— А тебе, Паша, любая музыка, кроме марша, как нож по сердцу! — парировал Смирнов, вооружившись бидоном и разливая из него темное, густое ташкентское пиво. Это, кстати, редкость. Во время войны его почему-то перестали варить, а сейчас вот вновь возрождали традицию.

Я прислонился к косяку веранды, смотрел на них и улыбался. Эта бытовуха, этот простой солдатский пикник после всех пережитых событий были именно тем, чего так сильно хотелось простому человеку, уставшему от постоянной беготни и стрельбы. Я видел лица своих товарищей — уставшие, радостные и спокойные, без той вечной напряженности и готовности к бою, вбитой в нас войной и тренировками.

Они шутили, спорили о футболе, подпевали магнитофону. В этих простых моментах был настоящий мир, тот самый, за который они сражались.

Позже, когда солнце село и Смирнов зажег развешанные над террасой лампочки, все уселись за большой стол под открытым небом. Ели шашлык с лепешками, жевали огурцы, зеленый лук, запивали пивом, рассказывали байки. Я слушал и чувствовал, как накопленное напряжение понемногу отступает.

Теперь все мысли были о том, как поскорее вернуться к любимой девушке, к Лене, что честно ждала меня в Краснодаре. Вернуться домой, к маме в Батайск. Сыграть там свадьбу, пусть не самую богатую, но зато самую запоминающуюся. Для нас. Для родных. Для друзей.

Мысли о том, что там будет в Комитете после такого громкого инцидента дальше — я гнал прочь. Это уже не мое дело. Я и так сделал очень много, а все остальное пусть решают люди в больших погонах, вроде того же Волкова. У них есть для этого ресурсы и возможности.

А часа через два, когда все уже расслабились, к воротам дачи вдруг подъехал темно-зеленый штабной УАЗ 469. Из него вышел майор Игнатьев в каком-то мешковатом спортивном костюме. Честно говоря, видеть его в таком виде было странно. Чуть прихрамывая, он подошел к террасе.

Его появление не было неожиданным, просто мы ждали его пораньше. Я сразу понял, что что-то не так. По лицу Кэпа было видно — это я научился определять безошибочно.

— Мужики, прошу прощения, что нарушаю банкет, — кивнул он, подходя к столу. — Максим, рад тебя видеть живым и здоровым. Слышал, тебя в самом верху приняли. Молодец. А у нас тут новости. Так сказать, с пылу с жару.

— Сначала возьми-ка это, Кэп! — Паша протянул ему кружку с холодным пивом.

Помедлив, Игнатьев взял предложенную Шутом кружку, сделал большой глоток и, вздохнув, начал докладывать, словно на совещании, но с поправкой на неформальную обстановку:

— Первое. По итогам изучения добытого вами архива и всех показаний Максима, была собрана комиссия, спешно разработана целая операция. Были задействованы серьезные силы и средства, проверенные люди. Все делали оперативно и скрытно, чтобы информация не разлетелась по штабу. В результате были выявлены четверо высокопоставленных офицеров комитета госбезопасности. Помощников их перечислять нет смысла. Фамилии тоже называть не буду, эта информация не для разглашения. Задержаны двое генералов КГБ из окружения Калугина, а третий, как выяснилось, узнав о своих друзьях, предпочел застрелиться прямо в кабинете на Лубянке. Это произошло вчера поздно вечером.

По столу прошелся одобрительный гул. Новость была воспринята хорошо.

— А четвертый? — спросил я, хотя ответ уже был очевиден.

— Калугин, — майор помрачнел. — Он, гад, почуял неладное раньше всех. Еще до официального приказа о задержании, он все бросил — документы, семью, все имущество. Вертолетом добрался до границы, а затем перешел через границу в Пакистан. А оттуда, по нашим данным, его уже «выдернули» старые друзья из ЦРУ и наверняка готовят к переправе. Скорее всего, в Польшу, в Варшаву.

Я молча слушал, до боли в суставах сжимая в руке кружку.

Калугин избежал ареста и сейчас на свободе. Это серьезная проблема. Да, сбежал, система его и предательские планы рухнули. Но того, что эта скотина заслужила, так и не получила. Осталась безнаказанной.

