Владимир, который бесшумно вошел в комнату и услышал последние слова Степана, твердо произнес:

— Нет. Это слишком опасно. Мы не будем рисковать еще и тобой. Ты ранен. И мы не знаем, на что способен Охотник. Он может перехватить зов, использовать его против нас.

— У нас нет выбора! — возразил Степан, пытаясь подняться, его голос дрожал от отчаяния и решимости. — Мы должны действовать! Мы не можем просто сидеть и ждать!

— Он прав, — согласился Владимир, его взгляд был сосредоточен. — Но мы не будем действовать без плана.

— Достаточно! — прервал я их, мой голос прозвучал резче, чем я ожидал, наполненный командными нотками. — Собираем факты, а не поддаемся эмоциям. Мы — солдаты, а не люди, поддающиеся панике. Степан, твой метод — это крайняя мера. Это план, который мы используем, когда все остальные варианты будут исчерпаны. Давайте сосредоточимся на поиске решения. Что у нас есть?

Я чувствовал, как во мне пробуждается старый, давно забытый командирский инстинкт. Тот, который в самых безнадежных ситуациях, под огнем противника, в окружении, умел сохранять хладнокровие и находить выход из положения. Это было возвращение к сути моего существа, к тому, кем я был в критические моменты.

Мы снова собрались в кабинете. Я расстелил на столе карту города, на которой уже была начерчена пентаграмма. Она выглядела как глубокий, уродливый шрам на поверхности города, отмечая места, где произошли ужасные события.

— У нас есть эта звезда, — сказал я, указывая на карту. — У нас есть пять отмеченных точек. Но что, если центр — это не географическая точка? Что, если это… что-то иное?

Я ходил по кабинету, мои шаги были размеренными, но внутри меня бушевал вихрь мыслей. Я пытался зацепиться за любую, даже самую безумную идею, которая могла бы пролить свет на происходящее. Мозг работал на пределе, перебирая варианты, отбрасывая невозможные, цепляясь за малейшие зацепки.

— Он играет с нами, — продолжил я, формулируя свои мысли вслух. — Он оставляет нам подсказки, ведет нас по определенному пути. Зачем? Чтобы поиздеваться над нами? Или чтобы мы пришли к нему?

— Чтобы мы пришли, — кивнул Владимир, его взгляд был прикован к карте, его лицо выражало глубокую задумчивость. — Он хочет, чтобы мы оказались там. В центре. В момент проведения ритуала. Он стремится к большему, чем просто призыв своей твари. Он хочет уничтожить нас. Всех.

— Значит, мы должны найти это место, — сказал я, чувствуя, как решимость наполняет меня. — И мы должны быть готовы к тому, что нас там ждет.

Мы снова начали перебирать возможные варианты. Музеи, театры, правительственные здания. Все эти места не подходили. Они не соответствовали нашим представлениям. В этих местах не было той силы, той энергии, о которой говорил Владимир, той зловещей ауры, которая должна была окружать центр ритуала.

И тут меня осенило. Мысль была простой, очевидной, как вспышка света в темноте. Она ударила меня с такой ясностью, что я удивился, как мы не догадались раньше.

— А что, если это... время? — спросил я, мои глаза расширились от внезапного озарения.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Владимир.

— Смотрите, — я снова взял карандаш и обвел точки на карте, проводя линии, соединяющие их. — Каждая точка — это место и время. Лаборатория — это начало, подготовка к чему-то. Подвал — это ритуал, связанный с прошлым, настоящим и будущим. Телецентр — это послание нам, убийство свидетеля. Парк — это еще одна смерть, еще одна жертва. И 'Зенит' — это бойня, демонстрация силы. Все эти события произошли в определенной последовательности. В определенное время. А что, если центр — это не точка на карте, а точка во времени? Что, если это ночь Второй Красной Луны?

— И что это нам дает? — спросил Владимир, его голос был напряженным, он пытался осмыслить мою идею.

— Это дает нам время, — ответил я, чувствуя прилив энергии. — У нас есть время до этой ночи. Время, чтобы подготовиться. И время, чтобы найти его. Не методом проб и ошибок, не бросаясь вслепую в ловушки. А по-нашему. По-военному. Через разведку. Через информацию. Через нашего единственного оставшегося в живых пленника.

