надо сказать, так же донимают.

Присутствующие засмеялись, как по приказу. Натянуто, но с некоторым облегчением. Ормона внимательно разглядывала тех, кто не поддерживал общего веселья.

А не поддерживали его сидящие рядом Ал, Сетен, Паском и сам Фирэ. Ал и пожилой кулаптр о чем-то тихонько переговаривались, Тессетен с усмешкой (явно по другому поводу) смотрел в свою тарелку, а Фирэ наблюдал. Так же, как и Ормона. Юноша не чувствовал единения с большинством этих людей. Ему не хотелось находиться здесь. Когда молодой человек задавал себе вопрос, для чего он все-таки пришел, сердце предлагало единственную подсказку: ради Паскома, Танрэй и Сетена. Придумать иную причину Фирэ было бы тяжело.

— Ишвар, неси это на ту сторону стола, — прощебетал сзади голосок Танрэй.

Она это сделала нарочно. В смысле — эти поджаренные баклажаны с начинкой из оранжерейных томатов и соусом, приготовленным с добавлением козьего сыра, чеснока и сбитых яиц. Такие блюда следовало есть с помощью как минимум пяти столовых приборов. Или одного — при учете, что это твои собственные руки. Ко-Этл, бедняга, даже изменился в лице.

— Надеюсь, я не сильно пережарила баклажаны… — невинно заметила хозяйка.

Фирэ улыбнулся. Про себя. Он заметил, как Танрэй подмигнула мужу и Сетену.

Ко-Этл и Ормона с непроницаемым видом принялись орудовать ножичками. Остальные присутствующие откровенно мучились. Фирэ насмешливо поглядывал на своего брата, которому отродясь не удавалось освоить мудреную технику правильного поведения за столом.

— Танрэй, ну сядьте, наконец! — попросил юноша, заскучавший по ее обществу. Если ему и хотелось бы с кем-то поговорить, то Танрэй была одной из этих немногих.