— Саша, Олененок мой, сегодня прекрасное утро, чтобы сделать меня самым счастливым. Ты выйдешь за меня? Позволишь попытаться сделать тебя самой счастливой?
— Да, — тихо ответила и протянула руку. Адам надел на палец кольцо, и буквально через секунду на террасу влетели проснувшиеся дети.
— Привет! — Сабина звонко поздоровалась. Мы так привыкли к ее молчанию, но она заговорила настолько правильно и свободно, что вписалась в бытовую жизнь легко и органично. Словно и не было двух лет молчания.
Она забралась ко мне на руки и поцеловала в щеку. Тима, заспанный и лохматый, зевал, но ароматную выпечку ухватить пытался. Я перевела взгляд на Адама, и сердце ёкнуло от его взгляда: он с такой откровенной любовью и болью смотрел на нашего сына. Впитывал и поглощал глазами. Сафаров и раньше относился к Тимофею как к родному, но сейчас это нечто особое, сокровенное, это родная кровь.
— Нужно умыться и зубы почистить, — я поднялась, но сначала забрала разомлевшую от массажа ступню у Сафарова, — потом завтрак.
— Дядь Адам, — Тима посмотрел на него, ждал снисхождения, состроив жалобную моську. Хотел полениться утром.
Дядя…
Адам улыбнулся, но я видела в его глазах горечь: он должен был быть отцом уже как шесть с хвостиком лет, а он дядя, и не факт, что сын примет его быстро и без проблем.
— Живо! Живо! — погнала детей.
— Завтрак подадут сюда, — в голосе слышалась взволнованная хрипотца. — Потом поедем, — пообещал взглядом.
Я повела ребят в ванную: в детской она была в формате мастер-спальни. По дороге, правда, встретили Розу Эммануиловну.
— Доброе утро, — поздоровалась с нами, — уже проснулись?
— Тетя Роза, мы сейчас перекусим и поедем домой, — объяснила ей ситуацию. — Но вы оставайтесь, отдыхайте на празднике.
Она очень внимательно взглянула на меня и без лишних вопросов заявила:
— Я с вами! Куда мне еще?! — и было что-то в улыбке этой доброй женщины… Я обняла ее. Нам всем нужна семья, и вместе мы чувствовали, что онау нас есть!
— Мам, — уже в ванной, чистя зубы, протянул, — а что говорила Сабина? Почему она назвала дядю Адама моим папой? Это шутка?
Тимоша не верил. Для него это все — большой повод посмеяться. Адама Сафарова он слишком уважал, а биологического отца — нет…
— Дома поговорим… — все, что смогла выдать в данный момент. Тима не сильно удовлетворился, но согласился подождать.
Дети остались переодеваться, а я отправилась к себе: нужно вещи собрать, не хочу задерживаться до момента, когда гости проснутся и начнутся вопросы, а, может, и обсуждения. Правда, нужно попрощаться с хозяевами дома, но, признаться, Сафарову-старшему сказать лично мне нечего. Не знаю, как воспринимать человека, который не воспринимает тебя…
— Юлия Германовна, доброе утро, — мать Адама находилась с ним на террасе: они о чем-то тихо переговаривались.
— Саша… — она подошла и обняла меня.
— Пойду, детей потороплю, — объявил он, оставляя нас вдвоем.
— Саша, простите за скандал, — ей было искренне жаль. — Если бы знала, что дочь Зурабовых сына моего подставить решится… — поджала губы, а во взгляде — желание как минимум отстегать девицу розгами. — Ноги этого семейства не будет в моем доме!
— Я сказала Адаму, — не стала развивать тему. Это неприятно нам обеим. — Он знает про сына…
— Я очень рада, и он счастлив, — просияла. — Обижен, но счастлив. Знаете, — подмигнула, — Адам научился сдерживать горячую натуру и включать голову. В отличие от своего отца, — вздохнула.
— Юлия Германовна, простите, но мы хотим уехать. Передайте супругу благодарность за…
— Адам сказал. Саша, простите Булата. Он неплохой человек, но характер… — развела руками. — Наш сын больше взял от меня, а его отец всегда был резким в суждениях и уверенным, что только он в курсе, как правильно. Это не прошло с годами, просто, когда любишь, принимаешь человека таким, каков есть.
