Когда выходили из трапезной, на пороге ждал нетерпеливый комендант, позвякивая ключами.

Мы забрали пожитки из общей комнаты.

— Ну, пошли, — кивнул Ганс, указывая в сторону верхних ярусов. — Не отставайте.

Поднимались вверх по знакомому широкому туннелю, но у развилки, где винтовая лестница уводила к парадным залам Замка, свернули в противоположный проём. Коридор сузился и резко пошёл вверх крутыми ступенями, вырубленными в скале.

Наконец, упёрлись в массивную кованую дверь, украшенную символом Грифона. Ганс налёг плечом, заскрипели петли, и комендант пропустил нас вперёд.

Мы оказались в другом мире.

Широкий коридор-галерея, стены которого были не грубыми и шершавыми, как внизу, а облицованы плитами тёмного камня, отполированного до блеска. В чёрных зеркалах отражались факелы, создавая иллюзию бесконечного пространства. По левую руку тянулась стена, по правую — ряд проёмов, закрытых дверями.

В дальнем конце галерея упиралась в что-то совсем грандиозное.

Дверь как произведением искусства — не просто дерево и железо, а композиция из почерневшей стали и меди, изображающая сцену битвы людей с какими-то чудовищами. Ручка выполнена в форме пылающего сердца.

Ганс жестом велел остановиться — сам просеменил вперёд, осторожно приоткрыл створку. Дверь отозвалась мелодичным звоном, словно металл приветствовал входящего. Из щели вырвался свет — не обычный отсвет горна, а багрово-алый и пульсирующий.

— Пошли… — тихо хрюкнул Крысолов, распахивая дверь.

Мы втроём вошли в «Горнило Мастеров».

Круглый зал со сводчатым потолком — пол выложен узором из разноцветного гранита. Вдоль стен стеллажи из тёмного дерева, уставленные стеклянными банками с разноцветными порошками, слитками серебра и меди, кусками сияющей руды. Пахло не гарью и потом, а воском и редкими маслами.

В центре зала стоял массивный круглый стол, заваленный пергаментами и инструментами тонкой работы — штангенциркулями, весами и лупами.

Из центрального зала веером расходились шесть арочных проёмов — видимо, личные мастерские. В отличие от подземелья внизу, здесь в глубине каждой ниши виднелись окна — неровные отверстия, прорубленные в толще внешней скалы. Сквозь них лился серый утренний свет, и открывался вид на заснеженную равнину и далёкие пики гор. Ветер гулял в проёмах, смешиваясь с жаром сложенных горнов.

За центральным столом, склонившись над пергаментом, стоял Брандт.

В одной из ниш увидел сутулую спину старика в кожаном фартуке, который что-то полировал, как показалось.

В другой нише, у окна, стояла женщина в длинном платье, подпоясанном ремнём.

И где-то в глубине третьей мастерской слышался лязг и скрежет металла.

Три другие ниши пустовали — самая большая наверняка принадлежала «Ржавому» гиганту. Вторая — неужели теперь моя? От мысли перехватило дыхание. Ковать, глядя не в закопчённую стену, а на снежные просторы Каменного Предела, вдыхать морозный ветер, смешанный с жаром горна — одно это стоило всех усилий.

А третья? Для кого? Может, мастера просто нет на месте? Или комната ждёт кого-то ещё?

Брандт, склонившийся над столом, поднял тяжёлый взгляд — мужик мрачен, как туча. Рыжие брови сошлись на переносице, под глазами залегли тёмные мешки — похоже, оружейник не спал всю ночь. Под руками лежал какой-то пергамент — не то карта, не то чертёж с пометками.

Ульф замер за спиной и, судя по тишине, перестал дышать, только переминался с ноги на ногу.

— Ну, давай… Чего встали? Идите, — прошипел в спину Крысолов, в шёпоте услышал злорадство и зависть. — Здесь теперь трудитесь. Чай, нас-то, подземных, не забывай… Хи-хи-хи.

Ганс издал тихий смешок. Я обернулся, но мужика уже и след простыл — круглая фигура растворилась в полумраке коридора, оставив после себя звон ключей.

Вновь посмотрел на Брандта.

И в этот момент из боковых ниш начали выходить другие мастера — боги с местного Пантеона. Те, о ком внизу говорили с придыханием и завистью. Неужели я теперь один из них? Неужели всё — правда? До этой секунды всё казалось игрой… А теперь стоял лицом к лицу с мастерами из «Горнила», и дыхание перехватило.

