Сегодня мы сидели в прохладной гостиной, на столе перед нами лежали разобранные и почищенные пистолеты ПБ-1С. Любой разведчик знает, что механический ритуал чистки своего оружия заметно успокаивал нервы. И я не исключение.

Мне было хуже всех по двум причинам. Первую я уже озвучил, но эта мысль была мне привычна — меня постоянно кто-то пытается убить. Это в порядке вещей. А вот вторая причина нервировала куда больше. До запланированной свадьбы — рукой подать, а я, как пес в железной клетке, отрезан от всего мира. От Лены. От родных.

Я понимал, что так нужно. Что иных вариантов особо-то и нет. Тут только ждать. Держать бдительность и не расслабляться. Чуть дашь слабину, как враг окажется под самым носом. Подобным нельзя было пренебрегать.

— Не могу больше, ожидание выматывает! — устало заявил я Шуту, который в очередной раз протирал механизмы своего пистолета. — Мне нужно в город, позвонить.

— Макс, зачем? Ты же знаешь, что нельзя светиться. А вдруг наемники Калугина уже здесь, только и ждут, пока ты высунешь нос с дачи? Нужно ждать, нельзя рисковать зря!

— Паша, у меня свадьба меньше чем через пять дней! — негромко возразил я.

Корнеев поднял на меня усталые глаза.

— Да знаю я, ты меня сейчас вот совсем не удивил! Но позволь тебе напомнить, тебя же предупреждали, Макс. Опасность слишком велика! И это вовсе не ерунда, на которую стоит махнуть рукой. Сиди тихо, жди. Смотри в оба. Держись за штаны — скоро всё прояснится. Плохо тебе тут, что ли? Ну, вот ты сам подумай, где тебя легче достать? Здесь, в под нашей защитой, в этой крепости или в городе, где-нибудь в темном проулке у торговой палатки.

— Не в этом дело, — сдержанно возразил я, зная, что он прав. — Если бы не события на личном фронте, я бы тут сидел и полгода и даже носа не показывал. Мне многого не нужно, обойдусь малым. Но сейчас просто обстоятельства другие! Время поджимает… Но ты вот о чем подумай… Прошло столько времени, а от меня вновь, ни слуху, ни духу! Лена там уже, наверное, с ума от волнения сходит! Нет, Паша, я должен ей позвонить! Должен услышать ее голос, иначе за себя не отвечаю. Она там одна, не знает ничего, ждет и надеется. Дата свадьбы все ближе и ближе, пятое мая не за горами. Представь, каково девушке! Понимаешь меня?

Он понимающе вздохнул, посмотрел на меня укоризненным взглядом.

— Эх, Макс, да я-то все понимаю… Игнатьев же ясно дал понять, что к чему. Но командир у нас ты, тебе и окончательное решение принимать. Только если все же решишься ехать, кто-то из нас непременно с тобой поедет. Вон, Смирнова возьми! Он и водитель и помощник. Всем выдвигаться в город нет смысла. Но ты все равно, глаза на затылке держи! И это… чебуреков, если что, привезите. Хорошо? С мясом, побольше. Задолбались уже тушёнку да галеты из сухих пайков есть, и один и тот же чай заваривать. От такой еды уже изжога полезла.

Ну да, знакомое явление. У многих разведчиков, да и вообще военных людей, в связи с нервной работой, условиями и качеством пищи, появлялись проблемы с ЖКТ. В норме у обычного человека три приема пищи в день, а у нас, с такой-то службой, бывает и ни одного. Влияние стресса, работа на износ, постоянная смена обстановки, недосыпы — все это негативно сказывается на здоровье. Если продолжать в таком духе, то лет через десять организм скажет хватит. Рассыплешься на глазах. А то и раньше.

Само собой Корнееву хотелось нормальной еды. И остальным тоже. Особенно потому, что как раз неподалеку от стен дачи располагалась большая чебуречная, откуда постоянно прилетали восхительные запахи, дразнящие наше обоняние. Димка Самарин, стоя на наблюдательном посту, даже пальцы начал себе грызть.

Я еще несколько секунд думал, взвесил возможные риски, а затем согласно кивнул и встал с кресла. Решительно сунул в кобуру скрытого ношения свой недавно почищенный пистолет, в карман положил запасную обойму — хоть какое-то ощущение безопасности. В ботинок сунул нож. На всякий случай.

