Тем не менее, ящики с рудой Диего не оставил, а смог, после того как глорхи доели свою добычу и покинули место расправы над несчастным отрядом, потом перенести в своё укрытие. А спрятался он в тайном месте, где последние разы проходили встречи четверых товарищей — Лестера, Мильтена, Горна и самого Диего. Там он и оставался до встречи с Везунчиком, не решаясь в одиночку продолжать путь, да и сомневаясь в необходимости такого риска. Скорее всего, если бы не состоялась эта чудесная встреча, Диего бы в ходе последовательных вылазок разведал обстановку в окрестностях, выяснил бы, что остальная часть экспедиции погибла, дождался удачного момента и сбежал из долины рудников. Однако так всё вышло для него даже намного лучше — лорд Гаронд, не без намёков Мильтена, конечно, вынужден был признать, что Диего заслужил амнистию. А за ящиками с рудой отправили небольшой отряд из замка. Как и подмогу другим экспедициям, которые, несмотря на тяжёлое положение, смогли выжить и хоть что-то добыть. Однако радоваться успехам не приходилось — результаты были ниже необходимого минимума.
Лорд Гаронд, конечно, нахмурился, когда Мильтен попросил официальное разрешение на уход для доклада в монастырь. В его глазах читалось не столько недовольство, сколько досада — словно он терял последнюю связь с цивилизованным миром, с орденом, который, казалось, уже забыл о них. Но маг был убедителен, ссылаясь на прямой приказ магистров: доложить обстановку, как только станет ясно, какова ситуация с добычей руды и в целом каково положение в долине рудников. А ясно стало как раз сейчас, после вылазок, проведённых Вершителем. Пока долина кишит орками, а в небесах парят драконы, ни о какой регулярной добыче не может быть и речи. Их миссия зашла в тупик, и требовалось иное решение. Гаронд, солдат до мозга костей, понимал это. Его кивок был тяжёл, как камень. Единственное, что он спросил у Мильтена, было, есть ли у мага возможность безопасно покинуть долину или потребуется помощь. Когда чародей показал ему руну, он лишь бросил на неё беглый взгляд, сказал:
— Ты хорошо послужил здесь королю и Инносу, мастер Сальварес. Позволь, попросить тебя о последней услуге — если посланник не доберётся до лорда Хагена, то сделай это за него. А теперь, данной мне эмиссаром Его Величества Робара Второго, лордом Хагеном, властью, я освобождаю тебя от обязанностей мага при авангарде. Ступай. Я надеюсь, мы ещё встретимся в более приятных обстоятельствах.
Мильтен, конечно, согласился продублировать при необходимости послание, но не мгновения не сомневался, что Вершитель справится. После того, что он видел своими глазами, он был уверен в том, что этот человек избран самим Инносом. Если с чем-то не справится он, то значит, это было в принципе невозможно.
Воспоминания о прошедших событиях невольно проносились в голове Мильтена, сконцентрировавшегося на насыщении руны своей магической силой. В другой момент они бы отвлекли его, но сейчас задача была довольно простой — заклинание не требовало от него ничего, кроме вливания магической силы, всё остальное было заложено в самой руне. Любой другой бы уже отступил, признав тщетность попыток, но какое-то детское желание доказать свою силу не давало молодому мастеру отступить. «Лишь бы всё не напрасно», — промелькнула последняя мысль перед тем, как магия где-то с десятой попытки наконец-то нашла слабину в сопротивлении горного массива, и руна телепортации в руках Мильтена стала формировать устойчивую конструкцию. Чародей надеялся, что задание Ксардаса — этот долг, вырванный клятвой в самый отчаянный момент, — действительно поможет, а не станет последней ошибкой в цепи роковых решений. Энергия вырвалась на свободу, найдя среди помех дорогу до опорной точки заклинания, и мир сжался, превратившись в ураган из искрящегося синего света. Его вырвало из реальности, вывернуло наизнанку. Каменное плато, орочьи крики внизу, свист ветра — всё спуталось, исчезло в оглушительном вихре. Осталось лишь ощущение падения в никуда, пронизанное ледяным холодом и горьким послевкусием предательства, которое предательством не было, но, несмотря на все доводы разума, чувствовалось именно так. Он оставил своих братьев по ордену Инноса в окружении орков, сам направляясь в безопасное пристанище монастыря.
