— А не откажутся ли господа, если я приглашу их вечером в ресторан на ужин? — идея была простая, но действенная. — На днях мне показали одно заведение, исключительно для офицеров. Там неплохо кормят! Правда, бывает, и морды бьют, но мы же этого не боимся?

— Я согласен на все, если это не местная кухня, — радостно закивал Кляйнгартен. — Признаться, от каши меня уже воротит. А тушенки в ней я вообще не обнаружил, хотя искал весьма тщательно. Что по поводу «морд», то пусть попробуют.

— Ваше приглашение, конечно, распространяется на Баума и Коше тоже? — уточнил фон Ункер, оглаживая левой рукой свои тоненькие усики.

— Разумеется, обер-лейтенант, — кивнул я. — Как же иначе?..

— Мы с радостью его принимаем, — Зиберт дружески похлопал меня по плечу.

— Тогда в шесть часов ждите меня внизу…

Думаю, в ресторане у меня получится поговорить с Николаем. Если даже не в нем самом, то всегда можно выйти на улицу, якобы проветриться. И если за нами никто не увяжется, то время для беседы у нас будет. Может, не такое продолжительное, как я бы хотел, но, по крайней мере, мы сможем объясниться по душам.

Я вернулся в свой кабинет и занялся было текущими делами, которых накопилось выше головы, как вдруг раздался стук, тут же, не ожидая ответа, дверь приоткрылась, и я увидел Анни.

— Рудольф? Можно войти?

— Разумеется… — я не знал, что ожидать от ее визита. Все последние дни она меня не то, чтобы игнорировала, но активно не замечала.

Секретарша зашла в комнату, прикрыла за собой дверь и повернула ключ. Это что еще за фокусы? Не хочет ли она…

— Милый, я так соскучилась… — девушка шагнула вперед, начав расстегивать верхние пуговицы на платье. Мелькнули полушария полных грудей, которые прежде совершенно скрывало строгое платье с глухим воротом.

К такому повороту событий я был не готов. Да, она была вполне приятна собой, и нас связывали общие приключения, но развивать эти отношения я не собирался.

— Фройляйн! — я выставил правую руку вперед, отгораживаясь от девушки.

— Но… — ее ресницы задрожали, и я даже явственно увидел слезы, — я полагала…

В дверь снова требовательно постучали. Что еще за черт?

— Помогите! — внезапно закричала Анни и ничком бросилась на диванчик в углу кабинета.

Признаться, я совершенно растерялся. Все происходило слишком уж стремительно.

Два удара, и дверь выбили снаружи, а в мой кабинет ворвались сразу четверо эсэсовцев под предводительством неизвестного мне оберштурмфюрера. Кажется, я видел его мельком в столовой этим утром, но ни имени его, ни полномочий я не знал.

Но каким образом они оказались здесь так быстро, практически мгновенно?

— Что здесь происходит? — требовательным тоном поинтересовался оберштурмфюрер.

— Понятия не имею, — пожал я плечами, и нисколько при этом не соврал.

— Он хотел… — заплакала Анни. — Он пытался…

— Ничего я не пытался и не хотел! — я видел весь абсурд ситуации, но не знал, как правильнее из нее выпутаться.

Домогательства на рабочем месте? Бред. Да и что может мне за это быть? Ничего. В конце концов, мы не в современной Германии, а в клятом Третьем Рейхе, в котором истинная арийка вообще не в праве отказывать в интимной близости своему боевому товарищу.

Но, оказалось, затея имела совсем иную подоплеку.

— Он спрашивал о секретных документах! — сквозь лживые слезы выдавила из себя девушка. — Требовал сказать код от сейфа господина полковника!

Дело принимало скверный оборот. Если меня обвинят в шпионаже и начнут копать, то очень быстро вычислят, что личина, под которой я обитаю в штабе армии резерва, лживая. А потом спросят фон Штауффенберга, какого, собственно, хрена он приютил в своем особняке фальшивого лейтенанта. И все, наша песенка спета, и моя, и полковника. Даже если выкрутимся, то о визите в «Волчье логово» точно стоит забыть.

— Лейтенант Фишер, — голос оберштурмфюрера чуть дрогнул, — прошу вас сдать оружие! До выяснения всех обстоятельств.