— Я пока не готова. Я не держу зла, но и забыть не могу. Пока. Сейчас мои мысли заняты сыном, — и доверительно шепнула: — Тима пока не знает…
— Пожалуйста, когда Тимочка будет готов, позволь увидеться с ним. Первый внук… Мы так много пропустили…
— Бабушка, доброе утро! — в комнату прибежала Сабина. Юлия Германовна ахнула и изумленно опустилась на кровать.
— Саби… — она ведь не в курсе еще, что внучка заговорила. — Милая моя девочка… — крепко обняла ее. — Ты заговорила, родненькая, — гладила по волосам.
— Да, мы с братиком разговаривали. Ты знаешь, что Тима мой братик?
Я первая догадалась!
— Моя умница! — мать Адама улыбалась. — Вы у меня самые лучшие, самые родные, самые любимые с Тимочкой.
— Мама, — Сабина повернулась ко мне, — мы уже домой?
Юлия Германовна изумленно хлопала глазами, я тоже еще не привыкла. Но Саби обращалась ко мне с такой открытой непосредственностью, что невозможно сердцу остаться равнодушным.
— Да, скоро поедем.
— А можно собаку? Мы с Тимой подумали и решили… — начала рассказ. Какие молодцы, подумали сами и решили сами! Только кто собаку покупать будет и следить тоже — тетя Роза? Или щенку тоже няню наймем?
Как начать разговор с сыном, думали долго. В итоге попросили тетю Розу погулять с Сабиной во дворе, а сами вошли в спальню к Тимоше. Сильно пахло оловом, а рядом лежал разобранный старый тетрис, который давно не работал. Видимо, сын решил подпаять микросхемы.
— Сынок… — позвала Тиму. Адам застыл в дверях. Даже в машине мы ехали в молчаливом напряжении, только дети были активны.
— Мам, — Тима повернулся с видом глубокой задумчивости, — пора осваивать сварку.
— О боже, — вырвалось у меня.
— Мини-сварку, — попытался смягчить удар. — Дядя Адам, у вас нет случайно?
— Случайно нет, — снова эта неуверенная хрипотца, — но будет, — и улыбка тоже неуверенная.
Я присела на кровать: сын словно бы ощутил витавшую в воздухе молчаливую напряженность — отложил олово, схемы и паяльник, смотрел на нас обоих. На меня и на своего отца.
— Тима, мы хотим поговорить с словах Сабины… — начала несмело. Мы с Адамом переглянулись: он хотел сам сказать, но я считала, что это моя обязанность, хотя бы начать.
— Она пошутила? — предположил Тима. Я сглотнула. Громко, слишком громко.
— Когда-то мы с Адамом были знакомы… — заглянула в прошлое. — До твоего рождения.
Мы поссорились и… — как же это сложно. — И… Потом родился ты… — Тимоша слишком мал, чтобы рассказывать нюансы наших с его отцом взаимоотношений. Но он так непонимающе хмурился. Видимо, я слишком завуалированно объясняла. Взгляд Адама говорил о том же.
— Я твой папа, — он все-таки вмешался.
Тимоша резко вскинул голову и встретился взглядом с отцом. Ничего не сказал, на меня посмотрел.
— Дядя Адам — это биологический папа? — вспомнил, что я ему рассказывала и как объясняла отсутствие отца. — Он же не нужен, ты говорила, мама?
Адам бросил на меня быстрый, ничего не выражающий взгляд и, подойдя ближе, опустился на пол, присев прямо перед нашим сыном.
— Тим, мы с твоей мамой были вместе, потом… Потом я очень ее обидел…
— И бросили?
Адам вздохнул, тяжело и громко.
— Я повел себя не по-мужски, — согласился он.
— Вы бросили нас обоих? — задавал очень взрослые вопросы.
Снова быстрый взгляд на меня.
— Я ошибся, и я очень жалею о своей ошибке… Очень, сынок, — и протянул ладонь, открываясь для маленькой ручки.
— Мама… — детский голос высокий и дрожащий, на грани. — Мама много плакала. Мы вам не были нужны, — поднялся и, достав сим-карту из телефона, вернул подарок Адаму: вложил в протянутую ладонь. Я спрятала за волосами слезы. — Теперь вы нам не нужны, — и мне сказал: — Мама, я домой хочу, — схватил свой старый рюкзак и вышел из комнаты.
Молчаливые слезы текли по щекам. Адам прислонился к кровати, оставаясь сидеть на полу и пряча лицо в коленях.
— Ему нужно время, — села к нему и уткнулась носом в плечо. Его запах придавал мне сил. Надеюсь, мой сделает то же самое для любимого. — Дай его…
