— Ты будто всю ночь не спала… Неужто была с кем? — Она недовольно поджала губы, словно намекая на «почтенных» вдов, что не спят ночами.

— Угу, — буркнула я, проходя на кухню. — Со своим кошмаром.

Авдотья на миг замолчала. Видимо, ждала, что я начну отнекиваться, уверять, будто ей показалось. Моё признание выбило её из колеи, но ненадолго.

— И кто ж это? Он жениться-то собирается, али так… позабавился?

Я усмехнулась. Направление мыслей кухарки было ясно с самого начала, я даже ждала этой реплики, чтобы слегка подразнить собственную злость.

— Вот уж не надо мне такого мужа… Мне и одной ночи с ним хватило. Пусть валит на все четыре стороны.

Авдотья вновь потеряла дар речи. Ошеломлённо уставилась на меня, лихорадочно подбирая слова.

Мне казалось, что, поддев кухарку, я избавлюсь от неприятного послевкусия бессонной ночи, того тяжёлого комка в груди, похожего на оплывшую грязь. Но «нехорошее» веселье не помогло: напротив, ощущение лишь усилилось, разлилось по телу, отдаваясь давящей болью в висках.

— Да не было у меня никого! — призналась я. — С чего ты вообще такое взяла? Сон дурной приснился, вот и не выспалась.

— Давно тебе говорю, что к знахарке сходить надобно, — привычно заворчала Авдотья. — Или замуж… Уж с мужем то, поди, в постели кошмары мучить не станут. А то, ишь, вздумала над старухой подшучивать. «С кошмаром, говорит, спала… Глаза, говорит, у тебя, как колёса…» Всё от нервов, от нервов…

Хевву для гостей мы готовили вдвоём. Я лишь помогала: чистила и рубила варёные яйца, нарезала хлеб. И вот что странно, сегодня запах рыбной муки уже не казался ужасным. Ну, рыба… Ну, пахнет немного… Зато не тухлое мясо, как этой ночью.

Выйдя в гостевой зал, чтобы занять своё место за баром, я вдруг вспомнила, как вчера незнакомец одним взмахом руки очистил пол от стружки. Теперь это уже не казалось чудом. «Ну, убрал… Ну, одним взмахом… Подумаешь…»

Если покопаться в памяти Олеси, можно было вспомнить: в этом мире среди людей изредка встречаются маги. Вот и объяснение, почему у обычного человека столько верблюдов, цена редкости всегда высока. Будем считать, что вчерашний жест незнакомца мага, плата за неудобства, которые его люди создали.

Караванщики, увидев хевву на столах, радостно загомонили. Похоже, их не просвещали о тонкостях договора с госпожой Омул. Саму госпожу я так и не увидела. Как и вчерашнего незнакомца, он так и не появился.

Поблагодарить за гостеприимство пришёл Кроп. Он же принёс ещё один мешочек с рыбной приправой и пообещал, что на обратном пути караван снова остановится у нас. Я не нашла в себе сил отказать. Сегодня вчерашняя ужасная трапеза уже не казалась страшной, ничто не могло сравниться с тем ужасом, что я испытала во сне.

Кроп уже уходил, когда я спохватилась:

— Подождите! — Кинулась за ним и догнала у входа в трактир. — Простите, но я хотела бы знать, что случилось с господином Омул?

Брови Кропа взлетели на лоб:

— С кем?! С господином Омул?!

Я кивнула.

— Вы хотели сказать, с госпожой Омул? — уточнил он.

— Нет, — мотнула я головой. — С её братом. Мы говорили с ним вчера вечером.

— А! — Лицо Кропа прояснилось. — Вы, наверное, имели в виду Олива. С ним всё хорошо. Насколько я знаю, он сейчас спит…

Он замялся, потом всё же предложил:

— Если хотите, я могу ему что нибудь передать…

— Нет, — отмахнулась я. — Не нужно. Просто я немного удивлена, что он не пришёл попрощаться.

«В самом деле, — думала я, — вчера вечером звал замуж, а сегодня просто спит, вместо того чтобы сказать „до свидания“?»

— Ничего странного, — улыбнулся Кроп уголками губ, хотя глаза продолжали смотреть с профессиональным прищуром. — Вчера Олив потратил много сил на празднике. Теперь будет отсыпаться не меньше суток.

Я рассмеялась. Вот в чём дело! И, неожиданно для себя, добавила:

— Тогда передайте ему привет от меня.

