Британская эскадра в составе трёх лёгких крейсеров и нескольких эсминцев неспешно патрулировала воды Финского залива. Они не нарушали территориальных вод, но их присутствие в непосредственной близости от главной военно-морской базы России было красноречивее любых нот. С берега, через бинокли, за ними наблюдали русские моряки. Настроение на фортах и кораблях было мрачным. Все знали о разрыве с союзниками, о замороженных кредитах, о слухах о блокаде.

В кают-компании крейсера «Аврора» (которая в этом мире не стала символом революции, а осталась рядовым кораблём) шёл тягостный разговор между командиром, капитаном 1-го ранга, и старшим офицером.

— Англичане демонстрируют флаг, — сказал старший офицер. — Скоро, поди, и в торговлю вмешаются. Не пропустят суда с углём из Англии.

— Уголь… — командир мрачно вздохнул. — Уголь у нас свой, донецкий, есть. Хуже качеством, но есть. А вот станки для заводов? Рельсы для железных дорог? Лекарства? Всё это шло через Архангельск и Владивосток. Теперь — не пойдёт.

— И что будем делать?

— Что прикажут. Царь выиграл войну с немцами. Теперь, гляди, война с бывшими друзьями начнётся. Экономическая. И кто кого пересидит…

В это время на горизонте показался дымок. Вскоре стал виден силуэт большого транспортного судна под нейтральным флагом — скорее всего, шведского. Британский крейсер немедленно направился к нему, подняв сигнал «Лечь в дрейф для досмотра». Через полчаса шведский пароход, сопровождаемый британским эсминцем, повернул обратно, на запад. Его не пустили в русские воды. Блокада, ещё не объявленная официально, начала работать.

Экономические последствия ударили быстро. В Петрограде и Москве начался кризис с импортными товарами. Исчезли кофе, какао, качественные ткани, некоторые медикаменты. Резко выросли цены на металл и уголь — их теперь нельзя было легко импортировать. Промышленность, и так перестраивавшаяся с военных на мирные рельсы, получила новый удар. На биржах паника. Рубль, и так ослабленный войной, начал падать с катастрофической скоростью.

В кабинете председателя Совета министров (всё ещё князя Голицына, чистой марионетки) экстренно собрались министр финансов, министр торговли и промышленности и… представитель нового, неожиданного ведомства — Управления по экономическому сотрудничеству с нейтральными и дружественными державами. Его возглавлял бывший дипломат, умный и циничный барон Нольде.

— Господа, — начал он, разложив карту. — Англичане и французы нас душат. Значит, нужно искать воздух в других местах. Первое — Соединённые Штаты. Они недовольны нашим сепаратным миром, но они — деловые люди. Им нужны рынки сбыта. Мы предлагаем концессии по разработке леса, нефти на Кавказе, золота в Сибири. В обмен на оборудование и технологии. Второе — Германия. Как ни парадоксально.

— С вчерашним врагом?! — воскликнул министр финансов.

— С сегодняшним партнёром по необходимости, — поправил барон. — Германия тоже в изоляции. Ей нужны русское зерно, лён, нефть. А нам — немецкие станки, химикаты, инженеры. Мы уже ведём неофициальные переговоры через швейцарцев. Третье — нейтралы: Швеция, Дания, Голландия. Через них можно организовать транзит. Да, будет дороже. Да, будут трудности. Но это — путь к выживанию. Нам нужно время. Пять лет, чтобы перестроить промышленность на самообеспечение. А чтобы продержаться эти пять лет, нужны партнёры.

Это была стратегия экономической контрабанды и рискованных союзов. Россия, вырвавшаяся из одной войны, оказывалась в тисках новой, холодной войны на истощение. И чтобы выиграть её, Николаю предстояло проявить не военную, а экономическую и дипломатическую гибкость. Железная воля должна была соединиться с тонкой игрой.

Часть III: Курская губерния, село Красное. Штаб-квартира -го уездного земского стража. 30 сентября.