Вышел за ворота дачи. Остановился в нескольких метрах. Осмотрелся — ничего. Мой наметанный глаз угрозы не видел, хотя я и пытался постоянно анализировать все, что видел.

Ташкент встретил меня ослепительным солнцем и оглушительной, мирной суетой. Город большой, оживленный. После войны здесь население чуть убавилось по той простой причине, что многих узбеков призвали в армию, для подготовки замены для отдельных подразделений общевойсковой сороковой армии.

Воспользовавшись картой, спрашивая местных, я нашел почтамт — прохладное, пропахшее пылью и старыми досками здание. Долго стоял в очереди к единственной свободной кабине, чувствуя, как ладони потеют от нервного напряжения.

Наконец, пришла моя очередь — буквально ввалился внутрь, кое-как прикрыв за собой дверь. Номерной диск завертелся, послышались щелчки. Сердце начало колотиться.

— Алло? — из трубки прозвучал до боли знакомый голос, которого я не слышал уже несколько месяцев. Это время казалось вечностью.

— Лена… — внезапно осипшим голосом произнес я. — Это я. Максим.

— Максим! Боже мой… Жив? Здоров? Где ты? — ее голос дрогнул, в нем мгновенно смешались слезы, радость, волнение, удивление, чувства.

— Жив, здоров. Сейчас в Ташкенте сидим. Ждем отправки домой. Все уже позади, задание выполнили. — Я сжал трубку так, что костяшки побелели. — Так что ты не волнуйся, я уже жду документы, мне тут, кстати, отпуск дали, представляешь? В связи со свадьбой. Так что у нас будет аж целый месяц! Месяц отпуска. Только для нас двоих.

В трубке повисла пауза, и я услышал, как она едва сдерживается от нахлынувших чувств.

— Правда? Целый месяц?

— Да и никаких тревог. Клянусь. Только ты, я и наша свадьба. Ну и родные! Ты главное на меня не злись, что я вот так вот пропадаю на месяца, а потом появляюсь из ниоткуда. Обещаю, это скоро закончится!

— Я не злюсь, Максим, — прошептала она. — Я понимаю. Я всегда понимала, ведь отец таким же был. Я просто так соскучилась по тебе, не могу уже одна оставаться. Возвращайся. Пожалуйста, возвращайся целым. Ты обещаешь?

— Обещаю. Я уже в пути, родная. Скоро. Очень скоро.

От этих слов что-то перевернулось внутри. Стало и тепло, и невыносимо больно от мысли, что этот долгожданный мир может рухнуть в одночасье. А все потому, что призрачные нити войны все равно тянутся следом за мной.

Вернувшись на дачу с заветной коробкой полной еще горячих чебуреков, я застал там майора Игнатьева. Он сидел на веранде, держа в руках алюминиевую кружку чая. Вид у него был угрюмый, но я знал, что он меня поймет. Рядом с ним стоял Корнеев, переминаясь с ноги на ногу.

— Ну что, жених, нервы треплешь? Не сидится тебе за этими стенами? — встретил он меня с легкой, уставшей ухмылкой.

— Как есть, товарищ майор, — честно ответил я, ставя дымящуюся коробку на стол. — Позвонил невесте! Так было нужно!

Игнатьев отставил кружку. Его лицо стало серьезным.

— Понимаю, не оправдывайся. Сидеть в четырех стенах, когда там такое дело — не сахар. Но теперь слушай меня внимательно. Очень внимательно. По поводу той информации о наемниках Калугина… Никаких подтверждений за двое суток так и не поступило. Я сам проверял, звонил нужным людям. Даже ХАД и те в какой-то мере подключились. Итог — ничего! Ни по нашим каналам, ни по линии МВД. Тишина. Полная.

Он сделал паузу, глядя мне прямо в глаза. Повисла небольшая пауза.

— Я лично связывался со всеми возможными источниками. Ни одного сигнала. Ни одного подозрительного факта. Ни в Ташкенте, ни в Афганистане, ни в Союзе в целом.

Я молчал, чувствуя, как в груди замирает надежда.

— И что это значит?

— Это значит, что я, как старший оперативный начальник, склоняюсь к версии, что была дезинформация. Причем искусная и намеренная. Цель — держать тебя в тонусе. Нервы помотать, помешать тебе спокойно вздохнуть и, возможно, заставить совершить какую-нибудь глупость. Калугин действительно сбежал, это факт. Но не в Польшу, как мы думали первоначально. По уточненным данным, которые поступили буквально сегодня утром, его следы ведут в Европу.