Мысли прервало шуршание в кустах. Мильтен замер, привычно рукой сжимая руну огненного шара. Он стал предпочитать её огненной стреле, которая хоть и могла быть быстрее, часто не наносила противнику достаточного урона. Достигнув большего мастерства и осознав пару ошибок в построении образов заклятья, Мильтен уже после гибели наставника смог продвинуться вперёд, и научился не только направлять полёт огненного шара, но и раздувать его до нужной величины после отправки в свободный полёт. Это откровение пришло к нему после схватки с мракорисом, когда уже после он прокручивал в голове разные варианты действий. Последней каплей стала битва с обезумившими послушниками братства Спящего. Способ поражать нескольких противников был нужен Мильтену как воздух, от этого зависело его выживание. И когда он всё же догнал отряд генерала Ли и магов воды, он отдал удивлённому Риордану таинственное кольцо с аквамарином, и рискнул обратиться за советом. Риордан направил его к Мердариону, и тот буквально за десять минут расставил всё по местам — указал на те мелочи в конструкции, которые Мильтен не замечал, считая просто стабилизирующими. И так оно и было, но ведь достаточно было их дестабилизировать, чтобы огонь увеличился в размерах. Этот эффект в конце концов, молодой маг и научился контролировать, не допуская раньше времени взрыва. К тому же выросший магический резерв, за счёт времени проведённого в медитации, из-за изготовления сложнейшего свитка изгнания нежити, и из-за успешной конфронтации с демоном, позволял не жалеть сил, и напитывать огненный шар за доли секунды, полностью заменяя тем самым огненную стрелу.

На этот раз чутье не подвело бывшего охотника. Из зарослей на поляну у дороги выскочили два падальщика, их перья были взъерошены, глаза дикими от ужаса. За ними, разрывая землю когтями, гналась стая волков. Один из падальщиков, совсем обезумев, рванул прямо на Мильтена, а второй сначала бежал чуть в сторону, но затем, увидев человека, почему-то сменил направление, решив атаковать того, кто казался слабее хищников. Глупость дорого обходится тем, кто не способен вовремя оценить ситуацию. Мильтен не стал ждать, пока клювы и когти вопьются в него. Едва первый падальщик оказался в нескольких шагах, он выпустил огненный шар. Сгусток плазмы, раздувшийся до невероятных размеров, охватил обеих птиц, не оставив от них даже обугленных костей — лишь горящие ошмётки разметало по поляне, даже зацепив ими волков. Взрыв оглушительно прогремел в утренней тишине, эхо покатилось по лесу. Волки, ослеплённые вспышкой, напуганные огнём и грохотом, в панике бросили оставшуюся добычу и скрылись в чаще. В другую сторону сбежали остатки стаи падальщиков, никто из которых больше и не думал бросаться на мага.

Тишина вернулась, нарушаемая лишь треском догорающих веток. Мильтен стоял, глядя на дымящееся пятно на земле. Вспомнились дни юности, когда он, простой парень из пригорода, охотился в этих лесах с самодельным луком. Тогда убийство даже падальщика было достижением, а встреча с волком, не то, что со статей — смертельной опасностью. Теперь же он одним движением руки испепелил двух крупных птиц и обратил в бегство хищников. Силы, о которых он тогда не смел и мечтать, теперь были его частью. Но стала ли жизнь от этого проще? Вряд ли. Страх сменился ответственностью, а наивность — грузом воспоминаний.

Снова двинувшись в путь, он погрузился в раздумья. Дорога вела его вверх, к монастырю, но прежде ему встретилась небольшая часовня, стоявшая на развилке. Она была сложена из серого камня, к входу вёл ряд ступеней. Над крышей возвышался большой купол, который поддерживали четыре колонны с желобками, наверху кончающиеся упирающимися в перекрытия капителями. Место было ухоженным, чувствовалась забота — каменная кладка не имела трещин, рядом с огромной каменной статуей держащего двуручный меч палладина, стояла скамейка, позволявшая путникам перевести дух и помолиться. Очень похожая часовня, только посвящённая Аданосу, была в городе Хоринисе.