Кроп кивнул и вышел. А я осталась у двери, размышляя: зачем мне это понадобилось? Что за выкрутасы подсознания?

Деньги, полученные от караванщиков, я поделила пополам: половину убрала на чёрный день, остаток потратила на ярмарке.

Сначала купили продукты — почти в два раза больше обычного. Авдотья довольно потирала руки: полки в хладнике и кладовой наконец заполнялись.

Потом приобрели лошадку с повозкой. Платить за каждую доставку продуктов по две монеты было дорого, а таскать мешки на себе — ещё дороже. Здоровье беречь надо: современной медицины тут нет, только знахарки с пучками трав и батюшки с молитвами.

Повозка страшно скрипела и выглядела изрядно потрёпанной: на каждой кочке из неё сыпалась труха. Лошадь оказалась старой клячей, которую крестьянин привёл на живодёрню, она уже не могла пахать. Но всё вместе стоило всего пятнадцать монет. Я радовалась: теперь можно экономить на доставке.

Дети были в восторге. Лошадку назвали Звездой. В первый же вечер её так затискали и закормили, что она, кажется, решила: бывший хозяин всё таки сдал её живодёру, а она попала в лошадиный рай, где не надо работать, а можно получать лакомства и ласку просто так. Разве что поездки в город за продуктами и покатушки с детьми раз в несколько дней, не такая уж тяжкая работа.

Постепенно к нам стали заезжать купеческие обозы, чаще небольшие, на несколько возков. Для них экономия на завтраке была существенной. Обычно они направлялись в Ламан, а не в столицу, и продавали домашнюю утварь, ткани, прочие изделия ремесленного производства. Фабрик тут пока не было, каждая вещь создавалась вручную.

Иногда меня подмывало рассказать какому нибудь дельцу о механической прялке Дженни, ускорившей прогресс в другом мире и положившей начало промышленной революции. Но я всякий раз прикусывала язык. Зачем?

Да, таскать воду из колодца, ходить «до ветра» в будочку с дыркой в земле, стирать в тазу с поташом, разъедающим кожу, — всё это неудобства. Большие неудобства. Но я понимала: от прялки Дженни до водопровода и электричества — пропасть в несколько веков. Я всё равно не доживу до того, как в моём трактире появится сантехника и электричество. Пусть мир развивается своим чередом.

Благодаря мелким купчишкам мы обзавелись знакомыми на ярмарке. Оказалось, покупать там невыгодно. Лучше дождаться, когда купцы после ярмарки остановятся у нас, и приобрести всё то же самое, но с доставкой на дом и гораздо дешевле. Особенно выгодно получалось брать остатки, которые не хотелось везти обратно и не удалось продать.

Так мы обзавелись шторами, постельным бельём, скатертями и даже салфетками, их Анушка и Машенька с Сонюшкой шили из лоскутов, оставшихся после рукоделия. Старшие девочки с упоением готовили себе приданое.

Я тоже провела остаток лета с напёрстком. Швейных машинок здесь не было, и даже подрубать простыни приходилось вручную. Порадовалась, что бабушка научила меня сносно орудовать иголкой, девочки даже не заметили, что такая работа для меня непривычна.

Наняли столяра, он сколотил кровати для дома и постоялого двора. Не роскошь, конечно: примитивные, грубые, но гораздо удобнее нар, на которых гости спали при Трохиме. Нары переехали на чердак. Пока не хватало средств поставить там кровати, но бедняки, которые прежде ночевали сидя за столами, были рады и этому.

Постепенно слава о нашей «ночлежке» росла. Поток одиноких путников увеличился: некоторые работяги даже стали приходить из Ламана, чтобы переночевать у нас. За две монеты они получали ужин, спальное место на тёплом чердаке и завтрак.

Мы больше не считали монеты, боясь, что завтра нечего будет есть. Авдотья перестала ворчать из за моего отказа от замужества и переключилась на новую тему: её беспокоило, что у нас постоянно толпится народ и «глазеет» на нас, думая о чём то нехорошем. Объект пристального внимания, по мнению Авдотьи, каждый раз менялся: то я, то Анушка, а иногда даже Машенька с Сонюшкой.

Первое время я верила ей и внимательно следила за теми, кто, по её словам, слишком пристально разглядывал девочек. Но вскоре поняла: это лишь плод воображения кухарки. Ей просто нужно было о чём то ворчать, и она нашла тему, отзывавшуюся в ней нужными тонами.