— Это зависит от того, насколько хорошо вы сыграете свою роль, леди Эйсхард, — его голос был тихим, почти ласковым, когда он наклонился к самому уху. Но слова хлестнули, как ледяной ветер, хотя кожу обожгло тёплым дыханием. — Если убедительно, вы станете больше, чем просто хранительницей тайны. Если нет… останетесь той, кем были всегда — девушкой, полезшей слишком высоко и нашедшей свою смерть по чистой случайности.
Мои губы чуть дрогнули, глаза расширились от столь прямой угрозы, и я с трудом удержалась, чтобы не отшатнуться. Он не прикасался — и не нужно было. Всё вокруг словно сжалось, потеряло равновесие. Казалось, пол под ногами вот-вот треснет, обнажив пропасть.
— Тогда дайте указания, чего именно хотите от меня, ваша светлость, — произнесла я тихо, но твёрдо, не пряча укола в голосе. — Я буду усердно играть роль вашей невесты, но не надейтесь, что забуду, кто начал эту постановку.
Он почти незаметно усмехнулся. Едва дрогнули уголки губ — и этого хватило, чтобы я поняла: он доволен. Нет, не просто доволен — он празднует победу. Внутренне, без фанфар, но с тем ледяным торжеством, которое бывает у людей, просчитавших чужой проигрыш заранее.
Он знал, что мне некуда отступать. Знал, что выбить у него покровительство — значит отрезать себе путь к прежней свободе. Вэлмир Делавьер, хищник в мундире, прижал меня к стене условий, откуда не было выхода — и сделал это не силой, а хладнокровием и логикой, которые неоспоримы. Я — его невеста. Его мнимый выбор и, похоже, необходимое прикрытие.
— Вот и договорились, — сказал он с тем самым выражением лица, которое у других вызывало восторг, а у меня — желание исчезнуть.
Его фирменная улыбка скользнула по губам, и в следующую секунду рука коснулась моей талии. Я не успела отшатнуться. Он притянул меня к себе — быстро, без борьбы, будто это было самым естественным в мире жестом. Я оказалась прижатой к его груди, и холодный шок пронёсся по телу, хотя ткань между нами была тёплой и дорогой. Сердце забилось ещё сильнее.
— Не откажетесь приступить к своим обязанностям прямо сейчас, моя дорога невеста? — негромко спросил он, склонившись ближе к моему лицу. В его голосе звучала вежливая насмешка, обёрнутая в шелк и яд. — Ваши родители уже здесь. Думаю, им не стоит знать подробности… наших настоящих отношений.
Его слова ударили сильнее, чем я ожидала, смешав в груди тревогу, злость и растерянность. Я была уверена, что впереди ещё останется немного времени, чтобы собраться с мыслями, выстроить оборону и продумать каждый шаг. Но он уже собирался выставить нас перед моей семьёй как нечто очевидное и давно утверждённое — факт, от которого невозможно откреститься ни правдами, ни неправдами. Он не дал мне передышки, не позволил хотя бы внешне подготовиться, чтобы история выглядела цельно, без трещин. Вместо этого просто взял и окунул с головой в новую партию, правила которой знал только он.
Я замерла, отчаянно пытаясь понять, шутка ли это, но он даже отдалённо не был похож на человека, знакомого с гранями юмора. И в тот момент, когда в его голосе не нашлось ни намёка на иронию, смысл последней фразы ударил окончательно. Родители уже здесь и через несколько мгновений застанут нас в двусмысленном положении, которое он, без сомнения, обернёт себе на пользу. Они вернулись раньше, чем я могла предположить. Мой желудок болезненно сжался, а внутри всё перевернулось, будто сама земля сменила подо мной опору.
С одной стороны, появление родителей могло стать спасением, ведь при них он вряд ли позволит себе ту же холодную давку, что минутой ранее. С другой — я прекрасно знала, что в их глазах любое его слово окажется весомее моих протестов, а само наше положение уже играло против меня. Попробуй я оправдаться или отпираться — это будет выглядеть как жалкая попытка скрыть правду, а слова Луиджи, который не преминет распустить язык о вчерашнем инцеденте, станут последним гвоздём в крышку моего гроба. Вэлмир же, без сомнения, подаст всё так, что у матери и отца даже тени сомнения в нашей «помолвке» не возникнет.
