Он кричал, что любит меня. Верила ли я? Бесполезно отрицать, что между нами горело и плавилось. Нас тянуло друг к другу. Но можно ли назвать это любовью? Или на старые дрожжи зашло? Страсть — да. А глубже? Дажея ни в чем не уверена. Меня по рукам и ногам связала моя тайна. Ложь, которую считала благородной, теперь камнем висела на шее и тянула под воду. Страшно признаваться Адаму, а дать нам шанс на будущее и продолжать лгать — высшая степень эгоизма. Сложно не признать, что Сафаров хороший отец, и к моему Тиму относился если не как к родному, то очень близко к этому. Иногда казалось, что в принципе не делал разницы между своей дочерью и моим сыном. Я действовала по тому же сценарию: Сабина — прекрасная девочка, нуждавшаяся в маме, и я пыталась закрыть этот пробел. Нет, я не хотела вытеснить из ее сердца образ родной матери, просто старалась, чтобы девочка забыла трагедию, которую пережила в детстве. Саби пока не говорила, но она уже много смеялась, и мы давно не видели ее слез. Дай бог, чтобы так и было.

Я погладила гладкую ткань наряда и убрала все это великолепие в небольшой гардероб. Мне нужно отложить выбор до момента, пока не соберусь с силами и не решусь рассказать. Это будет проверка нас обоих: если я струшу — значит, этот мужчина не тот, что нужен мне до потери дыхания; если он, узнав о сыне, возненавидит меня — значит, я не стала той женщиной, которая способна удержать горячее сердце доктора Сафарова. Я ведь не была ей раньше. Иначе он не женился бы на Мадине? Договорной брак или любовь? Это интересный вопрос, и мне хотелось бы узнать ответ, но, каков бы он ни был, факт, что я значила меньше чем «что-то». Адам пригласил меня к диалогу, и мы обязательно обсудим все. Главное, это нужна ли я настолько, что Адам сломает все преграды? Даже те, что нелегко будет принять и простить…

Все горькие думы было решено припарковать: после юбилея Сафарова-старшего поговорим. Чтобы сохранить в тайне отца моего Тимофея, пришлось обмануть и относительно моих чувств к самому Адаму. Я сама обесценила их, свела страдание до нуля, опустилась на уровень бесчувственной охотницы за перспективами. Сафаров должен узнать, что это не так: что он единственный, кого я любила, и я хотела бы понять, как он жил эти семь лет. Возможно, тогда мы сможем возродить жизнь на пепелище.

В пятницу я собрала вещи для детей на выходные: Роза Эммануиловна объяснила примерный формат мероприятия — большой кавказский сабантуй! Только члены диаспоры, родня и самые близкие друзья.

— Сашенька, тебе понравится: весело, с танцами и плясками, барана резать будут! — воскликнула она.

— Ой! — я передернула плечами. — Убивать?

— Ну-уу, — протянула тетя Роза, — его забьют и будут целиком на огромном мангале жарить. По древней традиции. Кстати, Булат сам должен сделать это.

Ох, как это дико! Но я оставила замечание при себе. Роза Эммануиловна — прекрасная женщина, но это ее культура, а чужие традиции оскорблять не стоило.

— И стрелять будут?

— Ой, Саша! — она рассмеялась. — Вряд ли. Только если молодежь, но наши старшие этого не одобряют.

Хорошо, что Роза Эммануиловна тоже приглашена на праздник. Как-то мне боязно все это. Правильно, что я еду с детьми, а не сама по себе. Тогда точно не поехала бы! Даже если бы Адам попросил сопровождать его в качестве спутницы…

Меня заботливо усадили на переднее сиденье, а Роза Эммануиловна устроилась сзади с детьми. Сафаров подсуетился и достал бустер для моего сына: Тима — мальчик рослый, и в кресле ему уже не так комфортно, да и громоздкие они.

— Спасибо, — тихо произнесла, не желая привлекать внимание к нашему разговору. Хорошо, что Тима решил рассказать своим спутниками по заднему сиденью про опыты с жидкостями разной плотности.

— За что? — Адам повернулся ко мне. Машину вел одной рукой, а другая свободно лежала на селекторе. Был соблазн коснуться ладони и переплести пальцы. Да, я поплыла…

— За бустер.

— Пустяки, — отмахнулся Адам. — Я всегда за безопасность, тем более детей, — и строго проверил, пристегнута ли я, — и женщин, — раскрыл внутреннюю сторону ладони, словно бы приглашал вложить свою руку в его. Я не решилась, спрятала ладони в карманы.

