— Спокойной ночи, — прошлась пальцами по светлым волосам. За сына я была бесконечно благодарна Адаму Булатовичу Сафарову, только он не узнает, что когда-то сделал мне лучший подарок. Моя ложь была принята им без особого рвения докопаться до истины. Потому что ему это не нужно, его устраивал расклад, где на стороне не бегают шестилетние мальчики с его глазами. Не положено ему по статусу. Чести семье Сафаровых не делает, и министерские планы на будущее может подпортить. Тогда я была влюблена, а сейчас понимала, что мы не пара: врач из обеспеченной дагестанской семьи и медсестра с периферии, практически сирота при живом отце. Я тогда сама обманулась: служебный роман приняла за реальные чувства. Что же, молода и неопытна была. Надеюсь, что поумнела с тех времен.

Минут через пятнадцать я спустилась в гостиную — ожидаемо Адама еще не было. Сабина — девочка ранимая и беспокойная, ее не так просто уложить. Может, подняться и помочь? Я ведь няня.

Через несколько минут осторожно заглянула в детскую своей юной подопечной: кровать не видела, но слышала голос Сафарова. Он читал сказку дочери, мягко, тихо, успокаивающе. Любовь. В каждой интонации — отцовская ласка и забота. Я прижалась щекой к прохладному дереву, позволив на мгновение испытать чувство покоя, защиты, безопасности, которые должен давать мужчина одним своим присутствием. Конечно, все это предназначалось не мне, но я позволила молоденькой Саше, которую когда-то называли Олененок, пробиться к свету и выйти на поверхность. Всего на мгновение. Одной улыбкой. Хрустальной слезинкой, тоже одной. Во мне не было ненависти. Да, сейчас осознала это с изумляющей ясностью. Ну не судьба мы друг для друга! Случайность, давшая росток внутри меня. Разве за это можно ненавидеть? Сколько людей в мире сходятся и расходятся, просто у нас все капельку сложнее и немного больнее. Но семь лет прошло, давно пора отпустить и забыть.

Грустно, что вышло так. Я родила не от того мужчины, и как итог мой сын не знал отца. Я не жила простую жизнь замужней женщины, обычную, с бытовухой, ссорами и нежными объятиями на диване у телевизора. Но разве я несчастна? Нет! Все вышло как вышло, а Адам… пусть будет счастлив, а его девочка выздоровеет и проживет долгую прекрасную жизнь. Моим спасательным кругом на протяжении долгих семи лет были любовь к сыну и обида на его отца. Последнюю я отпустила, тихо прикрыв дверь.

На диване в гостиной сама не заметила, как уснула. А ведь думала о гостях Сафарова, которые в темноте сидели и ели стейки с салатом. Ничего, ночь лунная, не пронесут мимо рта. Особенно рыжая Регина: он у нее огромный, проглотит и не подавится. Стерва она, конечно. Когда остались практически одни, попыталась продемонстрировать свое положение в жизни Сафарова:

Даже не надейся, нянька. Таких, как ты, Адам на завтрак надкусывает и выплевывает.

Так она мне шепнула с мерзкой улыбочкой. Да только я научилась правильно общаться с подобными наглыми особами и отбривала их на раз.

Зато тебя даже не надкусишь: курага размером, — прошлась оценивающим взглядом, — L? Или XL? — и звонко рассмеялась на ее возмущенное пыхтение.

Да, теперь она будет ненавидеть меня в десять раз сильнее. Возможно, даже Сафарову на мозги капать. Если меня уволят, значит, правда она в его жизни не просто эпизод. Понятно же, что они любовники. Таким голодным взглядом смотрят только на мужчину, который уже видел тебя голой, и тебе, женщине, это понравилось. Да и территорию Регина метила вполне ожидаемо для любовницы: дешево, нагло, сердито.

Нет, это не ревность, исключительно реакция на высокомерие и попытки унизить меня. Регина на самом деле красива и эффектна, должна быть уверена в себе и не ревновать к каждой мимо проходящей, а если что, претензии пусть предъявляет мужчине: я ничего не делала, чтобы привлечь Адама ни тогда, много лет назад, ни сейчас. Все сам. Все сам… Широко и вкусно зевнула. Все сам…

Меня окружала звенящая жарой пустыня и ароматная восточная ночь. Я устроилась поудобнее, заерзала, даже обняла… А что, собственно, я обняла? Дерево? А разве в пустыни есть деревья?! Какой-нибудь баобаб? Прошлась рукой по стволу — твердый. Запустила пальцы в крону — мягко-жесткие листья. Носом уткнулась… Это не кора, это кожа с запахом солнца и яркой амбры.