Герцог, с откровенным удовольствием наблюдая за моей реакцией, снова склонился ближе, удерживая меня на месте своей тяжёлой ладонью, будто проверяя, насколько далеко я готова зайти в этой игре. Я покосилась на его шею, всерьёз прикидывая, где именно находится сонная артерия, и хватит ли мне сил, чтобы вырубить этого надменного аристократа хотя бы на пару минут. Его привычка склоняться так близко пугала и бесила одновременно. Такими темпами раздражение рано или поздно пересилит страх — и в один прекрасный день я действительно прихлопну его, как муху.
Меня и без того бесило, что чувствую себя мышью перед удавом, уже сомкнувшим кольца вокруг и с каждой секундой сжимающим пространство. Это было новое, липкое, отвратительное чувство ужаса — перед человеком, который ещё даже не успел причинить вреда. И в то же время он касался меня осторожно, почти бережно, будто боялся случайно сломать или причинить по неосторожности боль. От этого диссонанс становился ещё сильнее, а в голове вертелся лишь один вопрос: как окружающие не замечают прогнившую до основания натуру объекта своих восторгов? Хотя… розовые очки не видят трещин, пока их не разобьют намеренно и с силой.
И почему меня угораздило связаться с человеком столь опасным и непредсказуемым ещё до того, как он встретил главную героиню этой истории? Возможно, тогда я осталась бы для него всего лишь случайной фигурой на заднем плане, не стоящей пристального внимания. Но теперь — я его «невеста». И, похоже, это решение уже высечено на камне. Он больше не интересуется сведениями об артефакте, даже не пытается проверить подлинность моих слов. Вэлмир Делавьер будто намеренно отложил всё остальное, чтобы сосредоточиться на одной цели. И эта цель — я. Его цепкая хватка уже сомкнулась, и он не собирается разжимать когти.
— Всё, что мы покажем сегодня, — лишь фасад, — почти невесомо прошептал блондин, а его пальцы скользнули чуть ниже допустимого, задержавшись на талии. — Настоящий дом, в котором вам придётся жить, вы увидите позже. И, возможно, решите сбежать… но будет поздно.
От этих слов дыхание перехватило, будто над головой медленно опустилась огромная когтистая лапа, готовая раздавить одним движением. Хотелось оттолкнуть его, отвернуться, перестать видеть эти чёрные, равнодушные глаза, но он держал слишком близко, не позволяя сделать даже шага назад. Внизу уже звякнули бокалы, загудели голоса — шум приближался.
Сердце сбилось с привычного ритма, словно начало отсчитывать последние секунды до момента, от которого уже не будет пути назад. Я едва набрала в грудь воздуха, чтобы возразить навязанному жениху, как дверь в гостиную тихо приоткрылась, а в проёме появился дворецкий. Его взгляд скользнул по нам — и в нём не промелькнуло ни тени удивления, напротив, лишь спокойное понимание, будто подобные сцены для него привычны.
— Ваша светлость, — почтительно произнёс он, обращаясь к герцогу, — граф и графиня Эйсхард уже вернулись и направляются сюда.
— Отлично, — холодно произнёс Вэлмир, даже не удостоив дворецкого взглядом. Лишь после перевёл глаза на меня, и от этого взгляда внутри всё сжалось. — Идеальное время для представления. Вы же их так любите, не так ли?
Паника и злость поднимались одновременно, словно соревнуясь, кто возьмёт верх. Я не успела ни собраться, ни придумать, как встретить родителей, а он уже готов был преподнести всё как свершившийся факт. Мысли путались, сердце било гулко и неровно, и я понимала — через несколько секунд дверь откроется, и всё решится за меня. Лица, которые я увижу, будут уверены: их дочь нашла безупречную партию. Истина же останется за кулисами, надёжно скрытая за ледяным фасадом, который он так умело выстроил.
Дверь распахнулась, и в гостиную вошли хозяева дома — элегантные, как всегда, будто вернулись не с дороги, а прямо с торжественного приёма. Мать замерла на пороге, мгновенно отметив, что герцог стоит слишком близко, его ладонь всё ещё на моей талии. Её бровь вопросительно приподнялась, но в глазах читалось не осуждение, а тихое ожидание объяснений. Отец же не выказал ни капли удивления — взглядом быстро оценил обстановку и, как мне показалось, что-то одобрительно отметил про себя.
