Мы прибыли по адресу. Обычная, серая, унылая панельная девятиэтажка, каких тысячи по всей Москве. Облупившаяся краска, темные, слепые окна, редкие огоньки на кухнях, где запоздалые жильцы пили свой вечерний чай. Ничего примечательного. Никаких следов, никакой охраны. Тишина спального района.

— Это здесь, — сказал Владимир, выходя из машины.

Мы вытащили одного из наших пленников, самого жалкого на вид. Он упирался, рычал, пытался вырваться, его глаза дико метались по сторонам.

— Где вход?! — спросил я, приставив ему к горлу холодное лезвие ножа.

Он молчал, только скалился, его глаза горели ненавистью и страхом.

— Я ничего не скажу, солдафон! — прохрипел он. — Хозяин вас всех на куски порвет!

— Говори, — прорычал Миша, и его когти глубоко впились в плечо оборотня, заставляя того взвыть от боли.

— Подвал… — прохрипел он, корчась. — Вход с торца… Но вам туда нельзя! Он вас ждет! Это ловушка!

— Мы знаем, — холодно ответил Владимир. — Веди.

Пошли дальше, таща его за собой. Он лгал. Частично. Он выдавал информацию, но пытался нас запутать, напугать. Но под пыткой, под угрозой серебра, он ломался. И по крупицам, по обрывкам фраз, мы вытягивали из него правду.

Обошли дом. Действительно, с торца, за ржавыми мусорными баками, была неприметная железная дверь. Она была не заперта. Ловушка. Мы это знали. Но мы шли вперед.

Мы затащили его в подвал. Длинный, узкий, бетонный коридор, тускло освещенный редкими, мигающими аварийными лампами. Вонь сырости, плесени, гниющих овощей и… чего-то еще. Сладковатого, приторного. Запаха смерти. По стенам тянулись ржавые трубы, с которых монотонно капала вода. Под ногами хлюпала грязная жижа.

— Где они? — спросил я.

— Я не знаю! — взвизгнул он. — Я просто пешка! Я ничего не знаю!

— Врешь, — сказал Владимир. Он достал из кармана маленькую серебряную фляжку. — Ты знаешь, что это?

Глаза оборотня расширились от ужаса.

— Нет… пожалуйста… только не это…

Владимир открыл фляжку и поднес ее к лицу пленника. Запахло озоном и чем-то еще, едким и кислым.

— Говори. Или будешь пить.

— В конце коридора… — прошептал тот, дрожа. — Большая комната… Но там… там защита…

— Какая защита? — спросил я.

— Я не знаю! — он снова забился в истерике. — Он просто сказал, что вас там ждет сюрприз!

Мы дошли до конца коридора. Там, за еще одной незапертой дверью, оказалось большое, пустое помещение. Бывшая котельная или что-то в этом роде. И там, в центре, мы увидели их.

Три девушки, повешенные на толстых, ржавых трубах под потолком. Блондинка. Брюнетка. И рыжая. Их тела медленно раскачивались в тусклом свете, отбрасывая на стены уродливые, пляшущие тени. Они были мертвы. На груди у каждой, вырезанная ножом на коже, была руна.

Егор подошел ближе, его лицо было бледным.

— Прошлое… — прошептал он, указывая на блондинку. — Настоящее… — он указал на брюнетку. — И будущее… — его палец замер, указывая на рыжую.

Это был ритуал. Жертвоприношение. И мы опоздали. Снова.

Я смотрел на три мертвых тела, медленно раскачивающихся в тусклом свете, и чувствовал, как внутри закипает ледяная ярость. Снова. Мы снова опоздали. Он играет с нами, как кошка с мышкой, оставляя за собой трупы, как кровавые метки.

— Сюрприз, — прошипел Владимир, и его голос был тихим, но в нем было столько ненависти, что, казалось, воздух в подвале застыл. — Он знал, что мы придем сюда. Он хотел, чтобы мы это увидели.

Миша и Кирилл зарычали, их человеческие черты начали искажаться, но Владимир поднял руку.

— Стоять. Этого он и ждет. Чтобы мы потеряли голову.

Я подошел к телам. Осмотрел их. Те же следы, что и в парке. Два прокола на шее. Ни капли крови. Но было и кое-что новое. На запястье у каждой девушки я заметил тонкий, почти невидимый шрам. Свежий.

— Егор, смотри, — позвал я.

Он подошел, достал из своего рюкзака лупу и маленький фонарик.

— Надрез, — пробормотал он, осматривая шрам. — Очень тонкий, профессиональный. Будто скальпелем. Они брали у них кровь.

