Мы вышли на улицу. Быстро вечерело. Небо уже было рыжим, а солцне клонилось к закату. Воздух был прохладным и пыльным. Я почти потащил Вильямса через плац к тому самому одноэтажному зданию, куда увели Кикотя. Американец с трудом перебирал ногами — видно было, что ему очень хреново. Но это временный эффект, долго так продолжаться не может. Нужно торопиться.

Сам Вильямс еще не понял, что у него на шее висит ожерелье смерти. Активировать его проще простого, вот только это на самый крайний случай. В кармане у меня лежал пистолет Урду, а ствол самого Джона, в кобуре. Глушитель пришлось снова снять.

У входа в здание стояли двое охранников. Увидев Вильямса в моём сопровождении, они выпрямились.

— Капитан приказал, — я бросил фразу коротко и не допускающим возражений тоном, — Срочно передать пленного семьдесят семь ноль один.

— А что с мистером Вильямсом?

— Виски перебрал. Слишком много в себя принял.

Говорил я на английском, так как пакистанского не знал вообще. Это было нормально, поскольку я неоднократно слышал, что они сами говорили на английском же языке. Наемников так учили. А их тут полно.

Охранники чуть усмехнулись. Конечно, процедура была нарушена. Но ведь перед ними был сам Вильямс, хоть и выглядевший неважно. Да еще и его «правая рука». Авторитет ЦРУ перевесил.

Один из них кивнул, зашел внутрь и через минуту вывел наружу Кикотя. Майор был без наручников, но выглядел измождённым, бледным и настороженным. Его глаза сузились, когда он увидел меня и полубессознательного Вильямса.

— Что это значит? — тихо, но жёстко на русском языке спросил он.

— Молчи и иди, — сквозь зубы прошипел я ему по-русски, не меняя позы и продолжая держать Вильямса ровно. — Это наш билет. Доверься.

В его глазах вспыхнуло недоверие, даже презрение. Он, наверное, решил, что я и впрямь переметнулся на сторону врага. Не удивительно, после того, что я устроил в ущелье, от природы подозрительный чекист наверное окончательно убедился в том, что Максим Громов предатель и перебежчик. Но выбора у него сейчас не было. Вообще. Либо подчиниться, либо гнить тут дальше.

Мы тронулись, странная процессия: я, почти несущий едва перебирающего ногами Вильямса, и Кикоть под конвоем самого себя. Моей целью был их черный пикап, стоявший в тени у самого административного здания. Ключи, с большой долей вероятности, могли быть в кармане у Вильямса или же в самой машине.

Мы уже почти дошли до автомобиля, когда сбоку, из-за угла, раздался громкий, узнаваемый голос.

— Мистер Вильямс!

Это был пакистанский командир, смуглый мужчина с усами и пронзительным взглядом, с которым я видел американца утром. Кажется, его звали Хаким. Он шёл прямо к нам, улыбаясь, а в его глазах читалось деловое любопытство.

— Я как раз вас искал! — продолжал он на ломаном английском. — Мне поступило новое распоряжение из Исламабада касательно поставок. Новые пленные. Нужно срочно подписать бумаги и…

Он подошёл ближе. Его взгляд скользнул по моей фигуре, задержался на не совсем подходящей форме, на арафатке и очках в сумерках, на том, как я держу Вильямса, который лишь бессмысленно хмурился.

Что-то не сходилось.

— Джон? Что случилось? — в его голосе прозвучала тревога.

— У нас побег! Где «кукла» номер семьдесят семь двенадцать? — решительно вмешался я, переключив внимание на себя.

Вильямс, услышав его голос, попытался что-то сказать, но издал лишь невнятный хрип. Я рукой чувствовал, что тот какой-то слишком расслабленный. Он еле держался на ногах.

Мозг лихорадочно проигрывал варианты.

Бежать сейчас? Не добравшись до машины⁈ С Вильямсом и Кикотем — это просто нереально!

Убить пакистанского командира? Выстрел поднимет на уши весь лагерь!

Попытаться блефовать? Была не была!

— Откуда же мне знать, где «кукла»… — ответил он растерянным голосом. — Я же только прибыл из внешнего патруля.

