Опять пауза. Голос гиганта дрогнул — видимо, монстру было физически больно это произносить.

— Он смог найти решение, до которого мы не додумались.

— Я так и думал, — холодно бросил Ульрих. — Для чего, по-твоему, вообще привел его сюда? Продолжай.

Брандт дернулся, облизнул сухие губы, сглотнул обиду и продолжил.

Мужик пересказывал мои идеи, но делал это так, как умеют только карьеристы — где-то был точен, где-то привирал, где-то путался, пытаясь выставить всё так, будто эти мысли давно витали в воздухе, а пацан просто удачно их сформулировал.

Когда начинал нести откровенную чушь про свойства «Ядра», в разговор осторожно вклинивалась Серафина, поправляя мягким, но твердым голосом. Гюнтер пару раз кашлянул, уточняя технические детали про дамаск.

Барон слушал молча. Лишь изредка тяжелая голова скупо кивала, давая понять, что информация принята.

Я стоял в стороне, прислонившись к холодной стене — моего слова никто не ждал. Да оно и не нужно — механизм запущен — идеи, рожденные в голове, стали общим достоянием, ресурсом, который теперь будут делить большие дяди.

Видел, как Брандт пытается перехватить инициативу.

— Мы найдем мастера для ритуала, Ульрих! Лично отберу кандидатов! — гремел мужик. — Возглавлю ковку со узорчатой сталью! Проверим каждый вариант!

Оружейник хотел быть главным — видимо хотел, чтобы в летописях (если выживем) было написано его имя, а меня стремился задвинуть в дальний угол, превратить в безликого консультанта.

Что ж… Честно говоря, было плевать.

Пусть забирает все — командует, орет и надувает щеки перед камерами, которых в этом мире нет. Нужно только одно: чтобы проклятая «Звездная Кровь» была создана, чтобы провинция выжила, и чтобы меня оставили в покое, дав возможность спокойно практиковать и ковать.

Я не герой с плаката, а простой спасатель — если мою работу припишет себе ржавый психопат, но при этом спасет тысячи жизней — переживу.

Главное, чтобы получилось.

Брандт распалялся всё больше, мерил шагами комнату, размахивал руками и с пеной у рта расписывал перспективы. Теперь, когда был план, тот продавал его Барону как собственное прозрение. Каждая минута речи гиганта была пропитана надеждой: «Мы сделаем! У нас есть варианты! Мы спасемся!»

Барон оставался неподвижен, только мощная грудь медленно вздымалась и опадала, колыша седую бороду.

И вдруг комнату расколол голос.

— ХВАТИТ.

Брандт поперхнулся словом и замер с открытым ртом. Тишина рухнула на нас

Ульрих медленно обвел взглядом каждого из присутствующих — в глазах не было гнева, только пустота.

— Никчемные… — тихо проронил фон Штейн. — Бездари.

Барон шагнул к столу, провел пальцем по дереву.

— Вы извели горы металла — сожгли состояние. И что осталось? Крысиные крохи.

Мужчина поднял тяжелый взгляд на Брандта.

— Больше не будет метеоритного железа — горы кишат тварями. Больше не будет руды — шахты уничтожены, а Клан Торгрима зализывает раны в норах. Источник иссяк.

Голос фон Штейна стал жестче.

— Вы корпите здесь месяц — лучшие условия, любые реагенты, и не родили ничего, кроме шлака. А потом приходит этот мальчишка… — палец, похожий на ствол пистолета, указал на меня. — И с порога выдает смелое решение…

Мужчина резко повернулся к Ржавому Бесу — взгляд ударил оружейника сильнее, чем кузнечный молот. Брандт пошатнулся, лицо поплыло, губы затряслись.

— И ты… хочешь возглавить эту работу? Чтобы что?

Барон навис над ним.

— Чтобы снова всё засрать? Чтобы добить последние крохи надежды своим тщеславием?

Повисла зловещая пауза. Брандт сжался, став меньше раза в два.

— Где те славные оружейники прошлого? — с горечью выдохнул Ульрих, и впервые его дыхание сбилось, выдавая колоссальное напряжение. — Великие магистры, которыми гордился Каменный Предел… Все вымерли или сбежали в теплые края. Остались только ВЫ.

Мужчина плюнул на пол, не скрывая презрения.

— «Найдем мастера стадии Пробуждения»… Где⁈ Где вы, идиоты, найдете его здесь? Провинция пуста.

