Голос господина Омула сорвался. Я ахнула, прикрыв рот ладонью:

— Какой кошмар! Это бесчеловечно!

— Так и есть, — качнул головой господин Омул. — Тогда оставшиеся в живых бежали из человеческой страны… Но, как вы понимаете, нас было очень много. И остальные расы, испугавшись столь грозной силы, закрыли свои границы для человеческих магов. И нашим предкам не осталось ничего, кроме как уйти туда, где никто не жил: в ледяные земли, где такой холод, что каждый вздох может стать смертельным, и в горячие пески, где такая сушь, что можно умереть от жажды с первого вздоха…

Я на миг представила и ужаснулась:

— Но зачем они пошли туда? Это же верная смерть!

— Смерть для них была везде, — невесело усмехнулся господин Омул. — В человеческих землях их отлавливали и убивали, как животных. Границы нечеловеческих стран закрыли от людей магическими куполами, которые невозможно было обойти… Поэтому маги и решили разделиться и попытать счастья там, где никто другой не мог жить. И основали две страны: Южная и Северная Гойя. Их и назвали так, чтобы никогда не забыть, что все мы из Гойи — изгои…

Он вздохнул:

— Южная Гойя просуществовала два столетия… Маги так и не смогли приспособиться жить там, где нет ни капли влаги и даже камень рассыпается в пыль от перепадов дневной и ночной температуры… Верблюды, которых сейчас используют как самых лучших тягловых животных, выведены именно в Южной Гойе. Нам на севере повезло больше. Мы выжили, хотя заплатили за выживание запредельную цену. Смертность первые несколько десятков лет была столь высока, что нам пришлось закрыть глаза на некоторые человеческие законы, чтобы выжить. Брат женился на сестре, а матери рожали детей от своих же сыновей… И это привело к тому, о чём я вам уже говорил: женщины потеряли способность управлять магией, а мужчины — накапливать её. Поэтому первое, что мы делаем сейчас при рождении детей, находим им пару и связываем брачными узами…

Господин Омул перевёл дыхание и начал рассказывать дальше:

— Вот и меня мой отец женил на Морго в тот самый день, когда мы родились. Я никогда не роптал… Это было привычно и, значит, нормально. Мы с Морго росли вместе, вместе учились. И когда повзрослели, у нас родился сын Морак… А потом я совершенно случайно увидел на городской площади Абигейл, — маг улыбнулся, не открывая глаз. Его лицо так изменилось, что я ни на один миг не усомнилась: господин Омул до сих пор влюблён в ту неведомую женщину, как мальчишка.

Он рассмеялся, тихо и абсолютно счастливо:

— Я пытался её забыть, — продолжал господин Омул, всё так же не открывая глаз. — Любовь считалась у нас пережитком прошлого. Мы так привыкли думать только о выживании, что совсем разучились любить и радоваться жизни. Но даже магия не в силах была избавить меня от наваждения. Я сам, будто против своей воли, тайком бродил за ней следом, чтобы увидеть ещё хотя бы раз, как она улыбается. Или смеётся. Или хмурится… Мне в ней нравилось всё. Я никому, ни за что и никогда не признался бы в своих чувствах. Если бы однажды Абигейл сама не подошла ко мне. Она заметила, что я таскаюсь за ней, как собачонка, и решила спросить, что мне нужно. Я же заикался и не мог вымолвить ни слова.

Он снова рассмеялся мягко, с оттенком светлой грусти:

— А она вместо того, чтобы рассердиться, расхохоталась и позвала меня на свидание… Так мы начали встречаться. Через несколько недель я привёл её домой и представил отцу. Сказал, что хочу развестись с Морго и жениться на Абигейл. Отец и слушать не хотел. — Господин Омул вздохнул. — И по своему он был прав. Морго была привязана ко мне, и не только в человеческом смысле, но и в магическом. Эту связь очень сложно было разорвать. Тогда мой отец предложил мне выход…

Он сделал паузу, словно подбирая слова. Я не торопила, чувствовала, что сейчас он скажет нечто важное.

— Мы ведь говорили о том, что наши законы позволяют больше, чем человеческие. Например, мужчина может иметь несколько жён, если способен потратить столько магии, сколько способны накопить все эти женщины. И наоборот, женщина может иметь нескольких мужей, если один не в состоянии израсходовать то, что она накопит.