Мир уплывал из-под ног, переворачивался и сжимался в одну оглушающую, тошнотворную точку. Каменистая почва плато сменилась ровными плитами перед монументальными монастырскими воротами, но ощущение падения не прекращалось. Мильтен рухнул на четвереньки, его тело выгнулось в судорожном спазме. Горло сжалось, из глаз брызнули слезы. Изнутри выворачивало пустоту — тот скудный паек из черствого хлеба и вяленой рыбы, что он сунул в себя на рассвете, давно перегорел в топке магии и стресса.
Перед глазами плясали черные пятна, но сквозь них он увидел знакомые, начищенные до блеска сапоги и подол короткой красной робы послушника. Медленно, с трудом подняв голову, он встретился взглядом с Педро. Тот стоял, сложив руки на груди, и на его лице расцветала ядовитая, самодовольная ухмылка. Та самая, что Мильтен запомнил с первого дня своего унизительного появления здесь, когда послушник имел наглость перечить мастеру третьей ступени посвящения.
«Ну что, маг огня? — словно говорила эта ухмылка. — Опять в грязи?»
Ярость, горячая и мгновенная, ударила в виски. Рука сама потянулась к руне огненного шторма, как-то незаметно ставшей его любимой. Сжечь. Сжечь нахального щенка дотла, чтобы даже пепла не осталось. Но, к счастью, пальцы, нащупавшие в потайном кармане широкого рукава руну, смогли дать лишь слабый, едва теплящийся отклик магии, оставшейся в его истощенной сложнейшим телепортом душе. Он был пуст, как высохший колодец. Даже высечь искру магии сейчас было ему не по силам.
Стиснув зубы, сквозь которые с напором выходил выдыхаемый воздух, наполнивший его лёгкие ещё в долине рудников, Мильтен прошипел короткую молитву Инносу. Не искренний порыв веры, а отчаянную команду самому себе, попытку зацепиться за что-то твёрдое, что вернёт ему уверенность и рассудок. Краем сознания он понимал, что сейчас в нём говорит не его истинная злоба, а измождение и озлобленность, какая бывает у загнанного зверя. Ему срочно нужно было прийти в себя и вернуть человечность. И здесь, в тени священных стен, где воздух был густ от древней магии, это сработало. Молитва стала якорем. Медленно, с хрустом в суставах, он поднялся, отряхивая пыль запачканной мантии. Каждый мускул кричал от боли, но всеми силами Мильтен держался.
— Открой дверь, — голос его прозвучал хрипло, но уже твердо.
Педро даже бровью не повел. Его ухмылка лишь стала шире.
— У каждого мага и послушника, имеющего право выхода, есть личный ключ, выданный мастером Гораксом. Мои обязанности не включают в себя услуги привратника для всех подряд. Особенно для тех, кто является в таком… сомнительном и неподобающем виде.
В этот миг Мильтен понял две вещи. Во-первых, ключ, массивный и увесистый, он сознательно оставил в своей келье, не желая таскать с собой лишний груз в долгом и опасном пути. Глупость, за которую теперь приходилось платить унижением. Во-вторых, он больше не может этого терпеть. Ни насмешек, ни проволочек, ни этой затхлой монастырской бюрократии, стоящей на пути куда более важных вещей.
— Ты сам выбрал свою участь. У меня есть кое-что получше, — ответил Мильтен, и засунул руку в походную сумку. Его пальцы нащупывали не ключ, и даже не края рунных камней, а шершавую поверхность старого пергамента. Свиток, данный Ксардасом.
Момент настал. Не колеблясь больше, Мильтен, уже твёрже стоявший на ногах и чувствующий восстанавливающуюся циркуляцию магической силы в своём измождённом теле, развернул свиток. Знаки на нём загорелись тусклым багровым светом. Мильтен прошептал активирующее слово, и свиток рассыпался в прах у него в пальцах, разлетаясь на ветру. Никаких следов не осталось. Педро успел лишь бросить удивлённый взгляд на чародея.
Струйка энергии, невидимая глазу, но ощутимая кожей как леденящий сквозняк, рванулась к Педро. Послушник вздрогнул, словно от удара током. Его глаза закатились, оставив видимыми лишь белки, а все мышцы лица затрепетали в немой судороге. Он застыл, вытянувшись в струнку, слюна тонкой ниткой потекла из уголка рта.