Под куполом, но у самых ступеней, молился маг в красной мантии. Невысокий, худощавый, но крепкий, с сединой в волосах и внимательными глазами, которые сразу поднялись на Мильтена, когда тот подошёл и остановился. Взгляд был настороженным, изучающим. Маг явно знал всех своих на острове, а незнакомец в мантии мага вызывал подозрения.

— Мир тебе, брат, — произнёс Мильтен, останавливаясь на почтительном расстоянии.

— И тебе мир, — ответил маг, не опуская рук. — Я Исгарот. Не припоминаю тебя среди братии.

— Я не из местных. Меня зовут Мильтен. Был учеником магистра Корристо в… в колонии.

Исгарот нахмурился, его брови поползли вверх.

— Был учеником? Почему был? — спросил он, и в его голосе прозвучала тревога.

Мильтен опустил взгляд, собираясь с духом. Говорить об этом было всё ещё больно, но скрывать ещё хуже.

— Потому что магистр Корристо мёртв. Все остальные маги огня, бывшие в Минентале мертвы. Их убили… незадолго до падения барьера.

Лицо Исгарота побледнело. Он сделал шаг вперед.

— Убиты? Все?.. Но как?.. А как ты…? — он не находил слов и зачастил с вопросами, не успевая их доформулировать.

— Я выжил чудом. И так долго шёл сюда, потому что должен был сначала… — голос Мильтена дрогнул, но он заставил себя продолжать, — я не мог оставить их тела гнить в том проклятом замке. Я предал их огню. Как положено.

Наступила тяжёлая пауза. Исгарот смотрел на него с новым выражением — прежняя настороженность сменилась скорбью и уважением.

— Ты отдал им последний долг. Это… похвально. — Он тяжело вздохнул. — Тогда мы помолимся не просто так. Помолимся за упокой их душ. Вместе. Иннос примет нашу молитву.

Мильтен молча кивнул, с облегчением принимая предложение. Он встал рядом с Исгаротом перед статуей, символизирующей боевую ипостась Инноса. Они начали молитву. Исгарот вёл её, но порой делал паузы, будто ожидая, что Мильтен продолжит. Вероятно, хотел убедиться, что незнакомец, действительно, из ордена, а не является самозванцем, втирающимся в доверие. Мильтен не подвёл — слова молитв, заученные когда-то под строгим надзором Корристо, сами лились с его уст. Они прошли едва ли не весь молитвенник, от простых обращений до сложных гимнов, посвящённых деяниям Инноса.

С каждой произнесённой строфой Мильтен чувствовал, как тяжесть на душе понемногу ослабевает. Он едва ли не физически ощущал исходящую от часовни силу — тихую и умиротворённую, но явственную, подобную теплому свету, окутывающему душу. Это было иначе, чем грубая и почти хаотичная мощь магической руды, которая будто замороженный в горной породе взрыв только и ждала выхода. Нет, здесь была упорядоченная, чистая энергия благословенного камня — редкого кристалла, в котором сила земли преломлялась и усиливалась верой, превращая часовню в подобие алтаря под открытым небом. В колонии не было ничего подобного — магические барьеры блокировали не только физический выход, но и эту тонкую связь с божественным. Заряженные реликвии теряли силу при пересечении барьера, а новые зарядить было невозможно. Маги жили под куполом в долине рудников в духовной изоляции, и лишь теперь Мильтен по-настоящему понимал, чего был лишён.

Он вспомнил каменный круг в горах — место, где когда-то ощутил проблеск древней силы, скрытой в глубине скал. Тогда это было смутное, почти инстинктивное чувство охватывающей всё существо мощи, будто бы он на мгновения сам становился богом. Здесь же благословление Инноса было мягким, не вызывающим эйфорию, но успокаивающим, структурирующим мысли. Плечи сами расправились, дыхание стало глубже, а муть в голове, оставшаяся после ночных кошмаров и видений, наконец, окончательно рассеялась.

Исгарот, закончив молитву, обернулся к нему. На его лице была лёгкая улыбка — печальная, но искренняя.

— Ты впервые по-настоящему ощутил святое место, верно? — спросил он. — Вижу по твоим глазам. Иннос не оставляет своих детей, даже если они долго были вдали от Его света. Нужно лишь не забывать обращаться к Нему.