— Как корпоративы, — Степан нахмурился, подбирая сравнение. — Только с ритуалами, полётами и иногда превращениями. Маргарита Павловна любит в ворона оборачиваться. Говорит, с высоты на город интересно смотреть.

От этой мысли — хозяйка в образе ворона, парящего над ночной Москвой — у меня засосало под ложечкой. Закрыл глаза — рушатся последние оплоты старого мира с оглушительным треском.

Внутри что-то надломилось. Усталость, стресс, абсурд вылились в признание:

— Знаешь, — начал я, глядя в окно на мелькающие деревья, — сегодня утром решил, что всё вчерашнее — зеркала, коридоры, этот... Сумрак — мне померещилось. Показалось на фоне стресса. Я обрадовался. Думал, крыша на место встала.

Степан хрипло смешнулся. В смехе слышались уважение, а не усмешка.

— Так оно и работает. Одних пугает, и они сбегают. Других усыпляет, заставляет думать, что ничего не было. А вы... — пауза, — вы держались. И там, в зеркале, и тут, на торгу. Так не каждый сможет.

Он сказал это просто, без лести, но слова ставили точку в моём старом бытии и открывали новую главу — «Дворецкий для монстров».

Я молча кивнул, глядя на уходящую дорогу. Молчание сомкнулось, но теперь было не гнетущим, а почти мирным. Впереди особняк, его тайны, его жители.

Теперь я знал — и пытался принять — что ничто обычное в моей жизни не будет. И в этом был свой странный, ненормальный покой.

Мы заехали во двор, и Степан поручил мне отнести корзины с растениями и кореньями Маргарите Павловне в ее оранжерею, а сам, сгримившись (скривившись), поволок тот зловонный мешок с удобрением в сторону сарая.

Оранжерея встретила меня влажным воздухом, пахнущим землей, цветами и чем-то горьковатым. Маргарита Павловна, в своем холщовом халате, пересаживала колючий куст с алыми, похожими на капли крови, цветами.

— А, Геннадий Аркадьевич! Прекрасно. Кладите, пожалуйста, сюда, — она указала на стол, заваленный горшками и инструментами.

Я принялся аккуратно расставлять корзины. В голове все еще гудели откровения Степана, но я старался держать себя в руках. Профессионализм прежде всего. Я уже почти закончил, когда хозяйка отложила секатор и подошла ко мне. Ее взгляд, всегда испытующий, сегодня был особенно пристальным.

— Ну что, с Аграфеной Семеновной виделись? — спросила она, слегка склонив голову набок.

«Виделись» — это мягко сказано. Меня чуть не съели ее зубастые одолжения.

— Так точно, — коротко и по-армейски ответил я.

— И живы? Целы? — в ее глазах заплясали веселые чертики.

— Так точно. Она передала вам привет, — сказал я, чувствуя, как самопроизвольно поджимаются мышцы спины.

Маргарита Павловна усмехнулась — тихо, но от этого звука по коже побежали мурашки.

— Ну что ж, — протянула она, и ее голос стал бархатным и почти нежным. — Отличная работа, Геннадий Аркадьевич. Поздравляю. Теперь вы окончательно свой.

Эти слова прозвучали как окончательный приговор. «Свой». Не просто наемный работник, а часть этого безумного микрокосма.

Я молча кивнул, развернулся, чтобы уйти, но ее голос, внезапно потерявший всю свою нежность и ставший твердым, как сталь, остановил меня.

— Постойте. Должна же я, наконец, проявить уважение к вашему здравомыслию и рассказать, в какой компании вы оказались.

Я обернулся. Она стояла, скрестив руки на груди, и ее взгляд был лишен привычной насмешки. Он был прямым и честным. Слишком честным.

— Вы, наверное, уже догадались. Мы не совсем... обычная семья. Этот дом, Геннадий Аркадьевич, — она обвела рукой оранжерею, и мне показалось, что все эти странные растения замерли, слушая ее, — это не просто здание. Это портал. Убежище. И мы, его обитатели, — его хранители. Мы — то, что ваши предки называли нечистой силой, монстрами, оборотнями, ведьмами. Мы — те, кто живет в тени вашего мира, питаясь его страхами, его забвением, а иногда и его... продуктами, — она кивнула в сторону мешка с удобрением.

Она говорила спокойно, будто читала лекцию по ботанике. А у меня в голове звенело. Каждая клетка тела кричала: «БЕГИ!»

