— МАМА! — кричу так громко, как только могу, срывая горло, но знаю, что бесполезно. Её нет — я один, и меня съедят.

А затем явдруг начинаю соображать — всё слишком странно — этого не было. Такого не было!!! Я… я наверное сплю? Это просто дурной сон! Ведь мама только что была здесь, она звала меня проснуться!

Нужно проснуться. Проснуться!

Мотаю головой, бью кулаком по лбу, но звуки всё ближе и ближе, скрежет когтей над головой. Накрываюсь одеялом с головой, сижу в душной тьме и дрожу. И бью себя по голове.

— Проснись! Проснись! Проснись!!! — бью всё сильнее, но не чувствую никакой боли.

Вдруг темноту прорезает неестественно синий свет. Буквы, что появляются прямо перед глазами:

[Восстановление меридианов успешно завершено. Можно снять блокировку.]

Какая ещё блокировка? Я ничего не понимаю. Меридианы… Мне папа про них рассказывал, да, я помню… Папа был сильным…

А потом вдруг — БАМ! Словно удар колокола в центре черепа.

Чёрт возьми! Я ведь не Кай! Я Дмитрий!

И тогда резко открыл глаза.

Лежал и дрожал всем телом. Надо мной нависал закопчённый каменный потолок пещеры. В казарме слышалась предрассветная суета — кто-то кашлял, кто-то шаркал ногами. Перед глазами всё ещё маячило синее системное окно.

Я был настолько мокрым от пота, что казалось, будто принял ванну в одежде. Одеяло промокло насквозь и липло к телу. Во рту пустыня — ни капли слюны, язык распух и прилип к нёбу. Каждый глоток отдавался болью в горле.

— Кай… — послышался хриплый голос совсем рядом.

Затем — прикосновение, тяжёлое и осторожное. Я резко повернул голову.

Рядом, держась за край койки, стоял Гуннар. В тусклом свете ламп лицо казалось маской мертвеца — серое, уставшее, с чёрными провалами синяков под глазами — выглядел так, будто постарел за ночь на десять лет.

— Проснулся?

Я шарил глазами по помещению, всё ещё не мог прийти в себя, отделить кошмар от реальности.

— Да… да… — прохрипел ему.

Вновь посмотрел на старика — глаза бегали, избегая встречи со мной. Мастер выглядел не просто уставшим, а измождённым, будто из Гуннара высосали душу, оставив оболочку.

Старик наклонился ближе, почти к уху.

— Это… я вот чего подумал, — зашептал мужик так быстро, чтобы никто не услышал. — Возьми меня наверх, парень, в «Горнило» с собой. Я…

Гуннар судорожно облизал пересохшие губы, глаза всё ещё метались.

— Я буду тебя слушаться во всём, а с Брандтом… ни слова ему не скажу, клянусь. Буду нем, как рыба. Только возьми, а? Не оставляй меня здесь, внизу…

Ребята, спасибо за ваше внимание к нашему творчеству. За 2 тысячи лайков дополнительная глава!

Старик глядел на меня ошалелыми глазами, в которых читалась мольба и унижение — мужик на себя не похож. Казалось, за ночь сбросил десяток килограммов — кожа обвисла, лицо осунулось. И вообще, где он был? Я же видел пустую койку — Гуннара куда-то отводили? Допрашивали?

Кое-как поднялся, прислонившись потной спиной к изголовью койки. Чувствовал себя как промокшая лягушка, вытащенная из болота — отвратительная, чёрт возьми, ночка. Просто ужасная. Протёр глаза, пытаясь соскрести остатки кошмара и сообразить, что ответить мужику.

Старик надеется, что его возьму — цепляется за прошлое, за то, что связывает, но что-то внутри — расчётливый голос, который проснулся вчера — подсказывало, что это плохая идея. Балласт.

А ещё хотелось снять блокировку «Внутреннего Горна» — физически ощущал, как энергия внутри бьётся о заслонку, требуя свободы, чтобы согреть и исцелить измученное тело.

— Мастер… — прохрипел тихо, прочищая горло.

Гуннар тут же вытянулся в струнку.

— М? — поторопил мужик. — Всё ж таки мы не последние друг другу люди, Кай.

Решил подлить масла в огонь сомнений — надавить на совесть.

— Да… да, понимаю, — я потёр виски. — Просто ещё не успел толком об этом подумать — слишком всё быстро.

