Жанна улыбнулась.

— Виноградник. Не ожидала от тебя.

— Почему?

— Потому что ты выглядишь как человек, который будет воевать до конца. Без остановки.

— Может, и буду. — Он пожал плечами. — Но мечтать не запрещено.

Она допила воду, встала.

— Пойдём. Скоро вылет.

Они вернулись к самолёту. Остальные уже грузились. Маркус проверял снаряжение, Ахмед возился с радиостанцией, Томас читал. Пьер забрал своё оружие, проверил — всё на месте. Жанна села рядом, пристегнулась.

Двигатели заревели. Самолёт снова взлетел. Внизу остался Сингапур — чистый, яркий, упорядоченный. Впереди был Бангладеш — грязный, хаотичный, опасный.

Пьер закрыл глаза. Думал о Жанне, о её доме у канала, о её родителях, о виноградниках, которых у него никогда не будет. Думал о том, что война съедает людей. Медленно, незаметно. Забирает дома, семьи, мечты. Оставляет только рюкзак, оружие и шрамы.

Но рядом с Жанной это казалось не так страшно. Потому что она тоже несла свой груз. И они несли его вместе.

Самолёт летел. Через три часа они будут в Дакке. Через четыре — на базе ООН. Через пять — на операции.

Жанна толкнула его локтем, протянула наушник.

— Слушай. Это тебе понравится.

Он вставил наушник. Заиграла музыка — спокойная, акустическая, с мужским голосом. Что-то про дороги, расстояния, возвращение домой.

Пьер слушал. И впервые за долгое время думал не о войне. А о том, что будет после. Если выживет. Если повезёт.

Виноградник. Тишина. Может быть, рыжая женщина с зелёными глазами рядом.

Мечты. Глупые, наивные.

Но они согревали.

Самолёт начал снижение над Бенгальским заливом. Пьер проснулся от изменения гула двигателей, открыл глаза, посмотрел в иллюминатор. Внизу вода — мутная, коричневато-зелёная, с белыми полосками волн. Берег приближался, и первое, что бросилось в глаза, — цвет. Не голубой, не зелёный. Грязно-коричневый, будто землю размыло и смешало с водой до состояния густой каши.

— Дельта Ганга, — сказала Жанна рядом. — Самая большая речная дельта в мире. И самая грязная.

Легионер присмотрелся. Дельта расползалась паутиной рукавов, протоков, каналов. Между ними — острова, полуострова, клочки земли, на которых лепились деревни, хижины, лодки. Всё выглядело временным, хрупким, как будто одна большая волна могла смыть всё это обратно в воду.

Самолёт снижался, и город начал проявляться. Дакка. Столица Бангладеш. Шрам знал цифры из брифинга — двадцать миллионов человек, одна из самых перенаселённых городских агломераций в мире. Но цифры не передавали того, что он видел сейчас.

Город расползался во все стороны, как раковая опухоль. Серые, коричневые, ржавые здания, сплошным ковром покрывающие землю. Никакой геометрии, никакого плана. Просто хаос — дома росли, где придётся, лепились друг к другу, взбирались друг на друга. Между ними — узкие улицы, больше похожие на трещины. Реки и каналы резали город, но вода в них была того же грязного цвета, что в дельте.

— Вот это жопа, — пробормотал Томас, глядя через проход.

— Добро пожаловать в реальность, — сказал Маркус спокойно. — Здесь живёт больше людей, чем в Австралии. На площади меньше, чем Бельгия.

Дюбуа смотрел, как город приближается. Высотки торчали тут и там — новые, стеклянные, нелепые среди моря трущоб. Офисные здания международных корпораций, отели, банки. Островки богатства в океане нищеты. Вокруг них — жестяные крыши, брезент, пластик. Трущобы тянулись километрами, сливались с промзонами, фабриками, складами.

— Смотри туда, — Жанна указала вниз. — Видишь ту кучу цветных точек?

Француз присмотрелся. Там, где она показывала, на берегу реки тянулся огромный лагерь — тысячи палаток, навесов, временных построек. Цветной брезент — синий, оранжевый, белый — создавал пёструю мозаику.

— Лагерь беженцев, — объяснила бельгийка. — Рохинджа из Мьянмы. Несколько сотен тысяч человек. Живут там годами.

Самолёт развернулся, заходя на посадку. Бывший легионер увидел аэропорт — бетонные полосы, ангары, терминалы. Военная зона отделена забором, вышками. Рядом — гражданская авиация, и там толпы, автобусы, хаос.

