После смерти её мужа, который, очевидно, любил её очень сильно (иначе просто не пошёл бы против всех и не женился бы на полудраконке), родня выгнала её из дома. Вряд ли они сделали это, зная, что у неё на руках огромная сумма денег… Нет, они всё равно выгнали бы её — я нисколько не обольщалась, человеческая природа во всех мирах одинаковая, — но предварительно ободрали бы как липку.
Значит, физически денег у Авдотьи не было. Они были в руках какого то другого человека. И, как бы ни было, не того же самого, кто сейчас является её свидетелем. Ну, это же очевидно: муж Авдотьи должен был всецело доверять человеку, а это непременно должен был быть человек, чтобы отдать ему на хранение такую огромную сумму денег в полной уверенности, что тот не воспользуется беспомощностью полукровки и не оставит её без штанов, если придёт время.
И вряд ли таких людей в Ламане много…
И вряд ли в таких условиях Авдотья потребует деньги назад сама… Раз уж за столько лет она этого не сделала. А значит, если я буду терпеть и не выгоню полудраконку из трактира, то можно не бояться её внезапного взбрыка.
Тут я снова вернулась в ту же точку, что и в вопросе про деньги. Но сейчас у меня в голове немного прояснилось.
Во первых, раз я не могу отдать то, что уже должна, значит, мне нужно просто не увеличивать свои долги перед Авдотьей. И платить ей за работу на кухне. Это будет по человечески, а значит, в рамках договорённости… Ну, сомневаюсь я, что другие кухарки в других трактирах работают за еду, крышу над головой и хорошее отношение.
Во вторых, я всё равно уже начала откладывать десять процентов всех доходов на подушку безопасности. А теперь у меня будет ещё один «вклад», на выплату долга Авдотье. Деньгами я его отдать не смогу, но я смогу купить небольшой домик с участком в пригороде и отдать его ей. Пусть и формально этот дом тоже будет моим имуществом. Но что то подсказывало: от такого подарка Авдотья не откажется. А я наконец то стану полноценной хозяйкой трактира — без всяких зыбучих песков под ногами.
Утром я собрала всех и объявила о новшествах. Поняли меня не сразу — слишком непривычно звучали мои предложения. Пришлось потратить полдня на объяснения: как брать плату за вход; кто должен следить за тем, чтобы гости пользовались только нашими угощениями; что делать, если нечеловеки вдруг решат, что наши правила не для них.
А вот весть о том, что теперь все будут получать зарплату за работу в трактире, дети приняли на ура. Им всё равно нужны карманные деньги, и лучше я буду давать их за работу, чем просто так. Зато Авдотья ничего не заподозрит и не будет думать, что я хочу от неё избавиться. Незачем копить обиды друг на друга.
Первые несколько дней, пока все привыкали к новым порядкам, выдались довольно тяжёлыми. В первый вечер нам едва не вынесли ворота, пытаясь проникнуть во двор без оплаты. Мишане пришлось хорошенько помахать кулаками, отстаивая моё право быть хозяйкой положения. Ему тоже досталось, и следующие несколько дней он красовался огромным фингалом под глазом — сначала тёмно фиолетовым, а потом зелено жёлтым.
К счастью, через пару дней слухи о том, что у нас платный вход, охладили желание городских любителей дармовых угощений таскаться к нам. Поток гостей резко убавился. Но Мишаня больше не вернулся на свой пост в гостевом зале. Я оставила его у ворот вместе с Егоркой. Мой старшенький брал плату за вход и страшно этим гордился, а Мишаня помогал ему, если гость оказывался одновременно безденежным и слишком несговорчивым.
Вместо Егорки моим порученцем стал Ванюшка, а младших детей мы сажали у моих ног, за стойкой, и присматривали за ними вдвоём.
Легче всего, как ни странно, гости приняли запрет приносить с собой угощения. Оказалось, в этом мире это тоже вполне обычная практика. Тут даже не пришлось никому ничего доказывать. Чаще всего достаточно было одного замечания, чтобы глиняная посуда с местными лакомствами исчезла со стола.
Я не обольщалась: к ночи она всё равно оказывалась пустой, но зато и наши запасы, оставшиеся ещё от Трохима, тоже потихоньку истощались. А я стала думать, как улучшить качество угощений — некоторые из них явно нуждались в доработке.