И через блокнот Финча. Мы снова открыли его. И начали изучать. Не просто листать страницы, а вгрызаться в каждую строчку, в каждую пометку, пытаясь извлечь из них скрытый смысл.

— Смотрите, — сказал я, указывая на одну из страниц. — Дети. Он похищал не только девочек. Вот. Мальчик, десять лет. Сын Ковалева. А вот еще. Девочка, восемь лет, из семьи… неразборчиво… тоже пропала. И вот…

Мы начали сопоставлять информацию. И картина вырисовывалась еще более жуткая. Он похищал детей с определенными способностями, которые выделяли их среди других.

Вот досье, которое собрал Финч, каждая запись была тщательно задокументирована:

Артем Ковалев, 10 лет. Пропал из загородного дома, расположенного в элитном поселке. Он был сыном крупного нефтяного магната, что обеспечивало ему определенный уровень защиты, но даже это не спасло его. Пометки Финча указывали: "Пирокинез. Неконтролируемый. Несколько случаев самопроизвольного возгорания предметов в состоянии сильного гнева или эмоционального потрясения. Родители скрывают эти инциденты, обращаясь к психологам, пытаясь найти рациональное объяснение."

Алиса Мещерская, 9 лет. Пропала из своей комнаты в хорошо охраняемом особняке. Она была дочерью известного банкира, чье влияние распространялось далеко за пределы финансового мира. Пометки Финча гласили: "Эмпатия. Может чувствовать эмоции других людей с необычайной остротой, предсказывать события, основываясь на эмоциональных колебаниях окружающих. Родители считали ее просто очень чувствительным ребенком, не подозревая о глубине ее способностей."

Иван Романов, 8 лет.Пропал по дороге из школы, в самом центре города, что указывало на дерзость похитителя. Он был сыном депутата, что делало его похищение еще более резонансным. Пометки Финча: "Телекинез. Слабый, но присутствует. Может двигать мелкие предметы, такие как карандаши или монеты, без физического контакта. В школе его считали фокусником, не понимая истинной природы его дара."

— Прошлое, настоящее и будущее, — прошептал Владимир, его взгляд скользил по фотографиям детей, и в его голосе звучала глубокая тревога. — Он повторяет свой ритуал. Как с теми девушками в подвале. Ему нужны триединства, определенные комбинации сил.

— И не только дети, — добавил я, переворачивая страницу блокнота. — Ведьмы. Вот. Пропала три месяца назад.

Евдокия Смирнова, 82 года. Проживала одна в старой квартире в центре Москвы, ведя уединенный образ жизни. Пометки Финча: "Из древнего рода Навьих. 'Старая кровь'. Обладает знаниями, которые считаются утерянными, глубоко укорененными в древних традициях и магии."

А вот. Совсем молодая девушка.

Ольга Иванова, 19 лет. Студентка, пропала по дороге из института, что указывало на ее уязвимость. Пометки Финча: "Потомок ведьм. Сила еще не пробудилась, но потенциал огромен, она является сосудом для будущей мощной магии."

И Маргарита.

Маргарита Кудеярова. Пометки Финча: "'Настоящая кровь'. Одна из самых сильных ведьм современности. Обладает силой, способной менять реальность, ее способности выходят за рамки обычного понимания магии."

Он собирал их, как коллекционер собирает редкие и ценные артефакты. Старую, мудрую кровь, полную древних знаний и опыта. Настоящую, сильную кровь, способную творить чудеса и изменять мир. И молодую, еще не проснувшуюся, но полную огромного потенциала, готовую раскрыть свою силу.

— Он собирает армию? — спросил я, пытаясь осмыслить масштабы его замысла.

— Нет, — покачал головой Владимир, его лицо было мрачным. — Он собирает… энергию. Для своего ритуала. Каждая из них — это компонент. Элемент. Вместе они создадут взрыв такой силы, что…

Он не договорил, но я понял. Взрыв, который разрушит не только наш мир, но и саму ткань реальности, исказив ее до неузнаваемости.