Время от времени мелькала мысль — что мне мешает попытаться напасть? Если бы не присутствие Коха… Будь мы здесь без него, я свернул бы шею Гитлеру за считанные секунды, женщины не сумели бы помешать. Подставлю Лени — не повезло, что поделать. Ее, конечно, потом повесят и обещанная мной прекрасная жизнь не случится, но… судьба мира явно перевешивает на этой чаше весов.

Я прикидывал варианты. Кох сидел с другой стороны стола и теоретически я мог успеть. Рискнуть или нет?

И все же что-то меня останавливало.

Гитлер же вовсе не смотрел в мою сторону, сосредоточив теперь все свое внимание на Рифеншталь. Перекусив и отставив тарелку в сторону, он принялся подробно расспрашивать ее о сюжете грядущего фильма, вдаваясь в самые мелкие подробности. Ева время от времени тоже уточняла детали. Я же почти не слушал, погруженный в свои мысли и прикидывая, удастся или нет?

Изначально мне казалось, что этот визит — своего рода разведка, но сейчас я переменил мнение. Убить его — реально! Нужно лишь рискнуть. Что будет после — наплевать!

Я уже покончил со своей порцией, но незаметно прикрыл вилку салфеткой. Нож был слишком мягким — таким не пробить кожу, так что его я отложил в сторону.

Прыгнуть через стол, ткнуть вилкой в лицо, потом взять на удушающий, сломать шею, пока не вмешался Кох и не прибежал Миш и его люди. Шансы есть!

Ну же, да или нет?

В какой-то момент я понял, что готов, задержал дыхание, собираясь с силами, незаметно взял со стола вилку в правую руку и ловил подходящий момент для броска.

Разговор же переключился на тему Восточного фронта. Кох, как рейхскомиссар Украины, знал о происходящем там больше других. Но просвещать своего фюрера не стал, заговорил лишь об очередном поезде с ценностями, который должен был прибыть в Берлин через несколько дней, а так же о целом эшелоне с будущими остарбайтерами.

— Мы должны вынуть из этой страны все до последнего! — рот его неприятно скривился, к усам прилип кусочек капусты, но Кох этого не замечал. — Мы — народ господ, и править должны жестко и справедливо. Эти черви обязаны осознавать, что даже самый мелкий немецкий работник расово и биологически в тысячу раз превосходит местное население.

Вот же гнида!

Кулаки у меня непроизвольно сжались, вилка в руке согнулась. Будь у меня под рукой настоящее оружие, этот человек, если его можно так назвать, не вышел бы из обеденного зала живым.

— Вы все делаете правильно, мой дорогой, — похвалил его фюрер. — Завтра на совещании мы еще раз поднимем эту тему. Нам требуются рабочие руки здесь, на заводах и фабриках. Поэтому мы просто обязаны задействовать всех, кого только сможем. А остальных уничтожить безо всякой жалости!

— Не беспокойтесь, мой фюрер, я знаю, что делаю! — кивнул Кох.

Он, причастный к гибели нескольких миллионов человек, проживет до глубокой старости и будет схвачен лишь по собственной глупости и передан советской администрации.

На меня накатила такая волна ярости, что я окончательно решился. Сейчас или никогда!

Раз, два, три!

Сейчас!

За мгновение до рывка, когда я был сжат, как пружина, Лени чуть коснулась моего плеча.

— Рудольф, что же вы сидите с таким видом, словно только что откушали не нежнейшего ягненка, я жесткую подошву солдатского сапога?

— Лицо такое, — выдохнул я вполголоса, — не обращайте внимания.

Гитлер внезапно тоже переключил свое внимание на мою скромную персону.

— Говорите, вы недавно с передовой? Хм…

— Фишер, — подсказала Рифеншталь.

— Воевал, был ранен, отправлен на излечение, приписан к резервному штабу фронта, — отрапортовал я, вскочив на ноги.

— И какие настроения ходят в полках, лейтенант Фишер? — взгляд у него был цепким, пронизывающим. Словно не человек сидел передо мной, а нечто большее. Аура власти? Возможно. Или же иное — когда некто получает полномочия, которыми не может обладать практически никто из рода человеческого, он внутренне перерождается, становится другим… иным.

— Люди полны энтузиазма. Победа близка, временные трудности никого не пугают!

Гитлер нахмурился, Ева чуть прикрыла глаза, Лени едва заметно покачала головой. Кох посмотрел на меня с интересом.