— Вы понимаете, что это поклеп? — я старался говорить спокойным тоном, сам же лихорадочно искал выход из сложившейся ситуации. — Эта женщина врет, уж не знаю с какой целью…

— Разберемся! — он все ждал, пока я вытащу пистолет из кобуры, но я не спешил этого делать.

— Вот вы сначала разберитесь, — предложил я, — а потом и приходите. Когда полковник фон Штауффенберг обо всем узнает, ему это не понравится! Вы же знаете, что я его адъютант. И, как адъютант, являюсь обладателем государственных секретов. Вы не имеете права меня допрашивать, если у вас нет соответствующих полномочий.

Оберштурмфюрер, имени которого я так и не вспомнил, задумался. Но потом покачал головой.

— Полковник мог быть введен в заблуждение. Еще раз повторяю, господин Фишер, мы во всем разберемся. Взять его! — коротко бросил он солдатам.

Он сказал «господин», а не «лейтенант» — это было плохо. Значит, меня уже списали со счетов.

Но слишком уж грубо они пытались сработать.

Когда сразу двое шагнули вперед, намереваясь схватить меня, а еще двое целились из автоматов, пистолет я выхватывать не стал. Мог не успеть. Да и на звуки выстрелов сбежались бы другие, а всех убить я не смог бы при всем своем огромном желании это сделать.

Нет, я всего лишь быстрым движением повернул два раза ключ, до сих пор торчавший в замке верхнего ящика стола, дернул ручку на себя и, схватив левой рукой гранату, которую забрал у Кузнецова, правой тут же скрутил нижнюю крышку. Теперь оставалось только дернуть за шнур…

Я готов был это сделать. Сдаваться в руки эсэсовцев я не собирался ни при каких условиях.

И оберштурмфюрер увидел это в моих глазах, как увидел и гранату. Бежать ни он, ни его люди не успели бы. Не ушла бы и Анни, которая все так же сидела на диванчике, пытаясь прикрыть расстегнутое платье. Взгляд ее с торжествующего сменился на удивленный, а потом на испуганный.

Да, ты права, тварь, если мне суждено сегодня отправиться на тот свет, то следом за мной уйдут все здесь присутствующие!

— Остановитесь! — голос, раздавшийся откуда-то из-за спины оберштурмфюрера и солдат, показался мне знакомым. Где-то я его точно слышал, причем совсем недавно.

Отодвинув всех в стороны, в комнату, ничуть не смущаясь гранате в моей руке, зашел тот самый штурмбаннфюрер СС, на пару с которым мы участвовали в кабацкой драке.

Тогда нас спасла Анни… как мне казалось.

Теперь же я отчетливо понял, что и поход в ресторацию, и драка, и мимолетное знакомство с штурмбаннфюрером, и даже стрельба Анни — все это было спланировано заранее и разыграно, словно по нотам. С какой целью? Очевидно, проверить меня, заманить в ловушку, поймать на удочку. Но я отчасти спутал их планы, не прыгнув после победы в постель к девице.

Была и еще одна причина, по которой я не стал спать с Анни, сугубо практичная. Там, в Заксенхаузене, еще в самые первые дни на левом предплечье с внутренней стороны мне набили татуировку с порядковым номером. И теперь мне приходилось тщательно прикрывать ее от любопытных глаз одеждой. Если бы Анни ее увидела… игра была бы проиграна, еще толком не начавшись. Собственно, по этой самой причине мне и не стать никогда настоящим внедренным разведчиком — раскрыть меня — дело мгновения. Разве что можно было попробовать свести тату, но сделать это в данных условиях я никак не мог, да и не до того мне было.

Пока же медовая ловушка не сработала, интуиция не подвела в тот вечер, но моя разработка, очевидно, продолжилась. И сегодня началась вторая часть Марлезонского балета.

Попытка грубого наезда в ожидании ответной реакции.

Был ли в курсе фон Шауффенберг? Вряд ли. Скорее всего, Гестапо или Абвер — я не знал, к какой именно структуре относился штурмбаннфюрер, проводило проверку ближайшего окружения полковника, и такой тип, как я, внезапно всплывший из ниоткуда, не мог не вызвать соответствующих вопросов и подозрений. Если я мог подумать, что контрразведка не работает и ест свою кашу зря, то я ошибался.