Я уже собиралась ответить — колко или нейтрально, ещё не решила, — как вдруг за спиной раздались торопливые шаги. Я вздрогнула, инстинктивно бросив взгляд через плечо. И в ту же секунду внутри будто что-то оборвалось. Всё тело напряглось, дыхание сбилось. А в голове с грохотом поднялась волна эмоций, от которой невозможно было спрятаться. Я бы и рада не скривиться — но удержать лицо в этот момент было выше моих сил.

— Предлагаю заключить сделку! — слова сорвались с губ прежде, чем я успела подумать.

Герцог даже не шелохнулся. Только медленно, очень медленно скептически приподнял бровь и посмотрел на меня так, словно я только что вывалилась из шкатулки с бреднями.

— Я знаю, где находится артефакт, — выдохнула я уже тише, глядя на него почти в отчаянии.

Это была моя последняя надежда. Единственный выход, чтобы избавиться от гадкого Луиджи окончательно — без скандалов, без расползшихся слухов, без новых ловушек. Мысли метались хаотично, но даже сейчас нашли выход, пусть и сомнительный.

Герцог Делавьер был фигурой, с которой не спорят. Его статус возвышался над всеми амбициями семейки Уинтерли, и если бы он подтвердил мою ложь или — лучше — превратил её в правду, у них не осталось бы ни шанса оспорить.

Я смотрела на него с напряжённым ожиданием. Внутренне молилась, чтобы он хотя бы на миг вошёл в игру. Хоть на шаг. Хоть на слово. От его решения сейчас зависело слишком многое. Больше, чем я когда-либо готова была признать. Но всё это в одночасье оказалось сметено другим голосом — резким, громким, до отвращения знакомым.

— Ах вот ты где!

Голос был узнаваемо скрипучим от злости, и сердце больно кольнуло, словно игла вошла под рёбра. Я не обернулась. Не нужно было — я и так знала, кто за спиной. Луиджи. Кто же ещё?

Вся сцена, как по нотам: его мать наверняка следила издалека и уже отправила сына «выяснять обстоятельства». А дальше — очередная афера, которую они преподнесут как восстановление справедливости, а мой статус невесты вновь станет чем-то само собой разумеющимся. Без моего согласия. Без шанса возразить.

А Вэлмир… он просто развернётся и уйдёт. Не станет ввязываться и не заинтересуется. Не сделает ни шага в мою сторону, потому что я — не тот, кто способен его зацепить. Не тот, ради кого он поменяет свои планы. И всё же я обернулась.

Раздражённо, сдержанно, почти отстранённо — словно сама себе не верила, что даю этому человеку ещё один взгляд. Луиджи буквально летел по аллее сада, срываясь с ног в своей привычной манере: без достоинства, без меры, с перекошенным от ярости лицом. Волосы растрёпаны, глаза горели — ни следа от той сладкой, напускной галантности, которой он так ловко пользовался на людях.

— Ты! Ты выставила меня на посмешище! — срываясь на визг, задыхался Луиджи. — Думаешь, можешь просто уйти, разыграть спектакль — и всё? Думаешь, всё так просто закончится?

Он подошёл вплотную и резко схватил меня за запястье. Пальцы врезались в кожу с такой силой, что я почувствовала, как боль отзывается в локте. Слишком сильно и грубо, чтобы закрыть глаза на очередную бесцеремонность мерзавца.

Я не вскрикнула и не отшатнулась. Несмотря на жгучую боль, стояла, не двигаясь, глядя ему прямо в глаза. Уже зная — помощи не будет. По крайней мере, не отсюда. Не от герцога, которого я не смогла переманить на свою сторону и обойтись малой кровью.

И тогда, сама от себя не ожидая, я размахнулась и ударила ладонью по изнеженному лицу. С такой силой, что его голова дёрнулась в сторону, а в воздухе раздался резкий, чистый, как удар кнута, звук.

— Отпусти, — выдохнула я.

Он стоял несколько секунд, будто не веря, что я действительно посмела это сделать. Пальцы разжались не потому, что он одумался — скорее от неожиданности. Но я уже сделала шаг назад. Один — и оказалась рядом с Делавьером. Не потому, что искала защиты. Просто рядом с ним проходила граница. Чёткая, невидимая, но не переступаемая. Луиджи знал это. Герцог был пределом, тем, кто не терпит глупостей — даже не произнесённых вслух.