В казарме стоял предутренний мрак — лампы не зажгли, но кое-где слышались тихие перешёптывания, кашель, скрип коек. «Кузня» просыпалась.

Гуннар шмыгнул носом и тяжело выдохнул.

— Я ведь могу тебе пригодиться, — зашептал мужчина быстро, сбиваясь. — Сам же видел, какие проушины пробивал! Рука-то помнит! Что нужно — буду делать. Скажешь «бей» — ударю. Скажешь «молчи» — слова не пророню. Мне бы только… выбраться отсюда. Наверх. А?

В голосе слышалась тоскливая мольба, что давила на нервы. Стало ясно: если откажу, старик совсем сломается, сойдёт с ума от отчаяния — а ведь только вчера показалось, что у мастера всё наладилось! Что появился огонь в глазах, гордость… И вот, опять на дне.

«Люди не меняются», — прозвучал в голове циничный голос.

Но тут же другая часть возразила: «Враньё». Сам видел в прошлой жизни, как люди поднимались из грязи — как трусы становились героями. Так что это миф — люди могут измениться.

Вот только… готов ли я быть тем, кто держит за руку, нянчится и ведёт к исправлению, когда у самого дом горит, а на шее — ярмо Брандта и «Звёздная Кровь»? Хватит ли сил тащить ещё и старика?

— Мастер Гуннар… — прошептал, стараясь звучать мягко, но без соплей. — Понимаю, что вам хочется отсюда уйти любой ценой, но ведь…

Сделал паузу, подбирая слова, чтобы не ранить, но и не дать ложной надежды.

— Но ведь мне нужно всё разумно взвесить — не могу действовать на эмоциях. Мастерская у меня будет одна, и она будет под прицелом Брандта. Нужно понять: а необходим ли вообще кто-то там, за одной наковальней со мной?

Кивнул на спящего молотобойца, что был на нижнем ярусе.

— У меня ведь есть Ульф — будет на кувалде. Мы с ним уже прошли огонь и воду, паренёк пошёл за мной в Чёрный Замок, стоило только попросить, не задавая вопросов. Так что на молот точно никого взять не могу… А что там ещё может понадобиться, какие задачи встанут -даже не знаю — ещё не видел нового места. Пообещал мужикам, что подумаю и всё решу, и вам тоже скажу. Ладно?

Пот всё ещё струился по моему лбу, застилая глаза пеленой. Чувствовал себя выжатым как лимон, пропущенный через мясорубку. А тут ещё и этот разговор… Чёрт, да отстанут от меня все или нет⁈ Дайте хоть минуту тишины!

Старик Гуннар замолчал — смотрел на меня пустым, стеклянным взглядом… Видимо, смысл слов доходил до него с трудом, продираясь через его собственную боль. Тень пробежала по лицу мужчины — тень зарождающегося раздражения, глубокой обиды и разочарования. Мужик подавил её — мелко кивнул, опустил глаза, пряча от меня.

— Ладно. Ладно, — пробормотал Гуннар. — Ты прав. Чего это я… навязываюсь. Сам лучше реши…

Вены на висках мастера вздулись, желваки ходуном ходили под кожей, голос едва заметно дрожал — видеть старого кузнеца в таком состоянии сложно. Трудно не поддаться эмоциям, не наобещать с три короба, просто чтобы успокоить чувство вины — но я устоял. Это слишком серьёзное решение, чтобы принимать его вот так, из жалости.

Просто сидел и ждал, что будет дальше.

— Ладно… — ещё раз тихо повторил Гуннар, кивнув самому себе.

А затем неловко развернулся и, ссутулившись, пошёл прочь, растворяясь во мраке казармы.

— СМЕНА-А-А! —визгливый голос Крысолова разрезал тишину.

Под потолком вспыхнула первая масляная лампа, разгоняя тени — послышались шаги, скрип кроватей. Гудение просыпающегося муравейника стало громче.

Окрик Ганса подстегнул меня — прямо сейчас придётся давать ответ. Конечно, в идеале стоило бы не торопиться — пойти в «Горнило», осмотреться, прощупать почву. Понять, как там всё устроено, какие задачи, какие возможности, и только потом, воспользовавшись анализом Системы и собственными мозгами, решить — нужен кто-то ещё или нет.

В голову закралась мысль поступить именно так — отложить решение. Сказать: «Я не готов» — наверное, никто ничего не скажет. Ну, может, мужики опять начнут косо смотреть, расстроятся, будут шептаться… Ну и ладно — плевать. Главное — дело, остальное — шум.