— Второе, — негромко, но твердо продолжал майор. — Наверху, в Центральном Комитете, эта ситуация вызвала настоящий шок. Без преувеличений можно сказать, что под кураторством ЦРУ ими планировался государственный переворот. Михаил Горбачев лично приказал провести полномасштабное разбирательство, вопрос курируется им лично. Предварительно, все диалоги с американцами по афганскому и сирийскому вопросам — заморожены. Более того, выявили и взяли с поличным сотрудника ПГУ КГБ, который почти десять лет тайно работал на ЦРУ. Возможно, именно он курировал связь Калугина со Штатами и ЦРУ. Предстоит долгий допрос… Но уже стало известно, что после этого провала Запад решил оставить Сирию в покое. Конфликт планируется развернуть на другом фронте. Пока ничего толком не ясно.

Я мрачно кивнул. Ну да… Война никогда не заканчивается, она просто меняет адрес.

— И третья, самая неприятная новость, — голос Игнатьева стал жестким. — Калугин, не смирится с этим! Он будет мстить, Максим! Мой товарищ из отдела внешней разведки предупредил, что через свои старые связи в Пакистане, он сразу же распорядился нанять группу профессионалов. Не каких-то полуобученных моджахедов, а именно наемников, бывших солдат, с большим опытом. Их задача — найти тебя. И ликвидировать. Здесь, в Союзе или где-либо еще. Наверное не ошибусь, если скажу, что он считает тебя личным врагом номер один.

Вокруг стола повисла гробовая тишина. Даже Шут перестал хмыкать.

Я почувствовал, как по спине пробежал холодок. Я снова был мишенью. Только теперь не в чужом Афганистане, а здесь, в Союзе, где я надеялся, наконец, отдохнуть.

— Что-то известно? — спросил я, чувствуя нависшую надо мной тяжесть.

Игнатьев посмотрел на Громова с нескрываемым беспокойством.

— Максим, пока ничего. Но они будут действовать тихо. Без шума и пыли. Нужно глядеть в оба!

Следующие два дня на этой же даче пролетели в тревожном ожидании.

Погода стояла просто замечательной — голубое небо, яркое солнце. Дул очень легкий южный ветерок. Повсюду лезла зеленая травка.

На фоне неожиданно теплой весны, воздух вокруг наполнился запахом каких-то цветущих деревьев и кустарников, выяснять названия которых никто не стал. В кронахз деревьев пели какие-то птицы, жужжали пчелы. Тут и там порхали пестрые бабочки, которых я уже черт знает сколько не видел. Вернее, может и видел, просто не замечал. Казалось бы — наслаждайся и умиротворяйся — ведь вокруг все хорошо!

Да только все это никак не способствовало крайне напряженной атмосфере, что нависла над этим местом. Каждый звук — скрип калитки, отдаленный гул мотора — заставлял меня хвататься за оружие. Нет, я вовсе не скажу, что чего-то боялся или опасался… Просто невозможно нормально воспринимать информацию о том, что за тобой послали банду убийц, цель у которых всего одна. Причем ладно бы это был просто слух, так нет же… Игнатьев чушь пороть не будет, раз сказал такое, значит, есть основания так полагать.

Кэп покинул нас тем же вечером. Даже пиво не допил. Но все прекрасно понимали, будь у бывшего командира время и возможность, он был непременно остался. Раз уехал, значит на то была веская причина.

Время пребывания здесь тянулось настолько медленно, что ожидание уже всерьез начало действовать мне на нервы. Согласно указанию Кэпа, группа «Зет», при оружии, должна была оставаться вместе со мной до тех пор, пока не подтвердится информации о том, что генерал-майор Калугин действительно меня заказал. Ну или пока ее не опровергнут. Само собой, на общем фоне, судьба какого-то там лейтенанта не сильно волновала людей в больших погонах. Генерал-полковник Волков, опять же по понятным причинам, видимо забыл о своих гарантиях.

Вообще, в Москве, в Генеральном Штабе Министерства Обороны СССР, равно как и на Лубянке, сейчас был полный бардак и неразбериха. Шло серьезное и очень объемное разбирательство, причем важность и суть этих событий естественно скрыли от общественности. Что-то где-то безусловно просочилось, но кто-то быстро сообразил и дал команду приставить ко всем печатным издательствам и телестудиям сотрудников комитета, которые должны были все контролировать. Они бдили днем и ночью, прослушивали телефоны, вели слежку и много чего еще…