Бесполезное оружие, потраченное время и смерть всех, кого пытался защитить.

Откинулся на спинку табурета, глядя в темноту ниши.

Ядро зверя — это запасной вариант, рабочий, но рискованный — нужно держать в уме, но не ставить на него всё.

А вот «Сосуд Пустоты» с коллективной волей…

Если теория Архивариуса верна, такое ядро будет нести не «печать» одного существа, а общее намерение множества людей — намерение защитить, уничтожить, выжить — может, именно это и нужно против Скверны?

Мысль была соблазнительной, но я заставил себя остыть — слишком много «если» и неизвестных.

Нужны факты, эксперименты и практика.

Встал с табурета, закрыл ставню, отсекая снежный поток, и направился обратно в комнату.

Голова гудела от усталости и переизбытка информации. Нужно отдохнуть — завтра предстояло много работы.

Вернувшись, стянул рубаху и рухнул на кровать. Перина приняла тело с мягким вздохом, а одеяло укутало, как кокон.

Темнота была полной — лампа давно погасла, а окна здесь нет.

Усталость навалилась свинцовой плитой, но разум отказывался успокаиваться. Мысли продолжали крутиться, выстраиваясь в списки, планы и задачи.

Завтра нужно объявить мастерам об изменениях в подходе. Рассказать о теории «Сосуда Пустоты» хотя бы в общих чертах, посмотреть на реакцию.

Нужно добиться разрешения на выход в Нижний город и найти Слепую Риту, поговорить с ней — узнать практическую сторону вопроса.

Нужно получить доступ к ядрам духовных зверей. Просканировать, понять, могут ли они служить запасным вариантом.

Замер, почувствовав, как в голове что-то щёлкнуло.

Торгрим.

А что, если у Торгрима камня нет? Что, если «Губка Эфира» — такая же редкость, как метеоритное железо, и добыть её сейчас невозможно?

Тогда придётся искать другие пути. Может, Слепая Рита знает альтернативы?

Перевернулся на бок, зарываясь лицом в подушку.

Мысли окончательно потеряли связность, превращаясь в обрывки образов.

Огонь, наковальня. Кристалл, пульсирующий багровым светом. Глаза Клариссы, золотые и насмешливые. Лицо Торгрима, искажённое тенями. Ульф, улыбающийся детской улыбкой…

Я провалился в сон.

Кузня была огромной — не той нормальной «Адской Кузней», которую знал — с тридцатью горнами, выстроенными рядами, с гулом и грохотом. Эта кузня была неправильной.

Потолок уходил в темноту, теряясь в клубах чёрного дыма. Горны стояли бесконечными рядами, уходящими во все стороны — сотни или тысячи, и каждый полыхал огнём, но огонь был странным — не жёлто-оранжевым, а багровым, почти чёрным на кончиках языков пламени.

И мёртвая тишина, хотя логика подсказывала, что такое количество горнов должно гудеть, как рой потревоженных шершней.

Я стоял в тени, у одного из каменных столбов, подпирающих невидимый потолок. В правой руке что-то было — опустил взгляд и увидел кнут.

Длинный и плетёный, с металлическими наконечниками на каждом хвосте. Такой же, какой носил бригадир Бык, когда наказывал нерадивых кузнецов.

Почему он у меня? Откуда?

Не успел додумать мысль — из темноты раздался голос.

— Я — потомок великого кузнеца!

Знакомый голос — хриплый и полный отчаяния.

Мастер Гуннар стоял у одного из горнов, в центре огромного пустого пространства — силуэт старика казался маленьким и жалким на фоне бесконечных рядов наковален, которыми никто не пользовался.

— Чтобы стать таким же, как он, я пойду на всё! — кричал мастер, задрав голову. — Слышите⁈ НА ВСЁ!

Голос старика отражался от невидимых стен, множился, разбивался на эхо.

Я сделал шаг вперёд, выходя из тени. Пол под ногами был горячим — камень раскалился от жара бесчисленных горнов, но не чувствовал боли — только давление и тяжесть.

— Мастер Гуннар, — позвал старика.

Но голос не вышел — губы шевелились, горло напрягалось, однако ни звука.

Мужик обернулся, и я вздрогнул.

Лицо было искажённым — черты плыли, как отражение в воде, глаза горели багровым огнём, что и горны, из бороды сочилась пена, как у бешеного пса.