— Проинструктируешь меня относительно вечера? До которого часа дети могут присутствовать на празднике? Я уже слышала про барана, — нарочито округлила глаза.

Адам тихо рассмеялся.

— Нет, сегодня без барана.

— Вообще?!

— Жарить на вертеле будем, но его уже забили и подготовили. Незачем мелким, — посмотрел в зеркало заднего вида, — на это смотреть. Сегодня будет много ребятни.

— Мне нужно будет еще кого-то взять под опеку? — деловито поинтересовалась. Это распространенная практика: мы с медсестрами всегда страховали друг друга, у нянь, наверное, так же.

— Нет, ты не должна следить за чужими детьми. Тетя Роза, мама моя, я, в конце концов, будем помогать. Сегодня праздник, не рабочий день, — и улыбнулся во все свои идеальные тридцать два зуба. — Хотя… Уверен, мама организовала присмотр. Так что будем гулять.

— Дядя Адам, — услышала голос сына, — а можно лошадей посмотреть? Сабина сказала, что уее дедушки есть лошадки.

— Конечно! А ты в седле сидел?

— Неа, а можно?

— Все можно, если мама разрешит, — и посмотрел на меня.

— Мам, можно?

— Саш? — тоже просил. — Если Тиму понравится, можно конным спортом заняться.

Сабина потянула меня за волосы, перебирая их маленькими пальчиками и щекоча шею. В общем, насели на меня со всех сторон.

— Это точно не травмоопасно? У меня запасного сына нет, — покачала головой.

— За него головой отвечаю, — легко ответил и показал моему мальчику большой палец, затем протянул ладонь и принял от него «пять». Спелись!

Дом клана Сафаровых находился в закрытом поселке и был похож на поместье! Большой, но архитектура не вычурная и помпезная, как дворец падишаха, всего в меру. Нас встречали ухоженный газон и подстриженные цветущие кусты. Дом утопал в зелени, перетекая в цветущий сад, а где-то вдалеке маячила специфическая постройка конюшни и загон с лошадьми. Встречала нас хозяйка:

— Здравствуй, — обняла сына первым. — Сашенька, — меня тоже расцеловала. Честно… неожиданно было: я ведь по факту просто работник. — Дети, — раскрыла объятия обоим. Губы дрогнули в слабой улыбке, а глаза сами собой увлажнились: у Тимоши не было бабушки, а дедушка Яков особого внимания внуку не уделял. Думаю, Юлия Германовна могла бы стать любящей бабушкой. Стало немного стыдно.

— Это комната детей, — мать Адама лично проводила нас, — здесь будет тише всего. Праздники у нас шумные и почти до утра!

— Во сколько гости собираются?

— Уже многие приехали: кто-то из республики, кто-то со всех краев нашей необъятной, местные к восьми будут, — она распахнула дверь рядом с детской: — А это, Саша, ваша спальня на все выходные, — и показала радионяню: — Чтобы не волноваться за проказников, — рассмеялась и очень внимательно посмотрела на меня: — Саша… — словно сказать что-то хотела, но…

— Юлия Германовна, — забежала явно работница, — у нас с закусками из ресторана беда! С этим, как его… хамоном канапе сделали! А это свинина! — и возвела руки к небу.

— Оставьте мне, я съем, — пошутила Юлия Германовна, чтобы только я услышала. — Саша, отдохните перед праздником. Детьми есть кому заняться, их сегодня целый дом! — и вышла.

Я не устала, наоборот, меня будоражило предстоящее торжество, даже несмотря на личность именинника, который мне был не очень приятен. Не сомневаюсь, что это взаимно. Но душ приняла и обновила легкий макияж, расставляя акценты: глаза, скулы, ягодный блеск на губы. Волосы не собирала, только слегка прихватила, чтобы лицо не закрывали. Время восьмой час, скоро гости собираться начнут.

Я все же няня, а не гостья, поэтому считала, что надевать платье, присланное Адамом, да еще и роскошные драгоценности — это могло выглядеть, как вызов его отцу, а мне не хотелось бы этого. Не сегодня точно. Поэтому надела свой наряд: светло-розовое почти белое платье по фигуре, ниже колена и без возмутительного декольте. Можно и в пир, и в мир, и в добрые люди. Не слишком торжественное, не обязывающее, но мне очень шло.