Проще всего оказалось добавить очистки углём и ароматизировать блюда сухими листиками сушмита, тех самых кустиков, которые росли у нас в горшках. Благо этого добра — и угля, и листьев, у нас было в избытке. Обновлённые угощения пришлись по вкусу гостям. Появились даже свои любители, приходившие к нам из города специально, чтобы попробовать наши новинки.
Мои доходы выросли довольно значительно. Каждый день я получала не меньше десяти монет… А однажды, когда к нам заявилась компания молодых людей, решивших отметить какое то торжество, я заработала двадцать пять монет.
Однако, несмотря на платный вход и обещанный бесплатный завтрак, купцов, желающих переночевать, у нас по прежнему было мало. Обозы проходили мимо, комнаты пустовали. И я сломала голову, как привлечь их внимание.
Это сейчас наш трактир на пике популярности в Ламане из за удачной рекламы. Но надолго ли хватит этого ажиотажа? Я уже слышала, как глашатай повторял наше объявление от имени других трактирщиков. А это значит, идея привлекать горожан, давая им мифологическую возможность встретить гнома или эльфа, вышла в тираж и скоро перестанет работать. Зачем тащиться за город, если то же самое можно получить в двух шагах от дома?
Надо было сосредоточиться на своей идее, привлекать купцов блюдами из разных стран, давая им шанс на короткий миг вернуться домой из длительного путешествия. Но с этим вышла неожиданная проблема — Авдотья. Она уже почти пятнадцать лет работала кухаркой, но не умела готовить ничего, кроме яичницы, жаркого, пирогов с капустой, картошкой и яблоками, похлёбки и теперь вот картаровского бурачника…
Нет, она даже не была против научиться, но поди найди наставника для полукровки! Во первых, никто не возьмётся учить полудраконку. А во вторых, во всём Ламане имелся только один человек, который знал о местной кулинарии больше, чем Авдотья. Он работал поваром у главы города и ни за что не взялся бы учить кого то на стороне.
Можно, конечно, пойти к нему поваренком и через двадцать лет безупречной работы получить доступ к его секретам. Но, во первых, повар уже стар и может столько не прожить. А во вторых, я не могу ждать двадцать лет.
Трохим, видимо, думал так же…
Вот потому за столько лет ничего другого, кроме привычных блюд, в трактире и не подавали. Впрочем, по словам Авдотьи, и в других трактирах тоже. Но меня то такой расклад не устраивал.
Раньше мне нравилось ужинать в крохотном кафе на десяток столов рядом с моим банком. И там меню обновлялось каждый месяц: что то убирали, что то добавляли, поэтому еда никогда не была скучной и однообразной.
А сама я готовить не любила. Нет, я могла, конечно, предложить идею чего нибудь простенького, тех же зелёных щей из детства или пиццы, например, но мне было страшно. Я и так показала себя слишком странной, слишком не такой, как раньше, и Авдотья до сих пор смотрела на меня с подозрением.
Идеальный в наших условиях выход подсказал Егорка. Я сидела за столом в пустом зале и уныло смотрела на кучку из семи монет, всю нашу вчерашнюю выручку. Не зря я ждала и боялась такого финала: популярность нашего трактира пошла на спад. Ещё немного, и мы вернёмся к прежнему: один два гостя, не успевших попасть в город до закрытия ворот.
— Мам, — Егорка плюхнулся рядом, — ну чего ты так переживаешь?! Радоваться надо. Вон сколько деньжищ заработали. Теперь можно ничего не делать и жить припеваючи.
Я вздохнула… Заначку Трохима мы так и не нашли, хотя перевернули весь трактир вверх дном. Вероятно, он так и делал, просто пропивал всё заработанное до самой последней монетки, не думая о будущем.
— Можно, конечно, — не стала спорить. — Но тогда ты никогда не будешь богатым, женишься на такой же нищей девушке, у вас родятся семь детей, а потом ты напьешься и повздоришь с каким нибудь гостем, который окажется из наёмных убийц. И он воткнёт в тебя нож… Ты именно так хочешь прожить свою жизнь?