— Ты всё ещё не понял, да? — сказала я негромко, но отчётливо, не сводя взгляда с Луиджи. — Я не вернусь к тебе. Ни после этого бала. Ни через месяц. Ни через год. В моём сердце нет места — ни для тебя, ни для твоих амбиций. Там уже давно другой.

Он замер. Словно эти слова ударили сильнее, чем ладонь по щеке. Словно они в самом деле разрушили то, что он считал незыблемым. Я перевела взгляд на Делавьера — мимолётно, едва заметно. Но этого было достаточно. Я дала ему знак. Не игра. Не блеф. Просто время сделать выбор: продолжить — или смотреть, как начинается новый скандал. Даже если правда была другой — звучать она должна была именно так.

Меньше всего я ожидала, что его рука внезапно ляжет мне на талию и без предупреждения притянет ближе. От неожиданности мои глаза распахнулись — округлённые, почти испуганные. В нос резко ударил терпкий, сдержанный запах мужского парфюма, и сердце предательски сбилось с ритма. Всё произошло слишком быстро — словно я попала в ловушку, о существовании которой даже не подозревала. Ловушку, где хищник уже сомкнул кольцо.

Весь тщательно выстроенный самоконтроль будто смыло. Его реакция не входила ни в один из моих расчётов. Я не собиралась заявлять, что кандидат на моё сердце — он. Тем более зная, кто он на самом деле. Слишком хорошо помню, каким его описывали в книге. Всё, что мне было нужно — просто подыгрыш. Иллюзия близости. Роль старого друга или даже знакомого моего объекта воздыхания, за которым легко спрятать ложь. Но не это.

Я очень медленно повернула голову, всё ещё пребывая в глубоком шоке от происходящего, и остолбенело встретила его взгляд. Холодные, непроницаемые, как чёрное стекло, глаза затягивали в себя, как бездонная глубина. И чем дольше я в них смотрела, тем сильнее понимала — из этой глубины не возвращаются.

Его губы едва заметно дрогнули в насмешливо-снисходительной улыбке, от которой по спине пробежал холодок. Мне пришлось сдержаться, чтобы не вздрогнуть и не выдать себя. Всё внутри протестовало, требовало отстраниться, выйти из-под его руки, оказаться как можно дальше… Но одно резкое движение — и вся выстроенная легенда рассыплется, а Луиджи сразу усомнится в каждом нашем слове.

— Всё верно. Я давно покорён непревзойдённой красотой мисс Эйсхард, — почти лениво произнёс герцог, вжимая меня в себя чуть сильнее, будто так и было задумано.

Его голос звучал спокойно, уверенно — и холодно, как и прежде. А взгляд, тот самый, от которого душа проваливалась в пятки, по-прежнему не отпускал. Но в следующую секунду он перевёл внимание на Луиджи, застывшего в нескольких метрах от нас. Взгляд стал колючим, тяжёлым.

— Какие-то проблемы, лорд… Уинтерли, если я правильно помню? — голос Делавьера оставался вежливым, но за этой вежливостью ощущалось острое лезвие. — Насколько мне известно, вас с моей избранницей уже ничего не связывает. Ваша помолвка была расторгнута несколько дней назад. Или вы решили, что всё ещё можно что-то поменять?

От последних слов герцога мне стало и вовсе не по себе, хотя адресованы они были не мне. Но с каждой мучительной секундой внутренний голос всё громче подсказывал одно: пора уносить ноги. Освободиться из его хватки и оказаться на безопасном расстоянии как можно скорее.

И я понимала странный зов разума — пусть не могла до конца объяснить, что именно в Делавьере вызывало такую инстинктивную дрожь в коленях. Это был не страх и не тревога. Необыкновенное предчувствие опасности — тонкой, скрытой, но очень реальной.

Я не видела лица Луиджи, зато отлично различала выражение в глазах герцога — искру удовлетворения, почти ликующее спокойствие. Он знал, какое производит впечатление. Знал, и ни на миг не сомневался в своём эффекте. Особенно на таких, как Луиджи.

И, судя по тому, как тот застыл, ничего благородного или достойного на его лице сейчас точно не было. Скорее — жалкая обида, бессилие. Жалкая собака, что готова лаять на меня, швырять угрозы, скалиться, но перед хищником побольше просто вжимается в пол. Он мог схватить меня за руку, причинить боль… но перечить герцогу — никогда.