— А, это ты, — прошипел старик, в голосе было презрение. — Ничтожество. Щенок, возомнивший себя кузнецом.

Я попытался заговорить — и снова провал, только немое шевеление губ.

Гуннар сделал шаг ко мне, потом ещё один. Его силуэт рос, вытягивался, словно кто-то растягивал мужика на дыбе.

— Спаситель мира! — выплюнул мужчина с издёвкой. — Избранный! Аш-Шариб!

Последнее слово прозвучало как проклятие.

— Ты — никто. Жалкий подмастерье, который украл мою жизнь, мой талант и судьбу!

Я отступил на шаг, не понимая, что происходит. Кнут в руке вдруг стал невыносимо тяжёлым, словно отлитым из свинца. Хотел бросить его, но пальцы не слушались, намертво вцепившись в рукоять.

Гуннар остановился, развернулся и пошёл обратно к горну. Движения стали странно ритмичными, как у марионетки на верёвочках.

— Я — сын Торвальда! — провозгласил старик, воздев руки к потолку. — Истинный огненный кузнец! И докажу это!

Мастер занёс правую руку над горном. Багровое пламя взметнулось навстречу, словно почуяв добычу.

Я понял, что сейчас произойдёт.

Рванулся вперёд — ноги двигались медленно, как в патоке. Кнут тянул к земле, якорем привязывая к месту.

— Мастер Гуннар! — беззвучно закричал.

Но он уже опустил руку в огонь.

На мгновение ничего не произошло, а потом пламя взметнулось вверх, охватывая руку, плечо и всё тело старика. Не обычный огонь — тот не жёг, а пожирал, превращая плоть в чёрный пепел, который тут же развеивался.

Старик стоял, охваченный пламенем, смотрел на меня и улыбался — в глазах читалось торжество.

— Видишь? — прошептал мужчина голосом, который не должен был слышаться сквозь рёв огня. — Вот что значит быть истинным кузнецом. А ты…

Мастер не договорил — пламя взвилось выше, поглощая лицо, и на мгновение увидел под обугленной кожей чёрную, бездонную пустоту.

— Мастер Гуннар! — бросил кнут, швырнув прочь, и побежал.

Ноги отказывались слушаться — шаг, ещё шаг. Горящая фигура становилась всё ближе, или я становился всё дальше? Пространство искажалось, растягивалось и сжималось.

Споткнулся обо что-то невидимое и рухнул на раскалённый камень. Руки обожгло — боль пронзила от ладоней до локтей.

— Жалкое зрелище.

Женский голос.

Поднял глаза и увидел над собой Клариссу.

Девушка стояла, глядя на меня сверху вниз — обнажённая, с телом цвета угля, по которому бежали светящиеся узоры татуировок. Золотые глаза горели насмешкой.

— Аш-Шариб, — произнесла она, растягивая слово. — Пьющий Ветер — вот он, наш спаситель. Лежит в грязи и не может подняться.

Я дёрнулся, пытаясь встать — тело не слушалось, всё онемело, словно был парализован.

Кларисса склонилась надо мной — от неё пахло цветами и гарью, губы изогнулись в улыбке.

— Ты думал, что особенный? — шепнула мне. — Думал, что можешь что-то изменить? Ты — просто игрушка, мальчик. Игрушка в руках тех, кто сильнее.

Выпрямилась и засмеялась — смех был мелодичным, но в нём звучало что-то жуткое — будто колокольчики, звучащие не в унисон.

Рванулся всем телом, пытаясь пошевелить хоть чем-то, паника захлестнула — первобытный ужас беспомощности.

Двигайся! ДВИГАЙСЯ!

Пальцы дрогнули, рука напряглась.

Мир раскололся.

Я проснулся рывком.

Тело подбросило на кровати, как от удара — руки судорожно хватанули пустоту, ища опору. Сердце колотилось в груди, как бешеный молот, отдаваясь пульсацией в висках.

Темнота. Тишина и запах дыма.

Нет, не дыма — гари.

Рывком сел на краю кровати, пытаясь сориентироваться. Глаза постепенно привыкали к темноте, выхватывая знакомые очертания: стол, дверь.

Моя комната, я в безопасности. Но запах… Откуда запах гари?

Опустил взгляд вниз и замер.

Одеяло тлело прямо там, где секунду назад лежали мои руки. Тонкие струйки дыма поднимались от ткани, а под ними проступали багровые пятна — не огонь, но жар, достаточный, чтобы прожечь шерсть.