Когда вытирал тарелку последним куском хлеба, в дверь деликатно постучали.

Вошел молодой парень-слуга, сгибаясь под тяжестью вороха одежды.

— Ваше… то есть, мастер Кай. Это вам.

Разложил на кровати мои старые вещи, пахнущие мылом.

Рядом легли вещи, которых у Кая не было и быть не могло.

Белоснежная рубашка из тонкого льна с широкими рукавами, штаны из мягкой, но прочной черной шерсти, кожаный жилет, украшенный тиснением, с серебряными пряжками. И, что самое невероятное — длинный камзол темно-синего цвета, подбитый мехом, с высоким воротником. Одежда дворянина или очень богатого мастера, не иначе.

Провел рукой по ткани — гладкая и теплая.

— Желаете отдать ваши вещи в стирку, мастер? — слуга замер в полупоклоне, не смея поднять глаз.

Я скосил взгляд на свою рубаху — пятна сажи, разводы пота, запах серы и сгоревших надежд. От неё несло так, что можно мух сбивать на подлете.

— Да. Выйди на минуту. Переоденусь и отдам тебе в коридоре.

Парнишка испарился так быстро, словно я пригрозил ему смертной казнью.

Оставшись один, снова провел рукой по бархату камзола — дорого и качественно. Одежда, которая говорит сама за себя: «Его трогать нельзя».

Но надевать сейчас было глупо — идти в купальню в парадном, чтобы замарать его грязным телом? Нет — решил пока натянуть старые, но чистые вещи от Гретты — те были ближе к телу и привычнее. А вот после, когда отмоют и умаслят… можно и облачиться по полной программе, чтобы предстать перед Торгримом во всем, так сказать, блеске.

Стоило подумать о купальне, как сердце снова сбилось с ритма.

Спокойно, Казанова. Дыши ровнее.

Подошел к местному зеркалу — мутному куску полированной стали — в отражении на меня смотрел жилистый пацан с глазами дяди Димы, спасателя из Москвы.

— Держи ухо востро, — шепнул своему отражению. — Это может быть не простая служанка. Если девушка хочет встречи, это не ради романтики с четырнадцатилетним кузнецом.

Быстро скинул пропотевшую одежду, натянул свежую рубаху Гретты. Парадный комплект сгреб в охапку.

Открыл дверь и вынырнул в коридор.

Слуга материализовался из тени, бесшумно принял грязное белье и исчез в глубине коридора.

А рядом, подпирая плечом каменную кладку, стоял Гровер — мужик хмур, как крепостная башня. Брови сошлись на переносице в сплошную линию, но я уже научился читать это лицо: никакой личной неприязни — просто у смотрителя такое лицо — лицо человека, который видел слишком много дерьма в своей жизни.

— Добрый вечер, Гровер.

— Мастер, — короткий кивок.

Мужик отлип от стены.

— Готовы отправиться в купальни? — спросил низким голосом. Интонация была такой, словно тот спрашивал, готов ли я к визиту в сортир. Никаких подмигиваний или намеков — просто работа.

— Да, жду с нетерпением, — ответил, стараясь звучать небрежно, но голос дрогнул.

Гровер молча развернулся и зашагал прочь, а я двинулся следом.

В этот раз заставлял себя запоминать каждый поворот. Спуск по широкой лестнице, развилка у статуи гаргульи, левый поворот в узкий проем, винтовой коридор, где эхо шагов звучало как удары молота, и снова прямой коридор, освещенный редкими лампами.

Наконец, вышли в Гостевой Зал.

Просторное помещение с высокими потолками встретило прохладой и запахом благовоний, но я не смотрел на интерьер.

Она стояла в полутени, у дальней колонны. Свет от масляной лампы едва касался фигуры, выхватывая из темноты каскад черных волос.

Я замер.

Кожа девушки была не просто темной — даже самые черные африканцы показались бы рядом с ней белыми, и в этом бархатном черном цвете вспыхивал таинственный фиолетовый отлив, словно таинственная незнакомка была выточена из драгоценного камня.

Она была одета в простое платье из темно-синего шелка, которое струилось по телу, подчеркивая каждый изгиб, но ничего не открывая. Голова была чуть склонена в покорном ожидании, но сама поза — прямая спина, расправленные плечи — говорила о гордости и скрытой силе.