— Все верят в ваш гений, мой фюрер, — попытался я чуть исправиться и снизить елей в своей речи. — Конечно, ситуация сложилась непростая, но мы верим, что вскоре все переменится. Ходят слухи о некоем секретном оружии…

Я резко замолчал и округлил глаза, показывая, что сказал лишнее. Хотя слухи об оружии ходили повсеместно. Кое-кто им верил, другие — нет. Но все надеялись на лучшее, в душе же полагая, что все кончится плохо.

Кох хохотнул.

— Оружие? — переспросил Адольф. — Оружие будет! Сражайтесь спокойно, лейтенант. Вы и ваши товарищи. Близок день, когда наши враги падут, а флаги империи будут реять над всеми вражескими городами. Служите честно, Великий Рейх не забудет вашей жертвы!

Он говорил от души, его прическа слегка растрепалась, рукавом он случайно ткнулся в соус и на рубашке осталось пятно. Энергия, исходившая сейчас от этого человека, поражала. Ее вполне хватило бы, чтобы завести целую толпу, но от потратил ее на одного единственного слушателя — на меня.

И если бы я на самом деле был лейтенантом Рудольфом Фишером, фронтовиком, повидавшим всякое и не верящим ни в черта, ни в бога, сейчас у меня потекли бы слезы из глаз, и я, вероятно, бросился бы целовать ему руку, восхищенный и воодушевленный. Настолько глубоко и проникновенно прозвучали слова этого прирожденного оратора, сумевшего развить свое мастерство и талант до совершенства.

— Я сделаю все возможное, чтобы эта война закончилась как можно скорее! — честно ответил я.

Гитлер улыбнулся и похлопал меня по плечу.

— Вы настоящий солдат, Фишер. Такие нам нужны!

Мой порыв убить его прямо сейчас вспыхнул с новой силой, и лишь неимоверным усилием воли я сдержался. Нет, не место и не время! Надо все же делать наверняка! А тут слишком много факторов, способных помешать. Кох этот смотрит, не отрываясь, словно что-то чует, да женщины тут же поднимут крик, прибегут телохранители, и я могу не успеть довершить начатое.

Поэтому вместо того, чтобы ударить фюрера вилкой, а после попытаться свернуть ему шею, как цыпленку, я стоял навытяжку, старательно пуча глаза. Адольфу это явно нравилось.

После ужина Ева и Хелена уселись на диван и заговорили о своих женских делах. Гитлер и Кох отошли к окну, беседуя вполголоса. Лишь я один торчал посреди зала, как столб, не зная, куда податься.

К счастью, мои мучения длились недолго. Через четверть часа Адольф сообщил, что ему нужно еще поработать и попросил Еву стенографировать. Поэтому нам с Хеленой оставалось лишь откланяться и покинуть покои фюрера вместе с рейхскомиссаром, который вышел следом за нами. К счастью, в коридоре наши дороги разделились, уж очень мне не понравилось повышенное внимание со стороны Коха.

Рифеншталь была воодушевлена предстоящим проектом. Она в подробностях описывала мне все, что нужно будет сделать. Этот фильм должен был стать настоящим шедевром пропаганды, переворачивающим все с ног на голову. Неудачи преподнеслись бы в нем, как успех. Оплошности, как задуманный отвлекающий маневр.

Подобную методику часто применяли и в будущем, переняв многое из практики Третьего Рейха.

Я слушал вполголоса, думая о том, не совершил ли ошибку, не упустил ли свой единственный шанс. Впрочем, вероятность неудачи была слишком уж велика. И все же…

— Кстати, это ведь очень старый замок, Рудольф. Я здесь уже не в первый раз, — мимоходом сообщила Лени. — Пару лет назад мы с Евой облазили его вдоль и поперек, изучив все тайные проходы. Это так романтично!

— Что, простите? — от удивления я даже остановился.

— Как и в любом старом замке, здесь куча секретных комнат и коридоров, — пояснила Хелена. — О многих всем известно, о других не знает практически никто, кроме бывших владельцев. О некоторых не помнят и они. Когда Рейх выкупил этот замок, то многое позабылось. Вот, к примеру, видите эту панель за портьерой, за ней вход в один из коридоров, который ведет вдоль всего этажа. Попав туда, можно слышать и даже видеть все, что происходит в каждой из комнат — там имеются специальные смотровые окошки, очень хорошо скрытые. Мы с Евой нашли этот коридор, когда изучали старые планы замка. На месте этого неприятного господина Миша, я бы тщательнее за всем следила. Ведь сквозь тайные проходы можно попасть куда угодно, даже в покои Адольфа и Евы. Вход в их крыло охраняют так тщательно, но в то же время и не догадываются, что попасть внутрь можно и иным путем!