Симбиот послушно передал пакет. Биоформа шевельнулась. Одна из её «лент» приподнялась и вяло коснулась пола, как щупальце. Затем в воздухе прошла более сложная последовательность вспышек.

«Ответ: „сведения о локальном ядре зафиксированы. Ветка взаимодействия с носителем типа «Командир» уже существует в поле. Контекст: нестандартный, но не враждебный. Корона являлась орудием пытки и рабства. Её уничтожение — благоприятный фактор. Принятие временнóго союза: вероятно“».

Я выдохнул.

— Значит так, — сказал я вслух. — Добро пожаловать в наш маленький кружок самодеятельности. Сейчас мы попробуем освободить остальных ваших. А потом — вместе будем решать, как сделать так, чтобы этот корабль не убил ни нас, ни вас.

Биоформа слегка наклонила корпус — жест, который можно было счесть кивком.

«Добавление: „в обмен на помощь в восстановлении структуры поля носителя будут предоставлены знания о внутренних схемах узлов СОЛМО и навигационных контурах этого корабля“».

— По-моему, мы только что удачно прикупили консультационный пакет, — буркнул Баха.

— И не за кредиты, — согласился я. — Ладно, поехали дальше. Кира, ты с новым другом останься, следи за общим фоном. Как только кто-то из освобождённых начинает вести себя нестабильно — сразу орёшь. Баха, на меня. Будем по очереди вскрывать короны. Симбиот, готовь шаблон протокола, чтобы каждый раз не проламывать чужую сеть головой.

«Формирую универсальный контур, — ответил мой пассажир. — Предупреждение: с каждой новой интеграцией общая нагрузка на симбиотический комплекс носителя возрастает».

— Ничего, — усмехнулся я. — Ты у меня крепкий. Не в первый раз границы возможностей расширяем.

Процесс вскрытия корон оказался… рутиной. Страшной, нервной, рискованной, но всё равно рутиной. Пятый раз — легче, чем первый. Десятый — проще, чем пятый. К двенадцатому рука уже почти не дрожала.

Мы работали как бригада хирургов под обстрелом.

Сначала подключение симбиотов к очередной короне. Изоляция техномодуля. Отковыривание его от поля носителя, как клеща. Переброска минимального питания в симбиотический комплекс пленника. Пульсация. Ждём.

Кто-то из АВАК приходил в себя быстро, кто-то поднимался медленно. Один вообще не выжил — ткань его тела просто рассыпалась в серую крошку, когда корона была отключена. Симбиот сухо констатировал: «слишком поздно, структуры необратимо деградировали».

Кира выматерилась тогда так, что даже я впечатлился.

— Ему пофиг, — глухо сказала она, когда я посмотрел на неё. — Он слишком давно был мёртв, чтобы его жалеть. Я просто… ненавижу, когда какая-то железяка считает, что имеет право так долго издеваться над живым.

— Запоздалое милосердие — тоже милосердие, — тихо ответил Баха.

К концу работы в зале уже не было статичных платформ с неподвижными телами. Вместо этого по кругу стояли — и плавно колыхались — двенадцать активных биоформ АВАК. Ещё трое оставались в тяжёлом состоянии, их симбиоты едва держали структуру. Остальные — либо умерли при вскрытии, либо оказались полностью выжженными внутри.

Но и этого было много. Очень много. Общий фон поля симбиотов изменился. Ощутимо.

Если раньше корабль чувствовался как огромная, холодная туша с редкими всполохами остаточной активности, то теперь по нему, как по сухой степи, пошли первые порывы жара. Живое поле, множество связанных между собой узлов. И я — в центре этого клубка, как паук в паутине. Или муравей в муравейнике, хрен его знает.

Симбиот комментировал:

«Общий потенциал союзных симбиотических структур вырос на три порядка. При наличии координации возможно локальное подавление большинства периферийных узлов СОЛМО, оставшихся на корабле».

— Вот, — сказал я, оглядывая зал. — Теперь это выглядит как нормальная банда для захвата вражеского корабля. Не в обиду вам, ребята.

Один из АВАК — тот, которого мы освободили первым, условно «старший» — развернулся ко мне.

«Сообщение: „часть симбиотических структур группы носителя «Заг» фиксируется нами в обобщённом поле. Они нестабильны, но тенденция — к восстановлению. Ваш союзник жив“».