Мужчина снова посмотрел на меня — на долю секунды взгляд смягчился. Барон коротко кивнул — не как слуге, а как солдату, выполнившему долг.

— Кажется, другого пути нет… — голос Ульриха стал глухим и обреченным. — Вы остаетесь здесь. Пробуйте узорчатую сталь. Пробуйте этот ваш «порошок», о котором говорил парень. Делайте что угодно, но не смейте трогать последние слитки для ритуала без моего приказа.

Фон Штейн развернулся к дневному свету, что лился из одной из ниш, глядя на заснеженные пики, где уже собиралась тьма.

— А я отправлюсь в Столицу — лично найду мастера: наемника, фанатика или смертника — плевать. Привезу того, кто согласится сделать сплав ради золота или славы.

Мужчина замолчал, словно разговаривая с собой или с призраками предков.

— И да помогут мне Духи, чтобы я успел вернуться, иначе возвращаться будет некуда — здесь всё сгинет вместе с вами.

Горечь в голосе была такой густой, что свело зубы — смотрел на эту мощную фигуру, согнутую под плитой ответственности, и…

Сделал шаг вперед, сам не заметив как.

— Барон.

Черт возьми, да что со мной не так⁈ Почему не могу просто заткнуться и отсидеться в углу? Почему каждый раз, когда здравый смысл орет «молчи!», язык выписывает путевку в ад?

Ульрих резко обернулся — во взгляде плескался яд нетерпения.

— Да⁈ — рявкнул тот.

— А если… — я запнулся, чувствуя перекрестье взглядов. — А если попробовать прорваться на стадию Пробуждения?

Обвел глазами мастеров.

— Имею в виду того, кто ближе всех к порогу.

Глаза людей в комнате забегали. Серафина побледнела, Гюнтер отвел взгляд — никого не радовала перспектива стать добровольцем для смертельного эксперимента, даже с призрачной страховкой в виде кристалла.

Повисла тишина. Казалось, слышно, как скрипят шестеренки в головах. Даже Барон замер, опустив взгляд, и на секунду показалось, что мужчина взвешивает вариант.

Но потом тот тряхнул головой.

— Невозможно, — отрезал фон Штейн.

Голос звучал глухо и устало.

— Духовный Барьер — это не стена из досок, которую можно пробить с разбегу. Практики десятилетиями бьются о него лбом. Большинство сдыхает, так и не увидев света Пробуждения. А ты говоришь — неделя?

Ульрих горько усмехнулся.

— Мальчик, ты веришь в сказки — для твоего возраста это нормально. Но здесь… Не давай ложных надежд ни себе, ни другим. Меня ты этим только насмешишь, а смеяться сейчас совсем не хочется.

Но как же Торгрим?

Старый каменный лис говорил о прорыве как о чем-то реальном! Пусть дорогом, пусть опасном, но реальном. Неужели старик врал в лицо, чтобы поиздеваться? Или дед знает что-то, чего не знает даже Барон?

Внутри всё сопротивлялось приговору Ульриха, но перечить было глупо.

Повисла пауза. Крысы в тупике начали сдаваться, ложась кверху брюхом.

— Моё решение окончательно, — тихо произнес Барон, собираясь уходить. — Я еду в Столицу, а вы…

— УЛЬРИХ, НЕ НАДО! — крик Брандта разорвал тишину.

Гигант бросился вперед.

— Не ставь на нас клеймо! Не унижай еще больше перед этими выскочками из Королевской Кузни! Дай нам шанс! Один шанс доказать, что мы не пустое место!

Мужик чуть ли не дрожал, голос срывался. Перед бароном стоял не злобный надсмотрщик, а старый друг, умоляющий не бросать его в беде.

— Ты знаешь, чем это чревато! — хрипел Брандт. — Они сожрут тебя и провинцию, пока будешь искать мастера! Поймут, что ты слаб!!

Фон Штейн замер, смотрел на Брандта пустым взглядом, потом снова обвел глазами зал, вглядываясь в наши лица, ища там хоть тень надежды.

Затем взгляд мужчины задержался на мне. Долго и пристально смотрел, словно взвешивая мою душу.

— Хорошо, — наконец выдохнул Ульрих.

Брандт выдохнул в ответ, на лице расцветала надежда.

— Только ТЫ, — толстый палец указал прямо мне в грудь. Барон глядел очень жестко. — Ты займешься этим.