— Для ритуала, — заключил Владимир. — Кровь прошлого, настоящего и будущего. Он готовится. Готовится к чему-то большому.

— Но где он? — спросил я, оглядывая пустой, гулкий подвал. — Где Маргарита?

— Здесь, — раздался за нашими спинами знакомый, веселый голос.

Мы резко обернулись. В дверном проеме, из которого мы только что вышли, стоял он. Майлз Финч. Он улыбался своей обычной, широкой улыбкой, но в его зеленых глазах не было ни капли веселья. Только холодный, расчетливый блеск.

— Финч?! — выдохнул я. — Какого черта?!

— Я ждал вас, — сказал он, делая шаг вперед. — Добро пожаловать. На мой маленький спектакль.

Он сделал еще шаг, и я увидел, что за его спиной стоят двое. Енот и Заяц. Они скалились, их глаза горели ненавистью.

— Где она? — прорычал Владимир, делая шаг к нему.

— Она в безопасности, — ответил Финч. — Готовится к своей роли. В финальном акте.

И тут стены подвала задрожали. С потолка посыпалась штукатурка. Дверь, через которую мы вошли, с оглушительным скрежетом захлопнулась, и на нее с лязгом упала тяжелая стальная решетка. Мы были в ловушке.

— Ты думал, я позволю тебе так просто уйти, Мышара? — усмехнулся Финч. — Нет. Это ваш конец.

Из теней, из-за труб, из темных углов начали выходить они. Оборотни. Много. Десятки. Они окружали нас, их глаза горели желтым огнем, из пастей капала слюна.

— Вы умрете здесь, — сказал Финч. — И ваша смерть станет началом нового, чистого мира.

— Круг! Спиной к спине! Серебро на фланги! Миша, левый сектор, Кирилл, правый! — Скомандовал я.

Начался ад. Мы встали спина к спине, образовав круг. Миша и Кирилл уже полностью превратились в волков, их рычание эхом разносилось по подвалу. Владимир выхватил свои серебряные клинки. Я вскинул арбалет.

Первая волна оборотней бросилась на нас. Я выстрелил. Серебряная стрела вошла оборотню точно в грудь. Он взвыл, вспыхнул и рассыпался в прах. Я перезарядил. Снова выстрел. Еще один. Но их было слишком много.

Миша и Кирилл рвали, кусали, ломали кости. Владимир двигался, как смерч, его клинки летели, оставляя за собой кровавые росчерки. Но оборотни все прибывали. Они лезли, как тараканы, из всех щелей.

Меня сбили с ног. Я упал, выронив арбалет. Один из оборотней навис надо мной, его клыки были в сантиметре от моего лица. Я ударил его ногой в пах. Он взвыл. Я откатился, выхватил нож. Всадил ему лезвие под ребра. Он рухнул на меня, захлебываясь кровью.

Я вскочил. Бой был в самом разгаре. Мы дрались, как загнанные в угол звери. Яростно. Отчаянно. Но силы были не равны. Я видел, как ранили Кирилла, его бок был разорван. Видел, как Владимир, окруженный тремя оборотнями, отбивается, но уже с трудом. Мы проигрывали.

И тут я увидел его. Финча. Он стоял в стороне, наблюдая за бойней с холодной, отстраненной улыбкой. Он наслаждался.

Ярость захлестнула меня и бросился к нему, прорываясь через толпу оборотней. Я должен был его достать. Достать, или умереть. Но тут, когда казалось, что все уже кончено, стальная решетка, преграждавшая нам выход, с оглушительным скрежетом взлетела вверх.

В проем, сметая все на своем пути, ворвались они. Оборотни. Но не враги. А союзники. Стая Романа. Во главе с ним самим. Они врезались в толпу врагов, как таран. Началась настоящая мясорубка.

Я же, не обращая внимания на бой, продолжал рваться к Финчу. Он увидел меня. Его улыбка исчезла. В его глазах на мгновение мелькнул страх. Он развернулся, чтобы бежать.

— Стой, тварь! — заорал я.

Но было поздно. Его тело затряслось, исказилось. Он начал таять, превращаясь в бесформенную, пульсирующую массу слизи, которая быстро утекла в щель в полу. На его месте осталась только небольшая, переливающаяся лужица.

Я остановился, глядя на эту мерзость. Все было кончено. Бой затихал. Оставшиеся в живых враги были схвачены.

К нам подошел Егор. Он смотрел на лужу слизи на полу, и его лицо было бледным, как смерть.