Торгрим вздохнул, и в звуке было больше разочарования, чем злости.
— Звёздную Кровь не сделать на стадии Закалки Тела, — бросил мужчина равнодушно. — Ты в любом случае обречён на неудачу, щенок, так что не питай ложных надежд.
Смысл слов доходил медленно, а когда дошёл — придавил. Обречён? Неудача? Значит, Брандт был прав. Значит, я в западне.
— Нужно пробудить Дух, — безжалостно продолжал старик. — Только это даст возможность контролировать слияние метеоритного железа и серебра, но даже это — лишь один аспект, а их множество. Ты не осилишь задачу — ты просто щенок, которому повезло, а теперь удача кончилась.
Слова резали по живому, как тупая пила — все планы, решимость и гордость оседали на дно души мёртвым грузом, утягивая за собой в болото отчаяния.
Я опустил голову, глядя в пол.
— Зачем вы мне это говорите? — глухо спросил Торгрим. — Вы наверняка знакомы с бароном. Сказали бы ему, чтобы время не терял.
Мужик молчал. Чувствовал его взгляд — тяжёлый и оценивающий. Казалось, рудознатец упивается моим состоянием, проверяет на прочность, как кузнец проверяет клинок на излом.
Затем услышал шорох одежды. Торгрим встал медленно, будто нехотя — шаги приблизились. старик встал напротив, опустив руку с чётками.
Я осторожно поднял голову — в глазах увидел не злорадство, а странный интерес. Мужик будто выжидал. Сломаюсь я? Или вытащу себя из болота за волосы?
Мы смотрели друг на друга несколько секунд — время остановилось. Чувствовал себя в тупике.
— Если ты чувствуешь Камень… Если у тебя есть мой Дар, — начал Торгрим чуть медленнее и тише, понижая голос. — Ты сможешь найти способ. Замену. Или необходимую добавку. Земля помнит всё.
Сделал ещё шаг — теперь нас разделяло всего полметра.
— А я могу помочь тебе быстрее достичь стадии Пробуждения Духа — знаю путь.
Надежда вспыхнула, но тут же погасла.
— Но есть условия, щенок, — речь становилась всё тише. — Ничто в этом мире не делается даром — за всё нужно платить кровью, потом или душой. И ты заплатишь за мою помощь сполна.
Старик наклонился, лицо оказалось так близко, что видел каждую морщинку.
— Ты готов пойти на это? — спросил Торгрим, глядя на меня.
Я опустил глаза, переваривая пафосную речь, от которой вдруг затошнило. «Кровью, потом, душой…» Слишком много драмы для одной ночи и слишком много условий, написанных мелким шрифтом.
— Господин Торгрим, — начал, не глядя на него, чувствуя, как язык ворочается во рту, будто чужой. — Чтобы заключать сделку, или хотя бы озвучить свой интерес, нужно понимать все условия — не просто метафоры, а конкретные цифры — цену и риски.
Поднял тяжёлый взгляд на старика.
— И сейчас я слишком устал, чтобы вообще думать о таких вещах. С вашего позволения, откланяюсь. Если появится возможность, найдём способ вернуться к разговору, когда высплюсь. Всего вам хорошего.
Бросил на него прощальный взгляд. По тому, как дрогнули веки мужчины, было понятно: тот всё понял правильно. Сейчас я закрыт — не готов ничего обсуждать и обещать. Кажется, во взгляде вновь мелькнуло разочарование — добыча сорвалась с крючка.
И плевать. Честно говоря, уже было плевать на всё: на его силу, на эти тайны, на Звёздную Сталь. Хотелось поскорее добраться до кровати.
Развернулся, открыл дверь и направился по закручивающемуся коридору вниз. Шёл, глядя под ноги, уже не вспоминая о старике. Ноги сами несли — вышел в огромный каменный туннель, ведущий обратно в цех, и просто шёл, не обращая внимания ни на звон капель, ни на глухие звуки за стенами — будто кто-то огромный бился о каменную породу изнутри. Всё пространство гудело, жило своей жизнью, а я вновь спускался в огненный ад.
Когда дошёл до низа, там уже вовсю кипела работа другой смены. Грохот ударил по ушам, но я воспринял его «никак». Моих мужиков не было видно.
Направился в казарму — пусто. Наверное, все пошли ужинать… А я был настолько обессилен, выжат досуха, что хотелось даже на еду просто взять и забить — рухнуть и провалиться в небытие. Ведь если приду в столовую, там опять начнутся вопросы и разговоры. «Как всё прошло?», «Кого возьмёшь с собой?», «А правда, что барон…».
