Егор немедленно преобразился. Его филологическая апатия, сменилась лихорадочным, почти безумным блеском в глазах. Он сбросил свой растянутый свитер, оставшись в черной футболке, и принялся действовать. Он расставил прихваченные с завода склянки на идеально чистый стальной стол, словно сапёр, работающий с особо опасным боеприпасом. Его движения были точными, быстрыми, завораживающими.

— Так, — бормотал он, подключая провода к какому-то вибрирующему прибору. — Сначала спектральный анализ… Геннадий Аркадьевич, посветите сюда. Фиксация луча.

Я направил луч фонаря на склянку с фиолетовой, пульсирующей слизью. Она слабо светилась изнутри. Егор взял тонкой стеклянной иглой крошечный мазок и поместил его под линзу электронного микроскопа. Владимир Сергеевич стоял рядом, скрестив руки на груди, его лицо было непроницаемо, но я видел, как напряженно он следит за каждым движением Егора.

«Что он надеется там увидеть? — размышлял я. — Рецепт борща? Или карту сокровищ?»

— Ничего, — разочарованно произнес Егор через пару минут, отрываясь от окуляра. — Органическая структура неизвестна. Не подчиняется законам известной нам биологии. Живое, но не совсем. Но вот это… — он переключился на другую задачу, его пальцы запорхали над клавиатурой.

Он взял одну из пустых банок, которую мы прихватили, и аккуратно обсыпал ее мелкодисперсным порошком из металлической баночки. Порошок засветился в полумраке лаборатории мягким бирюзовым светом. Затем он поднес к банке ручной сканер. На экране ноутбука начало проступать изображение. Отпечатки.

— Хм, интересно, — пробормотал Егор, увеличивая картинку. — Нестандартный рисунок. Подушечки пальцев удлиненные, а на концах… будто следы от когтей. Похоже на отпечатки лап какого-то животного. Ну, или это просто очень смазанные отпечатки в дефектной перчатке.

«Конечно, в перчатке, — тут же вцепился мой мозг в рациональное объяснение. — Какой еще зверь будет воровать склянки с ядами?»

У нас было несколько зацепок, но где могут находиться Маргарита и та девочка, ничего нам не говорило. База данных по отпечаткам, в которую Егор тут же залез, молчала.

— А кровь? — спросил Владимир, указывая на другую склянку, в которой была пара засохших бурых капель. — Мы нашли ее на полу в той… операционной.

Егор взял образец. Запустил центрифугу. Ввел данные в компьютер. Мы ждали, глядя на бегущие по экрану строчки кода. Через минуту на экране появился результат.

— Кровь… — Егор снял очки и протер их. — Нечеловеческая. Группа не определяется. Но по структуре ДНК… ближайший аналог… — он сделал паузу, — летучая мышь. Крупная. Очень крупная.

Я посмотрел на Владимира. Он даже бровью не повел. Словно услышал прогноз погоды. А у меня по спине снова пробежал холодок. Летучая мышь. Как же это все… сходится.

— Ладно, — Егор решительно выпрямился, и его глаза сверкнули сталью. — Наука бессильна. Значит, план «Б».

Он резким движением смахнул приборы со стола на каталку. Расчистил центр стальной столешницы и достал из своего потрепанного рюкзака… нет, не ноутбук, а старый, потертый кожаный мешочек, из которого запахло сухими травами, и обычный кусок мела. Его пальцы замелькали над столом. Он быстро, уверенными, каллиграфическими движениями начертил сложный, симметричный узор из переплетающихся линий и символов. Это была какая-то древняя, сложная схема. В центр он поставил пустую склянку, ту, на которой были отпечатки. Затем он посмотрел на Владимира.

— Разрешаете?

Владимир молча, медленно кивнул.

Егор откупорил склянку и глубоко, с присвистом, вдохнул оставшийся в ней воздух. Его тело мелко задрожало, как от удара током. Он застыл на секунду, а затем его голова резко запрокинулась назад, волосы упали с бледного лба. Глаза его распахнулись, и я отшатнулся. Они горели. Не светились, а именно горели ровным, неземным, синим пламенем, выжигая мрак лаборатории. Вся его филологическая хилость исчезла. Передо мной стояло нечто древнее, могущественное и абсолютно чуждое.

