Мильтен с трудом восстановил дыхание и успокоился. Короткая стычка измотала — не каждый день смотришь в глаза смерти. По какой-то странной традиции эта часть пути на болота всегда изобиловала приключениями. Здесь он когда-то впервые столкнулся с гоблинами, здесь он сам однажды был в теле хищника, загонявшего жертву. Теперь, почти в том же месте он победил самого опасного хищника в мире. Конечно, победа была несколько омрачена тем, что он не смог взять трофей, однако он уже давно не был охотником, а магу огня рог мракориса мог пригодиться разве что в качестве алхимического ингредиента. Впрочем, он не припоминал таких рецептов, так что расстройство было недолгим. Гораздо больше беспокоила мысль, что мракорисы никогда по своей воле не выходят днём на охоту. Если что-то довело до безумия столь могущественное создание, то это не предвещало ничего хорошего. На мгновение, он задумался о том, чтобы повернуть назад. Маги примут его и без информации о происходящем в секте. А сейчас он мог ещё успеть присоединиться к войску генерала Ли и вместе с ними в безопасности покинуть долину рудников. Что тянуло его в эти мрачные топи, полные гигантских болотных червей? Что он надеялся там увидеть? Однако совесть не позволяла ему повернуть. Если не из чувства долга, если не из-за исходившей от бывшего Братства Спящего угрозы, то хотя бы ради того, чтобы узнать о судьбе двух женщин, не без его участия оказавшихся в своё время у лидера сектантов, он должен был проделать этот путь. Он знал, что ничего им не должен, и что останься они у Гомеза, их судьбы была бы почти наверняка хуже. Они могли умереть ещё до падения барьера, или же их ждала судьба тех девушек из гарема баронов, которых изнасиловали и убили дорвавшиеся до женщин после смерти Гомеза стражники. Их участь была ужасна, и Мильтен сожалел, что вообще решил зайти в особняк рудных баронов. Расправа произошла, по-видимому, уже после падения барьера, так что убрать тела никто уже не озаботился. Увиденное едва ли позволит молодому магу спокойно спать по ночам, даже когда эта чёртова головная боль, усилившаяся после падения барьера, наконец, утихнет. После этого он осознал, какие звери таились среди каторжан, и как важна была дисциплина, которую поддерживали рудные бароны. При всех их недостатках и пороках, при них в лагере был хотя бы какой-то закон и порядок. Даже трупы магов огня, которых тоже оставили гнить прямо в бывшей обители, не произвели на него такого жуткого впечатления. Они были его друзьями и в каком-то смысле даже семьёй, но всё же погибли быстро, и как подобает воинам — от меча.
Молодой священнослужитель всегда отличался упорством, порой переходящим в упрямство, и сейчас, несмотря на все знаки судьбы, просто кричащие о смертельной опасности затеянной вылазки, всё же продолжил начатый путь. Одного мракориса было недостаточно, чтобы заставить его отступить от намеченного. Явись сейчас перед ним сам Иннос и скажи, что он должен повернуть, Мильтен мог и его послать к Белиару. В конце концов, он имел законное право быть в обиде на своего бога, не защитившего своих верных последователей. Но Иннос бы никогда не явился. Он вообще никогда не являлся, присутствуя в жизни людей лишь посредством магии и благословений. Возможно, глас Инноса был доступен избранным, но Мильтен знал, что он никогда не будет достоин стать чемпионом бога огня и света. Слишком темны были его тайны, слишком крива его дорожка в орден. Хотя кто он такой, чтобы решать каков должен быть проводник божественной воли? Может быть, Иннос ничем не лучше своего сводного брата, предпочитающего мерзавцев и негодяев. Может быть, Инносу и вовсе нужен палач, а не праведник.
Оставшийся путь прошёл на удивление спокойно. Несколько остервеневших шершней, стайка падальщиков, заплутавший кротокрыс. В общем, ничего такого, что могло вызывать проблемы. Все животные были напуганы и атаковали бездумно, будто надеясь на избавление от страданий. Ворота Болотного лагеря, от которых начиналась гать, оказались без охраны. Раньше на страже всегда стояла пара матёрых воинов с отполированными до блеска двуручными мечами. Неподалёку от ворот можно было обычно встретить первых послушников и даже гуру, вокруг которых собирались ученики. Сейчас же везде было запустение, а в ближайшем жилище, выдолбленном в стволе огромного дерева, лежал окровавленный труп. Мильтен подошёл поближе и убедился, что послушник погиб недавно. Судя по позе, он убил себя сам, выдавив собственные глаза пальцами. Какую же боль и степень отчаяния должен был ощущать несчастный, если дошёл до такого? Шутки кончились, в секте происходило что-то кошмарное, настолько, что даже все ужасы и горы трупов в Старом лагере, и обезумевший мракорис по дороге могли оказаться лёгкой разминкой перед тем, что ждало в храме Братства. Мильтен никогда не сходился в бою с гуру, кроме небольшой стычки с Юберионом. Но, если остальные лидеры секты были хотя бы вполовину так сильны, как был их предводитель, то у одного мага огня, тем более не владевшего даже всем набором рун третьего круга, не было ни единого шанса в бою с ними. Это, если не считать стражей Братства, мечи которых были, пожалуй, даже опаснее.
