На заднем сидении УАЗа лежал АК-74 и два запасных рожка к нему, который я случайно нашел под сиденьем. На черный день был припрятан прежним владельцем. И нужно признать, очень кстати. А другого оружия у нас не было. Да большего, впринципе, и не требовалось. Мы не собираемся штурмовать кишлак Малика, это будет тихое проникновение, уничтожение конкретной цели.
Не доезжая километров десяти до нужной развилки, я решил остановиться. Мне показалось, будто машину начало вести влево.
— В чем дело, Макс? — мгновенно насторожился Шут, его рука сама потянулась к пистолету.
— Да что-то не пойму, — отозвался я. — Как будто колесо спустило!
Я выбрался наружу. Ну да, точно. Колесо еще не спустило полностью, но все равно с ним точно было что-то не так.
Вдруг я услышал странный звук. Бросился к камню, что был слева. Мы остановились в низине, со стороны нас не разглядеь. Выбравишсь из нее, я тут же нырнул обратно. Дал знак Шуту — жесты, которые понимают только те, кого обучали их понимать.
Тот среагировал правильно — заглушил двигатель. Потухли фары.
Через несколько секунд раздался шорох шагов. Паша оказался рядом со мной, опустившись на землю.
— Чего тут?
— Сам посмотри! — я указал чуть левее.
Там, по плохо накатанной дороге, двигался небольшой караван из техники. Пять внедорожников, разной расцветки. Лишь слабый отсвет от лунного света выхватывал из тьмы очертания машин и людей в чалмах, сидевших в кузовах. Они везли что-то длинное, упакованное в брезент. Ящики. Много ящиков. Хорошо вооружены.
— Это еще что за черти?
— Наверное, люди Хасана, — тихо выдохнул Шут. — А в ящиках оружие, деньги или наркота.
— Ты смотри, какие бесстрашные! — мрачно согласился я, глядя на духов. — Ничего не боятся! Запомни место и время. Кэпу передадим, как возможность будет.
Каждая секунда тянулась мучительно долго. Я чувствовал, как под моей афганкой на спине выступает холодный пот. Если нас заметят — конец. Двумя выстрелами из Калаша против целого отряда не попрешь. Наконец, хвостовые огни последнего внедорожника растаяли в ночи. Мы переждали еще с десяток минут, и только тогда вернулись к УАЗу. Я быстро завел двигатель и тронулся дальше, теперь уже с удвоенной осторожностью.
К кишлаку Барад-Кан мы подобрались почти на рассвете.
Я его сразу узнал. Да, этот тот самый кишлак, в котором меня держали раненого, с травмой спины. Мне бы по-хорошему обследование пройти, провериться, восстановиться. Спина еще иногда давала о себе знать — такие травмы бесследно не проходят.
Ну, ничего. Вот разберемся с Калугиным, восстановим справедливость. А там свадьба у меня. Лена ждет. Потом можно и здоровьем своим заняться. Отпуск взять. На месяц, на море съездить и отдохнуть по человечески. И поговорить, наконец, с полковником Хоревым, чтобы перевели меня на другую работу. Поспокойнее. Хватит, блин уже с меня!
Небо на востоке только начало светлеть, окрашиваясь в грязно-серые, сиреневые тона. Афганское поселение, прилепившееся к каменному склону, спало. Но не все. Я сразу заметил неестественную тень у глинобитной стены — часового с автоматом. Еще двое лениво прохаживались у колодца. Охрана. Наемники, нанятые Маликом для контроля над своей вотчиной и чтобы пленные, вроде меня, не сбежали. Андрей тоже где-то там.
Мы оставили «буханку» в полукилометре от кишлака, закидав ее сухими ветками какого-то кустарника.
Воздух в это время еще был холодным и колким, предрассветная тишина казалась звенящей и хрупкой. Я проверил затвор АК-74, холодный металл привычно лег в руку. Шут, держа ПБ-1С, молча кивнул. Его лицо в слабом свете зари было сосредоточенным и жестким. Никаких шуток. Только дело.
По-пластунски, используя каждую складку местности, каждую кочку и чахлый куст, мы начали сближение.
Пахло пылью, сухой полынью и дымом от еще не остывших за ночь очагов. Первого часового, прислонившегося к глинобитной стене и дремавшего с автоматом в руках, Шут снял бесшумно. Мелькнула тень, короткий глухой хрип — и все. Я прикрывал его, впиваясь взглядом в темноту, чувствуя, как сердце отстукивает частую дробь где-то в горле.