— Адам?! — всполошилась, резко распахивая глаза. Он по-хозяйски нес меня на руках, а я слишком привычно обнимала его за шею. — Куда ты меня…

— Спокойнее, Олененок, — слышала, что улыбался. — Ты уснула, а я готов проявить милосердие и уложить тебя баиньки, — крепче прижал к себе, буквально качая на руках.

— Не нужно мне твое милосердие!

И руки на моей заднице тоже! Да-да, именно там!

— Я вообще пробки чинить иду!

Сафаров тихо и подкупающе рассмеялся.

— Пробки не чинят, их подключают. А ты не идешь, а едешь. На мне, Олененок, едешь.

— Их вбивают обратно, — буркнула я, ерзая на руках. А что? Выбило пробки — значит, правильно «вбить их обратно». Пусть считает это новым фразеологизмом от Александры Лисицыной!

— Тим явно не в тебя пошел, — заключил уверенно Адам. Сердце предательски замерло. Эта тема самая скользкая, все ледяные дорожки мира отдыхали. Не хочу и не буду это обсуждать! — Кто его отец, Саша? — Адам буквально считывал мои мысли и язык тела. Логично, что тема мне неприятна со всех ракурсов, и тем не менее продолжал развивать ее.

— Отпусти меня, — взбрыкнула, не бурно, но давая понять, что его близость — лишнее между нами. Мне все это не нужно. Прошлое должно остаться прошлым! Ну и контракт, да!

— Только когда ответишь, — тембр стал глубже, а звучание — жестче. — Я должен знать, кого ты любила по-настоящему. Это ведь было по любви, Саша?

Я выкрутилась и змеей выскользнула из его объятий. Я не хотела лгать, но и правда слишком дорого мне станет. Пусть просто забудет! Нет нас! Нет! И никогда не было! Это не моя ложь, это его правда! Адам женился на другой и родил с ней дочь, а мой сын — табу! Нечего к нам лезть!

— Адам Булатович, я еще раз вам напоминаю, — начала спокойно, без криков, истерик и игр, — мы не знакомы. Между нами ничего никогда не было. Вы ошиблись и спутали меня с кем-то, — или так, или я собираю вещи. Ходить по минному полюя не нанималась. Я тему его женитьбы не поднимала, не обвиняла, не строила обиженную мину, и я требовала того же в отношении себя! Либо расходимся. Это все я вложила в твердый взгляд глаза в глаза.

Сафаров с минуту сверлил мое лицо, хирургическим буром пробраться в голову пытался, сканировал, как холодный рентгеновский аппарат. Раньше я была как на ладони, теперь научилась закрываться и блокировать эмоции. Адам плотнее сжал полные чувственные губы и медленно, словно нехотя, кивнул.

— Я пойду, Александра. Свет тушить.

— Чинить, — поправила его. — Я с вами, — и достала из кармана телефон, включив фонарик. Это мой сын набедокурил, мне разбираться. — Ведите, Адам Булатович, — подсветила ему дорожку.

Надеюсь, Сафаров возьмет с меня пример и будет придерживаться официального тона и нейтралитета в общении. Да, встречались когда-то, секс был, симпатия, и? Он что, за всеми своими бывшими бегает с расспросами «от кого ты залетела?». От кого надо, от того и родила!

Я тряхнула головой, оказавшись в какой-то подсобке. Все, хватит уже гонять мысли туда-сюда: все, что требовала от Адама, и меня касалось, даже в наибольшей степени.

— А пацан у тебя рукастый, — после тяжелого продолжительного молчания Сафаров звучал глухо, но достаточно ровно. Как констатация факта.

— Извини, — светила фонариком, пока он копался в проводах, — такого больше не повторится.

— Желательно, — сухо кивнул.

— Там гости…

— В темноте, да не в обиде, — Адам повернулся и стрельнул в меня взглядом.

— В тесноте, да не в обиде, — вечно он поговорки переиначивал!

— Это ваш народ так говорит, а наш…

— Крутит словами, как выгоднее, — иронично заметила. Адам такой же: когда нужно — люблю, куплю и убежим; когда не нужно — у меня невеста, а ты случайная страсть, которая была под рукой. Ее, девушку из своих, он уважал, ее ни-ни до свадьбы. Но мужчине ведь нужно, а Олененки всякие сами просятся. Блин, опять завожусь! Все. Вдох-выдох. Сложно рядом с Адамом нейтральной оставаться, особенно если провоцирует.