— И ваш отец предложил жениться на Абигейл, не разводясь с первой женой? — осторожно спросила я.

Господин Омул тяжело вздохнул, кивнул:

— Я обманул её. Сказал, что развелся. Абигейл мне поверила. Переехала в мой дом. Забеременела. Родилась Олья. А потом Морго родила Месси, она младше Ольи всего на две недели…

— Ваша первая жена?! — ахнула я. — Но зачем вы сделали ей ребёнка?!

— Потому что она моя жена, — невесело хмыкнул господин Омул. — Тогда мне казалось, что это достаточно весомое обстоятельство. Но Абигейл, узнав, что я снова стал отцом, забрала Олью и сбежала вместе со своей служанкой — матерью Олива.

Он снова тяжело вздохнул:

— И все эти годы я искал Абигейл, но не находил. Правда, — он усмехнулся, — я даже подумать не мог, что она отправится к людям. Да ещё и в Ламан, который даже среди человеческих городов славится нетерпимым отношением и к полукровкам, и к магам… А теперь, когда жизнь совершенно случайно столкнула нас, она опять сбежала… Вот такие дела.

— А Месси? — спросила я.

— Олив недавно отвёз её в человеческую столицу, чтобы выдать замуж за принца. Ей не повезло, у неё почти нет магии. Такие дети в Гойе становятся обслугой, в какой бы семье ни родились. Поэтому я предпочёл устроить её судьбу другим способом… Заодно укрепить связи с человечеством, — хмыкнул маг.

Мы немного посидели молча. Не знаю, о чём думал господин Омул, но я пыталась уложить в голове то, что узнала за последние полчаса. Не то чтобы я не верила тому, что рассказал маг, но невольно искала повод усомниться в его правоте. Потому что иначе очень многое в моей жизни меняло смысл.

Я — никакая не попаданка. Олеся, которую я все эти месяцы временами жалела, довольно часто ругала, а иногда и вовсе ненавидела за слабость и покорность судьбе, — это не другая женщина. Это я и есть. Это я была безвольной и слабой. Это я терпела побои и унижения. Это всегда была я.

Да, всему виной последствия травмы из прошлой жизни. Но ведь, жалея, ругая и ненавидя ту Олесю, я всегда думала, что на её месте поступила бы по другому. Уж я то никогда и ни за что не стала бы молчать и поставила зарвавшуюся мачеху на место. Никогда и ни за что не вышла бы замуж за Трохима. Никогда и ни за что не стала бы рожать столько детей, не имея возможности одеть и накормить их. Никогда и ни за что не позволила гостям мужчинам вести себя так со мной. Никогда и ни за что не плыла бы по течению, а боролась бы за себя и за свои права…

Много много «никогда и ни за что», которые я ставила в вину той Олесе. А теперь оказалось, что всё это была я.

И вспомнилось вдруг, что там, в другом мире, Далай лама сказал: «Прежде чем осуждать кого то, возьми его обувь и пройди его путь, попробуй его слёзы, почувствуй его боль…» И только теперь я поняла, о чём он говорил и как был прав.

Господин Омул внезапно перебил мои мысли:

— Олеся, мне кажется, мы с вами немного потеряли счёт времени. А между тем драконы, — он кивнул на дверь, — уже совсем распалились. Если вы не остановите их, то огненная магия их душ может выйти из под контроля. И тогда от вашего трактира останется только пепел. Вам, конечно, заплатят за неудобства, но…

Я не дослушала, что там «но». Как только представила, что из за этих чёртовых драконов может начаться пожар, в котором могут пострадать мои дети, тут же вскочила и, забыв обо всех своих проблемах, рванула в гостевой зал.

Стоило открыть дверь, как я сразу поняла: проблема и вправду серьёзная. Все три дракона стояли и орали друг на друга, не выбирая слов и выражений. Удивительно, почему их не было слышно на кухне, не иначе господин Омул приглушил голоса магией.

Мне надо было срочно погасить конфликт. И я ринулась в центр драконьего треугольника, как глупый мотылёк в пламя свечи.