Штаб располагался в бывшем доме волостного старшины — просторная изба, теперь заставленная столами с бумагами, оружием на стеллажах и большой картой уезда, утыканной флажками. Капитан Арсеньев, теперь уже официально «начальник уездной стражи», принимал доклады. Он изменился: появилась уверенность, властность в голосе, но и новые морщины у глаз — груз ответственности был тяжёл.

Ему докладывал один из десятников, бывший унтер-офицер:

— В Черемисовском лесу, капитан, опять шныряют. Не Грач уже, другие. Мелкие, человек по десять. Скот угоняют, лавки грабят. Население ропщет: мы, мол, стража, налоги платим, а порядка нет.

— Знаю, — хмуро сказал Арсеньев. — Людей не хватает. Уезд большой. А банды, как тараканы: одну раздавишь — две новые выползут. Что с пойманными на прошлой неделе?

— Троих в острог отправили, двое… — десятник запнулся.

— Что «двое»?

— Двое при задержании оказали сопротивление. Пришлось… утихомирить. На месте.

Арсеньев взглянул на него пристально. «Утихомирить» — это означало убить. Без суда. По закону военного времени, который ещё действовал в отношении бандитизма. Но где грань между бандитом и просто голодным, отчаявшимся мужиком, укравшим мешок муки?

— Хорошо. Усильте патрули на дорогах в Черемисово. И передай людям: пойманных с поличным — вязать и везти сюда. Без самосуда. Мы не палачи. Мы — стража закона. Понял?

— Понял, капитан.

Когда десятник ушёл, Арсеньев вышел на крыльцо. Перед домом на площади шло учение новобранцев — молодых парней, получивших землю и теперь отрабатывающих службу. Их учили строю, обращению с винтовкой. Они старались, но в их глазах читалась не только дисциплина, но и некоторая спесь. Они уже чувствовали себя избранными. Они были «стражами», а их соседи — просто «мужиками». Зарождалась новая каста — вооружённых землевладельцев, обязанных царю и лично командиру. Это была сила, но и опасность. Сила — потому что они защищали новый порядок. Опасность — потому что могли превратиться в местных князьков, бесконтрольных и алчных. Арсеньев это понимал. И понимал, что его задача — не только ловить бандитов, но и следить за своими людьми, чтобы они не стали теми, с кем боролись.

В этот момент к крыльцу подъехал верховой. Это был связной из губернского центра.

— Капитан! Срочное предписание от Петербурга! — Он вручил конверт с печатью.

Арсеньев вскрыл его. Читал, и лицо его стало суровым. Это была директива из нового, созданного при МВД, Главного управления земской стражи. Предписывалось провести «тотальную чистку» от «неблагонадёжных и сомнительных элементов» в рядах стражников. Приложен был секретный список критериев: «имевшие связи с революционными партиями до войны», «проявлявшие нелояльность офицерскому составу на фронте», «склонные к пьянству и буйству». Список составлялся на основе донесений агентов, внедрённых Ивановым в дружины.

Арсеньев скомкал бумагу. Он знал, что троих из его лучших бойцов, бывших простых солдат, но честных и смелых, можно было подвести под эти критерии. Они ругали начальство в окопах? Ругали. Пили с горя? Пили. Но они были преданы делу. Отдавать их в руки жандармов? Он чувствовал, как его новая власть сталкивается с всевидящим оком центра. Ему предстояло сделать выбор: слепо выполнить приказ и потерять доверие своих людей, или попытаться защитить их, рискуя собственной позицией. Это был его личный тест на место в новой системе.

Часть IV: Царское Село. Урок наследника. 5 октября.

Кабинет Алексея больше не походил на детскую. На столе лежали не игрушечные солдатики, а карты губерний, сводки по земельному переделу, даже выдержки из экономических отчётов. С ним занимались новые преподаватели: не только законовед и историк, но и бывший фронтовой офицер (для военной науки) и чиновник министерства финансов (для основ экономики). Наследнику исполнилось четырнадцать лет, и его готовили к правлению в новой, сложной реальности.

Сегодняшний урок вёл сам Николай. Он пришёл не как отец, а как преподаватель государственного дела. На столе лежало дело князя Мещерского.