Колёса коснулись бетона. Тряхнуло, двигатели заревели на реверсе. Самолёт затормозил, покатился по рулёжке. Наёмник смотрел в окно. Жара плавила воздух над бетоном. Солдаты бангладешской армии стояли у зданий — в зелёной форме, с автоматами. Худые, тёмнокожие, с чёрными усами.

Самолёт остановился. Двигатели заглохли. Рампа начала опускаться.

— Готовьтесь к жаре, — сказал Маркус. — Тут хуже, чем в Сингапуре.

Они отстегнулись, взяли рюкзаки, оружие. Легионер проверил HK417 в последний раз, повесил на грудь. Глок на поясе. Вектор в чехле на рюкзаке. Тяжесть была привычной.

Рампа легла на бетон. Внутрь ударила волна влажного горячего воздуха — плотная, вязкая, пропитанная запахами. Керосин, пыль, выхлопы, что-то сладковато-гнилостное. Дюбуа сделал шаг вперёд, и жара обрушилась на него как стена. Сорок градусов, может больше. Влажность такая, что дышать трудно. Воздух не входил в лёгкие — он вязнул где-то в горле.

Команда спустилась по рампе. Боец щурился от солнца. Бетон под ногами был горячим, сквозь подошвы чувствовалось. Вокруг — ангары, техника, грузовики, люди. Шум, гул, крики на бенгальском. Где-то ревел генератор. Где-то кричали команды.

У самолёта их встретил офицер бангладешской армии — майор, лет сорока, с усами и тёмными глазами. Рядом — белый мужик в гражданском, лет пятидесяти, с загорелым лицом и короткой стрижкой.

— Майор Хоссейн, — представился офицер с акцентом. — Добро пожаловать в Дакку.

— Дэвид Макгрегор, — сказал белый, протягивая руку Маркусу. — Координатор ООН. Мы говорили по защищённой линии.

Маркус пожал руки, представил команду. Макгрегор окинул их взглядом профессионала — задержался на оружии, снаряжении, кивнул с одобрением.

— Хорошо экипированы. Это правильно. Здесь дикий край.

— Куда едем? — спросил немец.

— Сначала на базу ООН в городе. Брифинг, координация с местными. Потом выезжаем в зону операции. — Макгрегор махнул рукой, и подкатили два джипа — Toyota Land Cruiser, белые, с логотипом ООН. — Грузитесь.

Снаряжение загрузили в багажники. Команда расселась — Маркус, Ахмед и Томас в первый джип, Пьер и Жанна во второй. За рулём местный водитель — молодой парень с тонкими усиками, нервно улыбающийся. Макгрегор сел впереди.

Джипы тронулись. Выехали с аэродрома через контрольно-пропускной пункт, где солдаты проверили документы, махнули рукой. И тут же — город.

Шрам прижался к окну, смотрел.

Первое впечатление — людей слишком много. На тротуарах, на дорогах, везде. Толпы, потоки, реки людей. Мужчины в лунги — традиционных юбках, женщины в сари, дети голые или в лохмотьях. Велорикши — тысячи их, снующие между машинами. Автобусы, битком набитые, с людьми, висящими на подножках и крышах. Грузовики, легковушки, мотоциклы — по три-четыре человека на одном байке.

Дороги были узкими, разбитыми. Ямы, выбоины, лужи грязной воды. Джип подпрыгивал, вилял, сигналил. Водитель матерился на бенгальском, но не останавливался — давил газ, протискивался в щели между машинами.

— Это ещё нормальная дорога, — сказал Макгрегор. — Дальше будет хуже.

Легионер смотрел на здания. Бетонные коробки, три-четыре этажа, облупленные, закопчённые. Балконы, с которых свисало бельё, провода, растения. Первые этажи — лавки, мастерские, забегаловки. Вывески на бенгальском, арабском, английском. Всё вперемешку, всё кричащее.

Между зданиями — проходы, переулки. Наёмник заглядывал туда, когда джип притормаживал в пробке. Темнота, грязь, мусор, люди, сидящие на корточках. Дети играли в луже. Крысы бегали по куче отходов. Запах был такой, что хотелось зажать нос.

— Канализация здесь условная, — объяснил координатор. — В трущобах её вообще нет. Всё идёт в реки и каналы. Поэтому вода такая.

Жанна сидела рядом, молча глядя в окно. Лицо её было спокойным, но Дюбуа видел, как напряглась челюсть. Она бывала в плохих местах, но Дакка била рекорды.