— Джон! — вновь послышался еще один голос со стороны. Его я сразу же узнал. К нам приближался капитан. Инструктор. Человек Вильямса. И черт возьми, он очень быстро поймет, что здесь что-то не так…

Капитан неторопливо приближался. Казалось, что даже утрамбованный песок пытался помешать ему — он дважды споткнулся о торчавшие кое-где камни.

— Дерьмо!

Его взгляд, пока еще спокойный, но тем не менее изучающий и безжалостный, скользнул по Вильямсу, бессильно повисшему на моем плече, по моей фигуре в чуть мешковатой форме Урду, по арафатке и затемненным очкам, и наконец, впился в Кикотя. Майор стоял, не делая попыток выглядеть конвоируемым; его поза, сжатые кулаки и взгляд, полный немой, животной ненависти, кричали громче любых слов.

Я тихо выругался. Он сейчас все испортит.

— Стоять! — его голос прозвучал резко, как удар кнута. Правая рука потянулась к торчавшей из кобуры рукояти пистолета. — Хаким? Что тут проиходит? Что с мистером Вильямсом?

Пакистанец, что стоял рядом, замер. Его рука уже лежала на рукояти пистолета.

Два ствола, два взгляда, впившихся в нас. Воздух стал каким-то густым и душным. Я чувствовал, как под формой по спине крупными каплями струится холодный пот. Варианты кончились. Как тут черт возьми действовать?

Оставалась только наглость, цинизм и ставка на их собственную систему безопасности. Не думаю, что они тут все предусмотрели.

Я не стал оправдываться, хвататься за оружие или пытаться убежать. Несмотря на крайне накаленную ситуацию, я думал и анализировал трезво, словно это это была всего лишь тренировка.

Я сделал шаг навстречу капитану, поддерживая и одновременно увлекая за собой обмякшего и бледного Вильямса. Не знаю, как это выглядело со стороны, но я применил все свое актерское мастерство и если бы не Кикоть с его упрямыми принципами, все выглядело бы весьма правдоподобно. Мое движение было не испуганным, а скорее напористым, как у человека, которому мешают выполнить приказ.

— Капитан, отставить панику! — я рявкнул на него, вкладывая в голос всю хриплую ярость, на которую был способен. Само собой, имитировал голос Урду. Я говорил как старший по званию, как человек, держащий в руках ситуацию. — Громов сбежал! Он не один здесь! В лагере есть советский «крот»!

Слово «крот» подействовало именно так, как я и рассчитывал. Капитан не моргнул, но его рука отпустила рукоять пистолета. Паранойя — его хлеб, безопасность лагеря, как внутренняя, так и внешняя завязана на нем. И только что озвученная мной информация прозвучала-ка вызов. Кажется, он купился. Нужно было додавить и рассеять последние сомнения.

— Мистер Вильямс ранен, — я продолжил, резко и отрывисто, не давая ему вставить слово. — Мы получили информацию, но уже поздно. План подготовки под угрозой срыва. Кто-то из охраны помог Громову. Он был лишь приманкой, чтобы отвлечь наше внимание на охоте. Я помешал Громову убить мистера Вильямса. Тот сбежал. Джон легко ранен и приказал мне срочно доставить его в безопасное место — в подвал медпункта. А раз вы уже здесь, то тихо поднимайте тревогу. Прямо сейчас. Без паники. Я знаю, кто «крот» и как его взять!

И тут Вильямс вдруг как-то странно охнул и начал заваливаться вправо, я едва успел его подхватить.

— Да не стойте вы! — не оборачиваясь, рявкнул я. — Хаким, в медпункт!

Пакистанец все понял и бросился внутрь, а вот американец все еще сомневался.

Про Кикотя, нахождение которого с нами никак не объяснялось, все разом забыли. Благо майор стоял в тени, в темной робе он не сильно бросался в глаза.

Я аккуратно положил Вильямса на землю, обернулся и посмотрел прямо на капитана, мой взгляд скрывали очки, но я вложил в него всю возможную сталь.

— Что нужно делать? — наконец выдавил тот.

Его поведение говорило о том, что он принял информацию и готов повиноваться. Понимал, что раз Вильямс ранен, русский разведчик сбежал, то ему за это серьезно прилетит по шапке. А подозревать в чем-то Урду, который уже несколько недель везде таскался за Джоном Вильямсом, оснований не было. Внешний вид неважный — ну так оно и понятно, он защищал ЦРУ-шнка от Громова. А на что тот способен, капитан уже знал.