Голова вновь стала раскалываться, и Мильтен отогнал от себя боль уже ставшей привычным за последние полдня способом — отсекая внешнее воздействие демона. Несмотря на все старания, мысли всё равно путались, будто он приближался к эпицентру, от которого распространялось тлетворное воздействие. Он попытался удержать фокус на своей миссии, вновь вспомнив события последнего дня, с момента его разговора со Шрамом и до выхода из лагеря. Эта часть суток была самой сложной из-за ментального давления, которое он на себе непрерывно испытывал. И из-за обилия трупов. Ему хотелось забыть всё как страшный сон, но усилием воли он заставил себя вспомнить. Затем, чтобы не забывать для чего он здесь. Чтобы помнить, что будет, если тьма победит.
Ещё будучи в замке Старого лагеря, он подготовился к походу. В арсенале появились новые заклинания, которые достались по наследству от убитых магов круга. Конечно, их тела ограбили до его прихода, вынеся из обители все ценности, но всё же представление о ценном сильно разнилось у простых головорезов-стражников и обученного мага. К счастью алхимическая лаборатория почти не пострадала, хотя было и совсем не до неё. Но, что-то подсказывало, что он ещё вернётся в это место. Почти не было дела грабителям и до блёклых рунных камней, совсем не похожих на магическую руду. Они догадывались, что это что-то магическое и потому большинство рун всё же пропали, но специально их не искали. До того, как Мильтен придал огню тела товарищей, а заодно и сваленные в кучу во дворе тела остальных убитых, он старательно обыскал их на предмет ценностей. От наставника ему досталась малая руна исцеления, зажатая в его окоченевшей руке. На ладони были видны следы ножа, которым кто-то пытался расцепить во всех смыслах мёртвую хватку Корристо, однако приз, по-видимому, был сочтён не стоящим усилий, и руна так и осталась в руке. Вторая рука Корристо была разрублена на куски, и пальцы отсечены напрочь — тот, кто извлекал другую, видимо, гораздо более ценную руну совсем не церемонился. С трудом и отвращением, стараясь не смотреть на искаженное предсмертной болью и трупным окоченением лицо наставника, бывший ученик закончил начатое неизвестным мародёром, в тайне надеясь, что позарившийся на имущество магов негодяй уже тоже валяется в куче трупов. К сожалению, насчёт самого убийцы такой надежды не было. На месте осталась и руна огненного шторма из потайного кармана в рукаве Драго. Другой же руны не было — видимо он использовал её во время нападения на обитель, и, как и почти все остальные руны она оказалась украдена. Полученное заклинание принадлежало к четвёртому кругу, но небольшой эксперимент показал, что в случае нужды Мильтен уже способен ей воспользоваться. Истинный огненный шторм отличался от малого тем, что огонь с помощью этого заклятья мог призываться с разных мест пространства, а не только из рук колдующего. Магистры огня могли призывать огненные потоки хоть прямо из земли или вырывать части построек, превращая окружающее пространство в гигантский плавильный цех, в котором неистово вращались потоки плазмы, магмы и горящих предметов. В исполнении Мильтена пока до настоящего шторма было далеко, но мощь исходящей из задуманного места струи огня сожгла гору трупов за считанные секунды. Недостатком было то, что столь же быстро эта волшба сжигала и запасы его магических сил, так что для постоянного применения пока не подходила. В другой ситуации он всё равно наверняка испытывал бы гордость по этому поводу, но на этот раз в его голове было место лишь печали, скорби, а большую часть времени защищавшему от безумия безразличию. Не потому ли он так рвался в болотное логово сектантов, что просто хотел умереть? Эта мысль не раз приходила ему в голову, но он отгонял её, словно назойливую муху. Он шёл туда, потому что должен, и потому что так велит ему чутьё. А оно ещё ни разу не подводило, раз он до сих пор жив. Впрочем, никаких гарантий на будущее это не давало.