Из первой ниши, шаркая войлочными тапками, вышел тот самый старик, что полировал что-то — был невысоким и сгорбленным. На носу сидели пенсне с толстыми линзами, за которыми глаза казались огромными и водянистыми — был шокирован, увидев в этом мире оптические стекла. Дед смотрел с брезгливым недоумением, как на таракана, заползшего на стол.

Из второй ниши выплыла женщина — высокая и статная, в строгом рабочем платье тёмно-синего цвета — чёрные волосы собраны в узел на затылке, открывая бледную шею. Лицо было холодным, а в руках она держала кинжал. Взгляд дамы скользнул по мне, оценивая — в нём нет враждебности, только научный интерес.

А из третьей, вытирая руки тряпкой, вышел крепкий мужчина средних лет. Странная внешность — одна половина лица гладкая, а вторая покрыта шрамами от ожога, стянувшими кожу. Мужик лыс, но с густой бородой — смотрел на меня хмуро, словно прикидывая, сколько ударов понадобится, чтобы выбить из меня дурь.

Мастера молча встали полукругом за столом, разглядывая нас с Ульфом

— Добро пожаловать в «Горнило», челядь из подземелья! — прохрипел Брандт, и в глазах блеснула знакомая искра безумия. Оружейник расхохотался зло и отрывисто, бросая взгляды на коллег. Мастера даже не моргнули, ни один мускул на лицах не дрогнул — просто продолжали смотреть внимательно и молчаливо, каждый со своим интересом.

Я бросил взгляд на молотобойца, ожидая увидеть привычный страх, но, к удивлению, здоровяк не дрожал, не жался к стене и не прятался за мою спину — просто стоял, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая собравшихся. Рот паренька был слегка приоткрыт, в глазах читалось детское любопытство — детина расслаблен. Более того, показалось, что своим особым чутьём тот видит в этих людях совсем не то, чем мастера хотят казаться.

— Идём, Ульф, — сказал ему тихо.

Повернулся к встречающим и сделал несколько шагов вперёд. Что ж, раз уж я теперь здесь работаю, нужно и вести себя соответственно — воспринимать место как свою мастерскую, а не жаться по углам, как затравленная овчарка.

Прошёл в центр зала, стараясь держать спину прямо. По-хозяйски оглядывал всё вокруг: инструменты, чертежи, реагенты. Обходил мастеров по широкому радиусу, чувствуя кожей провожающие взгляды.

— Поглядите-ка! — снова подал голос Брандт. — Мастер Щенок уже решил, что он тут хозяин! Ишь как расхаживает, павлин общипанный!

Мужик продолжал ржать во всю глотку, наслаждаясь остроумием.

— Мальчик… Остановись. Посмотри в глаза и представься, — вдруг раздался холодный женский голос — не просьба, а требование, привыкшее к повиновению. — Неужели тебя не учили хорошим манерам?

Я замер и нахмурился. Медленно повернулся и взглянул на женщину.

Лицо бледное, но в чертах есть породистая красота — на вид около тридцати пяти, может, сорока. В прошлом мире мы были бы ровесниками, вот только вряд ли бы встретились — с её аристократическими замашками она была бы птицей другого полёта. Я привык общаться с людьми попроще.

Женщина смотрела непроницаемо, давя аурой, пытаясь пригвоздить к земле взглядом. Показать, кто здесь кто.

— Меня? — переспросил просто. — Меня не учили хорошим манерам, это верно — я простой деревенский кузнец. Кай меня зовут. А вас как? Вы ведь тоже не представились.

Говорил нарочито просто, даже грубовато — против такой спеси единственное оружие — подчеркнуть чужеродность. Пусть сразу поймёт: не буду играть по правилам и плясать под дудку.

Дама сжала губы в нить — уловил: я ей неприятен. Или это брезгливость к моей грубости?

— Серафина, — сухо произнесла она. — Леди Серафина.

«Леди»? Это ещё что за чертовщина? Леди — это титул, высокий статус. А она тут что забыла, в рабочей зоне?

Перевёл взгляд на старика — тот брезгливо сморщился, словно почуял дурной запах. Брандт к этому моменту перестал ржать и следил исподлобья, наслаждаясь шоу.