— Тень… — начал он говорить, — Рогатая… сквозь деревья… Железная игла в небе… Говорящие огни… Станция… рельсы гудят… Он бежит… кровь на мху…

Обрывки фраз, бессвязные картинки, которые, казалось, транслировались прямо мне в мозг. Я видел лес, ночной, темный. Мелькающие рога. Высокую, уходящую в облака башню. Яркие огни телестудии. Гудок поезда. Это было похоже на бред сумасшедшего, на припадок эпилептика. Внезапно видение закончилось. Пламя в его глазах погасло, и он, как тряпичная кукла, рухнул на пол. Я успел подхватить его, не дав удариться головой о бетон.

Я держал на руках этого хлипкого парня, который только что вещал голосом из преисподней, и отчетливо понял одну вещь. Это была чертовщина. И страха, как ни странно, не было. Было… ошеломленное принятие. Пусть это и не наука, а магия, но это какой-то странный, извращенный прогресс. И я точно не буду против него идти. Лучше уж так, чем стать пеплом в заброшенной лаборатории или провести оставшиеся годы в дурке, рассказывая санитарам про сияющие глаза. Меня передернуло от этой мысли.

Егор более-менее очнулся после того, как я слегка, но чувствительно похлопал его по щекам.

— Эй, солдат, не время для сновидений, — сказал я, стараясь, чтобы голос звучал твердо. — Что ты видел, говори.

Он сел, тряхнув головой, его взгляд снова стал осмысленным, хоть и очень усталым.

— Там… там какой-то олень мимо телестудии пробегал. И там станция недалеко… Очень похоже на… блин, там башня еще вот эта, ну, как ее…

— Останкинская, — сказал я, и пазл в моей голове с оглушительным щелчком сложился.

— Да, точно! — воскликнул Егор. — Останкино! Туда нам надо, думаю, там что-то должно быть, однозначно! Этот придурок рогатый, кстати, нас чуть не угробил! — он вдруг вскочил на ноги, полный праведного гнева, его снова затрясло, но уже от злости. — Ненавижу рогатых! Уж лучше медведи, они хоть понятные, а эти козлики переросшие, тьфу.

Мы уже собирались выдвигаться. Адреналин снова начал поступать в кровь, предвещая новую вылазку. Я уже мысленно прокладывал маршрут, прикидывал точки входа, пути отхода. Старые навыки всплывали сами собой. Но тут в кармане Владимира Сергеевича зазвонил телефон, нарушив наши планы. Он посмотрел на экран, нахмурился.

— Капитан, — коротко бросил он, отвечая на звонок.

Мы напряженно прислушались, затаив дыхание.

— Да… Понимаю… Уже едем, — сказал Владимир и отключился.

Он посмотрел на нас.

— Он попросил приехать. Еще раз поприсутствовать на допросе.

— Сколько ж можно! — не выдержал я. — Опять тягомотина. Если они кого-то нашли, пусть так и говорят! Что за загадки? Никогда не понимал этой гражданской манеры ходить вокруг да около. Есть информация — докладывай. Нет — не отнимай время.

Мы прибыли в знакомый полицейский участок. Капитан встретил нас в коридоре. Его взгляд скользнул по нам и задержался на Егоре, который снова вжал голову в плечи и жался за моей спиной, приняв вид забитого филолога.

— А это?.. — начал капитан, кивая на Егора.

— Наш специалист. Гражданский, — отгораживая его, твердо сказал я. — Приехал поддержать в трудную минуту.

— Понятно, — безразлично ответил капитан, хотя в его глазах мелькнуло подозрение. Я видел этот взгляд сотни раз. Взгляд особиста, который чует неладное, но пока не может придраться.

— Да, есть несколько интересных моментов по делу, — сказал капитан, ведя нас по гулким коридорам. — Мы решили додавить нашего арестанта при вас. Возможно, ваше присутствие его разговорит. Чтобы, если что, вы могли уточнить, что, кого и как. Без лишних протоколов.

Мы пошли к камерам предварительного заключения. Путь наш лежал через самое сердце полицейского участка. Вокруг кипела жизнь. Мимо нас, чуть не сбив с ног, пробежал запыхавшийся оперативник с картонной коробкой, из которой торчали вещдоки — окровавленный топор и плюшевый мишка. За стойкой дежурной части сладко дремал лейтенант, уронив голову на журнал происшествий. На стене висел плакат «Их разыскивает полиция» с лицами, которые, казалось, сошли со страниц учебника по антропологии.