— Владимир... вампир? — выдохнул я, вспоминая его бледность и томатный сок, так похожий на кровь.

— В некотором роде. Но он давно перешел на пастеризованное. Этично и без холестерина. Степан — вервольф. Не оборотень, именно вервольф. Разница есть. Маруся... ее природа еще формируется. А я... — она улыбнулась, и в этот миг тень от лианы за ее спиной на мгновение приняла очертания огромной, горбатой старухи с клюкой. — Я ведьма. Из древнего рода. И этот дом, поверьте, одно из самых безопасных мест для такого человека, как вы. Потому что снаружи нас, Геннадий Аркадьевич, гораздо больше, чем вы думаете. И не все они такие... цивилизованные.

Это был перелив. Чаша терпения переполнилась. Рациональное мышление, державшееся из последних сил, сломалось.

— Я... мне нужно... выйти, — просипел я, чувству, как ком подкатывает к горлу. Меня буквально вывернуло из оранжереи. Я не побежал, я ринулся. Ноги несли меня сами по коридорам, мимо удивленного Степана, к парадной двери.

«Надо бежать. Сейчас же. Пока не поздно. Ведьмы. Вампиры. Оборотни. Это не сон. Это не наркотики. Это ад».

Я рванул на себя тяжелую дверь и выскочил в ночь. Пронзительный осенний воздух обжег легкие. Я бежал по гравийной дорожке, не разбирая пути, к воротам, за которыми была нормальная, человеческая Москва.

Ворота были закрыты и выросли до небес обрастая узорами. Я схватился за железные прутья, пытаясь найти засов, замок. Ничего. Они были заперты. Я стал карабкаться. Высоко, но я был в хорошей форме.

И тут я замер. Потому что увидел то, чего не замечал днем. В палисаднике, среди безмолвных статуй, зашевелилась тень, и в ее глубине светились два малиновых огонька. И они были прикованы ко мне.

Сзади послышались шаги. Я обернулся. На пороге дома стояла Маргарита Павловна. Она выглядела скорее, уставшей, чем злой.

— Ворота не откроются, пока они не захотят вас выпустить, — сказала она мягко. — А они, как и дом, чувствуют страх. Вернитесь, Геннадий Аркадьевич. На улице ночь.

— Нет! — срывающимся голосом выдохнул я, отступая от ворот. — Это какой-то бред! Так не бывает!

Маргарита Павловна стояла на пороге, закутавшись в плед. Ее голос был спокоен, почти устал.

— Бывает, Геннадий Аркадьевич. Вы же видели рынок. Видели, как Степан рвал те лианы. Слышали, как зеркала говорят. Ваша реальность — лишь один из этажей этого мира. Под ним есть другие.

— Зачем?! — в голосе слышалась уже не злость, а отчаянная мольба. — Зачем вам я?! Обычный человек! Найдите себе такого же... такого же монстра-дворецкого!

Из темноты за спиной Маргариты Павловны возникла коренастая фигура Степана. Он прорычал, не глядя на меня:

— Обычный? Последний «обычный» сбежал как только с Марусей пообщался. А ты... под стол за невидимкой полез. Как на задание. Ты не обычный. Ты — надежный. Это дороже любой магии.

В этот момент в оконном стекле веранды расплылось знакомое лицо.

— И скучно с тобой не бывает! — донесся голос Васи.

Я медленно, обессиленно сполз с ворот. Дрожь била меня мелкой дрожью. Я прошел мимо них обратно в дом...

Маргарита Павловна мягко закрыла дверь. Щелчок замка прозвучал как приговор.

— Нам не нужен монстр, Геннадий Аркадьевич, — тихо сказала она. — Нам нужен надежный человек. А вы — самый что ни на есть надежный человек.

Я не ответил. Просто пошел к себе, понимая, что они только что предложили мне не работу, а миссию. И от этого было еще страшнее.

Я поднялся к себе в комнату, не включая свет, и рухнул на кровать. Сердце колотилось где-то в горле. Побег не удался. Правда оказалась чудовищной. Я был в ловушке.

В этот момент в зеркале в углу комнаты, в темноте, на мгновение возникла и тут же исчезла знакомая ухмыляющаяся физиономия.

У меня не было сил даже на испуг. Я лишь тяжело вздохнул, уткнувшись лицом в подушку, и проговорил в ткань, почти не надеясь на ответ:

— Добрый вечер, Вася.