Чёрт возьми, как же меня это всё достало! Порядком достало! Падальщики, кузня, Брандт, интриги… Может, это просто сбой? Откат? Побочный эффект от того, что перекрыл «Внутренний Горн»? Я не понимал, что со мной происходит, но от всего этого было до жути мерзко.
Ноги принесли к нашей койке. На первом ярусе Ульфа не было — видно, разбудили паренька и потащили есть. Жаль — хотелось его порадовать, принести кусок хлеба, чтобы мог спать дальше.
Ладно, не важно.
Поставил ногу на деревянную подпорку, с кряхтением закарабкался наверх. Залез под одеяло, отвернулся к каменной стене и просто лежал, сжавшись в комок. Меня колотило и знобило так, что зубы стучали. Голова раскалывалась. Может, заболеваю? Иммунитет рухнул от перегрузки?
Лежа в пещерной казарме и дрожа, обратил внутренний взор на «Горн». Там тлела искра огня — живая и тёплая, но она была отрезана стеной блокады.
— Двенадцать часов… Сколько прошло, Система? — прошептал в подушку — нужно понять, когда смогу открыть шлюз — мне нужно было тепло Огненной Ци как воздух.
[Внимание! Блокировка каналов активна.]
[До полного снятия ограничений: 8 часов 14 минут.]
— Восемь часов… — вздохнул, ещё плотнее закутываясь в колючее одеяло.
Как проснусь, видимо, уже будет можно — если проснусь.
Закрыл глаза. Состояние было мерзкое — предболезненная слабость, ломота во всём теле, внутренняя дрожь, от которой не спрятаться. Перед глазами в темноте плавали какие-то липкие образы: морды падальщиков, искажённое лицо Брандта, мёртвый Гуннар… Они кружились, как чёрные звёзды.
Уснуть не мог долго. Фоном слышал, как мужики вернулись с ужина, гремели сапогами, перешёптывались. Кто-то говорил про меня — что я не поел, или что меня накормили наверху деликатесами… Строили догадки.
Вдруг почувствовал прикосновение. Большая и тёплая рука поправила одеяло, подоткнула край, чтобы не дуло. Неужто старина Ульф?
Я не шевелился, притворяясь спящим, но от простого жеста стало потеплее.
Под тихий шорох наконец провалился в чёрную яму сна.
— Кай… Кай, проснись… — женский голос, такой родной, тёплый и любимый, обволакивает меня. Женщина заботливо поправляет одеяло, шепчет что-то на ухо, щекоча дыханием, а затем мягко целует в лоб.
— Мам… Можно мне ещё поспать? — отвечаю, но голос настолько детский и звонкий, несмотря на сонную хрипотцу, что сам пугаюсь. Как это возможно? Почему? Я же…
Резко открываю глаза.
Я один в тёмной комнате. Надо мной зияет дыра в прогнившей соломенной крыше, стены вокруг — потрескавшиеся и дырявые, сквозь щели сочится тьма. Узнаю это место — жалкая лачуга на краю Оплота. В помещении стоит такой лютый холод, что изо рта валит пар.
В этот момент замечаю: из дыры над головой падают крупные снежинки — опускаются прямо около моих босых ног на земляной пол и не тают. Снега становится всё больше и больше, тот заносит комнату и меня.
Совсем не понимаю, кто я… просто мальчик Кай — смертельно напуганный сирота.
— Мама! — кричу громко, голос ломается. Дико озираюсь по сторонам. — Мама, ты здесь⁈
Мне очень страшно и холодно — сердце колотится о рёбра так, что кажется, выпрыгнет из груди.
Щарю руками в ногах, нахожу грязное одеяло и натягиваю по самые плечи. Прижимаюсь спиной к шершавой стене и сижу, глядя в темноту лачуги. Дрожу — страшно так сильно, что кажется — вот-вот умру от ужаса, сердце просто разорвётся.
— Мама… — шепчу очень тихо.
Слёзы брызжут из глаз — чувствую себя таким одиноким, будто остался один во всём мире, и есть только проклятая лачуга с дырой в крыше, и больше ничего. Там, за хлипкими стенами — непроглядный мрак.
А потом слышу этот вой — визгливый и многоголосый, затем — влажный хруст и шелест хитина о дерево… Знаю, что это за звуки — рой падальщиков, жукоподобных тварей, что вылезли из пещер. Они окружают мой дом — уже почти здесь.