Двое у колодца оказались такими же «надежными» охранниками. Одного Паша снял выстрелом в голову, второго я — броском ножа. Итого, у противника уже минус три. Всего же их здесь не более десятка. Затратно это, целую армию наемников держать, особенно учитывая, что врагов у Малика особо-то и не было. Ну, кроме меня.
Хлопки с глушителем прозвучали приглушенно, но в тишине они показались мне оглушительными. ШУт снял еще одного.
А потом на меня случайно вышли сразу двое. Тут уже тихо работать не получилось. Вскинул Калашников и дал очередь. Пули устремились к целям. Один отлетел назад, наткнувшись на своего же напарника. Тот, ошалевший от неожиданности, попытался вскинуть свой автомат, но вмешался Шут, заходя сбоку. Пуля ударила тому в шею, он захрипел и рухнул, заливая пыль темной, почти черной в этом свете кровью.
Адреналин ударил в голову, мир сузился до прицельной планки и силуэтов в серых сумерках. Мы двинулись дальше, внутрь кишлака, прижимаясь к глиняным стенам саклей. Из-за угла следующего дома с криком выскочил еще один охранник, беспорядочно открыл стрельбу.
Скрывшись за углом дома, я высунул наружу ствол и когда проитвник попал в прицел, выжал спуск. Очередь из свинца прошлась по нему от пояса до ключицы. Он отлетел в сторону, сбив со стены дувала несколько раставленных там кувшинов.
Мы шли парой, Паша контролировал правую сторону и пространство впереди, а я левую и тыл.
С другой стороны раздался испуганный крик, потом другой. Какой-то мужик в чалме высунул голову из двери, увидел нас и с перекошенным от ужаса лицом тут же нырнул обратно.
— К черту! По-быстрому! — прошипел я Шуту.
Мы рванули вперед, к центру кишлака, где и был дом Малика. Из-за поворота перед нами высыпало двое с автоматами. Первая очередь просвистела над моей головой, вонзившись в стену позади. Я занял укрытие, присел. Тут же поймал первого наемника в прицел и нажал на спуск. Мой автомат коротко дернулся, очередь прошила нерасторопного противника. Он упал. Второй отскочил за угол дувала, ведя беспорядочный огонь.
Шут, не теряя ни секунды, метнулся влево, сделав рывок по открытому пространству. Пули вздымали пыль у его ног. Он скрылся за другим домом. Через мгновение с той стороны раздался одинокий выстрел, а затем — короткая, яростная очередь, по-видимому из трофейного автомата. Стрельба с той стороны прекратилась.
Внезапная тишина показалась оглушительной. Слышно было только мое тяжелое дыхание и отдаленный лай. Шут появился из-за угла, перезаряжая пистолет. Его рукава были в пыли, на лице — сажа и капли чужой крови.
— Все чисто с этой стороны, — бросил он хрипло.
Именно в этот момент, совсем рядом с нами, из-за угла крайнего дувала, того самого, что стоял чуть в стороне, послышался шорох. На нас, шатаясь, вышел худощавый, бородатый парень с перевязанной рукой. Его появление было настолько неожиданным, что я едва не нажал на спуск. Но вовремя опустил ствол, разглядев в его изможденном, заросшем бородой лице знакомые черты.
— Шут, отставить стрельбу! — выдохнул я, и имя парня сорвалось с губ само собой. — Андрей?
Корнеев среагировал верно — ствол ПБ-1С ушел в сторону.
Парень растерянно смотрел на меня, не веря своим глазам. Взгляд его был пустым, отрешенным, но где-то в глубине, как тлеющий уголек, теплилась искра. А сам был очень худым. Малик, сука, нормально кормить не мог, что ли? Тварь паршивая! Обратили православного в свою веру, а сами голодом морили, потому что все равно — другой.
— Товарищ лейтенант? — его голос был хриплым шепотом, поломанным и слабым. — Это… вы? Я думал… Вас убили… Оттуда еще никто не возвращался!
— В Укрытие! Об этом позже! — резко, но беззлобно оборвал я, отталкивая Андрея в сторону. Он был легким, словно пустой мешок. — Ты ранен? Где Малик?
Андрей мотнул головой в сторону самого большого дома в центре кишлака, с глухими стенами и массивной деревянной дверью. Такую просто так не выбьешь.