Сердце, до этого готовое выпрыгнуть из груди, вдруг замедлило ритм — волнение ушло, сменившись любопытством и настороженностью.

Гровер остановился рядом.

— Мастер Кай, — голос мужика звучал ровно. — Далее Кларисса сопроводит вас в купальню. Когда закончите, вернусь и провожу вас в покои господина Торгрима.

Скосил на смотрителя глаза и перехватил быстрый взгляд — в нем не было уважения, скорее оценка. Вдруг понял — для него я не Мастер, а везучий пацан, случайно попавший в жернова большой политики, и Гровер, похоже, ставил на то, что меня перемелют в муку быстрее, чем успею чихнуть.

А может, это просто паранойя играет со мной в прятки.

Мужик коротко поклонился, развернулся и вышел, захлопнув дверь.

Тишина навалилась внезапно, и мы остались вдвоем — я и темнокожая загадка, которую, как оказалось, звали Кларисса.

Я сделал несколько шагов вперед, приближаясь к Клариссе, как к алтарю неведомого божества. Египетская богиня смерти? Возможно. Она стояла в тени неподвижно, лишь глаза сверкали, как далекие сигнальные огни в ночной пустыне, следя за каждым движением.

Остановился в трех метрах, не решаясь подойти ближе. Теперь мог мог разглядеть лицо.

Как у точеной статуэтки — высокие скулы, прямой нос с чуть расширенными крыльями, и кожа, которая вблизи казалась не черной, а насыщенного цвета перезревшей сливы. Пухлые губы оставались неподвижны, но в огромных глазах цвета расплавленного золота застыла улыбка.

Молчание сгущалось, становилось вязким и сладким, как мед. Дыхание перехватило — похоже на те секунды перед прыжком с парашютом, когда стоишь у открытого люка, и бездна манит тебя.

— Аш-Шариб… — тихо произнесла Кларисса.

Голос был низким и глубоким, с природной хрипотцой. Не той, что от табака, а той, что бывает у пантеры, когда та мурлычет перед тем, как перекусить горло. Томный, чувственный звук, от которого по спине побежали мурашки.

Хотелось отшутиться, бросить что-то дерзкое, чтобы сбить пафос, но слова застряли в горле комом. Чувствовал себя школьником, забывшим урок — любая фраза казалась глупой и неуместной, поэтому молчал.

Кларисса двинулась ко мне — походка была плавной и текучей. Девушка шла не как служанка, а как дикая царица, снисходящая до подданного. Руки, унизанные тонкими серебряными браслетами, были сложены на животе — она знала себе цену, и она была высока.

— Вы… — начал и запнулся. К черту этикет. Я не мальчик, чтобы играть в реверансы. — Ты… хотела меня видеть? Зачем?

Гормоны орали «Вперед!», но разум, закаленный пожарами, требовал осторожности — нужно понять её мотивы, прежде чем лезть в омут.

Девушка остановилась, продолжая изучать меня взглядом, который проникал под кожу.

— А ты? — спросила тихо, в голосе зазвучали игривые нотки. — Разве ты сам не искал встречи со мной, Кузнец?

В интонации читался не просто флирт, а хищный интерес — играла со мной, как кошка с мышкой, но мышка пока не понимала правил игры.

Я опустил голову, не в силах сдержать улыбку. Кларисса знала, куда бить и била с точностью снайпера.

— Я искал, да… — вырвалось с глупой усмешкой.

Ответ прозвучал двусмысленно, и мы оба это понимали — да, искал встречи, чтобы использовать её как почтового голубя, но была и вторая причина — та самая, что сейчас заставляла сердце биться в горле. Кларисса манила, и скрывать это от такой женщины было так же бесполезно, как прятать солнце в кармане.

— Я искал встречи, чтобы передать послание Барону, но теперь…

Запнулся, подыскивая слово. «Неактуально» звучало бы слишком необычно для этого мира.

— Теперь необходимость отпала, — закончила за меня девушка, легко читая мысли. — Барон сам почтил вас визитом и даровал право личной аудиенции. Я знаю.

В голосе звучала осведомленность.

Кларисса снова двинулась, плавно обходя меня по кругу — чувствовал взгляд, скользящий по спине, затылку и плечам. Что у неё на уме? Решительно неясно.