— Это прямая речь, или ты мне решил настроение поднять? — машинально спросил я.

Симбиот вывел отдельное окно:

«Мониторинг состояния комплекса „Заг“: жизненные показатели носителя остаются в коматозном диапазоне, но деградация остановлена. Параметры симбиота: рост активности на двадцать процентов от исходного повреждённого уровня. Формирование новых структур оболочки».

— Он зарубцовывается, — перевёл Баха. — Смотри, командир.

Я и сам уже чувствовал.

Когда мы только положили кокон Зага на спину инженера, поле от него шло рваное, как дыхание умирающего. Сейчас оно стало ровнее. Появился ритм. Симбиот Зага, обмазавшийся обломками собственной брони и корабельного материала, начинал выстраивать что-то вроде временной «скорлупы».

— Если мы подключим к нему часть поля АВАК… — начал было Баха.

— Не смей, — оборвал я. — Пока мы не знаем, как это на него подействует, никаких экспериментов. Нам живой друг нужен, а не новая форма жизни на стыке всего со всем.

Старший АВАК тихо вспыхнул:

«Уточнение: „симбиотический комплекс «Заг» уже взаимодействовал с нашими структурными паттернами. Его поля адаптированы к нашим частотам на базовом уровне. При контролируемом подключении возможно ускорение восстановления“».

— Видишь? — Кира ткнула локтем мне в бок. — Даже они говорят, что можно.

— Они ещё скажут, что можно выкинуть меня в открытый космос «для оптимизации поля», — проворчал я. — Симбиот?

Тот ответил не сразу.

«Теоретически возможен мягкий обмен энерго-информационными пакетами между комплексом „Заг“ и союзными узлами АВАК. При этом риск непредсказуемой модификации структуры носителя существует, но оценивается как умеренный. Вероятность ускоренного восстановления — высокая».

Я помолчал.

— Ладно, — буркнул я. — Но так: вы даёте ему только фон. Тёплое одеялко, никакого прямого вмешательства. Любая попытка переписать его структуру — и я лично сброшу этот корабль в ближайшую звезду вместе с вами. Дошло?

Старший АВАК вспыхнул короткой, сухой волной.

«Принято. Ограниченный обмен. Без переписывания. Мы не заинтересованы в потере носителя, который может договариваться с ядрами».

— Тогда действуйте, — кивнул я.

Несколько биоформ одновременно развернулись к «корзине» за спиной Бахи. Их полупрозрачные структуры вспыхнули мягким, ровным светом. По залу прошла волна — не ударная, нет, скорее, как лёгкое, едва ощутимое дуновение тёплого ветра.

Поле вокруг кокона Зага отозвалось.

Там, где раньше фон бился хаотично, появились стабильные «островки». Симбиот Зага словно перестал тратить все силы исключительно на то, чтобы не развалиться, и начал аккуратно вкладывать часть ресурсов в восстановление носителя.

Симбиот у меня в голове удовлетворённо буркнул:

«Параметры комплекса „Заг“: стабилизация достигнута. Вероятность выхода из критического состояния при наличии дальнейшей поддержки значительно возросла».

Я почувствовал, как что-то сжалось в груди — и отпустило.

— Держись, старик, — тихо сказал я, глядя на кокон. — Лежи там, отдыхай. А мы пока займёмся нашей новой игрушкой.

— Командир, — Кира тронула меня за плечо. — Раз у нас теперь есть маленький оркестр из АВАК… пора, наверное, переходить к главному? К захвату управления?

— Пора, — согласился я. — Так, господа бывшие рабы и нынешние временные союзники, — обратился я к биоформам, — рассказывайте. Где у этого корыта лежат руль и педали? И как сделать так, чтобы остатки СОЛМО не устроили полёт в стену при первой попытке их потрогать?

Ответ пришёл сразу, многоголосый, но сведённый в один поток.

«Структуры управления распределены. Основные узлы: навигационные хабы в передней части корпуса, силовой контур в области управляющего центра, сенсорные петли по периферийным сегментам. Сейчас они работают в деградированном режиме. Координация отсутствует. Возможно создать поверх их импровизированный управляющий слой из наших и ваших симбиотических комплексов».